В «болотном процессе» за четыре месяца было допрошено 8 потерпевших и свидетелей обвинения. Это — сотрудники московского ОМОНа, 2-го оперативного полка ГУ МВД Москвы, а также полковник Дмитрий Дейниченко, который 6 мая 2012 года, будучи замруководителя управления охраны общественного порядка московского главка, фактически руководил действиями сотрудников полиции.

А в процессе над еще одним «узником Болотной» — Михаилом Косенко, дело которого выделено в отдельное производство, было допрошено четыре сотрудника полиции. Один из них — потерпевший, омоновец Казьмин, который в ходе допроса не узнал в Косенко своего обидчика.

Что в принципе смущает в этих допросах… Казалось бы, свидетели и особенно потерпевшие должны хорошо помнить этот тяжелый для них день. Но большинство предпочитает ссылаться на плохую память, поясняя, что они регулярно работают на таких мероприятиях, часто задерживают граждан, — и потому все как-то в голове перепуталось.

Тогда возникает вопрос: если это было рядовое мероприятие, ничем, по мнению полицейских, не выделявшееся из ряда себе подобных, если задержанные на Болотной площади в их памяти сливаются с чередой других участников разнообразных митингов, то почему именно в этом случае омоновцы оказались особо потерпевшими, испытавшими глубокий шок от синяков, ссадин и порезов на пальце?

Их допросы в суде проходят по стандартной схеме. Потерпевшие и свидетели, воспоминания которых обогащены просмотром видеозаписей событий 6 мая на следственных действиях и их пересказом следователями, рассказывают одну и ту же историю — практически шаблонную. Приехали тогда-то, стояли там-то, потом поступил приказ задерживать. А потом — смеркалось, и все закончилось.

Но как только вопросы начинают задавать адвокаты, они начинают проговариваться — по фрагментам, деталями. Из этих отдельно брошенных фраз мы и попытались воссоздать картину происшедшего 6 мая глазами потерпевших и свидетелей обвинения.

Маршрут и прорыв

Герман Литвинов, командир отделения ОМОНа: «Мы стояли на площади (Болотной. —Ю. П.), в 16.00 заработали машины громкой связи (здесь и далее выделено мною.— Ю. П.). Цепочка (из сотрудников полиции и внутренних войск.— Ю. П.) с Малого Каменного моста до угла сквера стала двигаться, толпа напирала. Произошел прорыв, человек 200 вырвалось, поступил приказ задерживать агрессивных».

Это — очень важное свидетельство. Получается, что в четыре часа дня, еще перед началом сидячей забастовки, устроенной манифестантами, и до прорыва полиция с использованием спецсредств (машины громкой связи) попыталась каким-то образом изменить сценарий проведения согласованного (маршрут и время) мероприятия и направить шествие по внезапно измененному маршруту. То есть — сквер имени Репина в согласованном маршруте был, но оказался перекрыт, и демонстрантов стали загонять в узкое горлышко на Болотной набережной. Именно эти «громкие» команды отразились и на поведении цепочки сотрудников ВВ и МВД, упершись в которую, люди в конце концов начали садиться на асфальт.

Александр Гоголев, полицейский 3-й роты 3-го взвода 2-го оперполка: «6 мая прибыли на Болотную около трех часов. Мы были в группе задержания, старшим был прапорщик Виноградов. Приступили к задержаниям в начале шестого после прорыва оцепления. Толпа двинулась в сторону Большого Каменного моста, прорвалось человек 100—150, была команда задерживать активных, которые выкрикивали антиправительственные лозунги: «Это наш город!», «Долой полицейское государство!», «Путин—лыжи—Магадан!»

Боец ОМОНа Иван Круглов. «6 мая был на службе. На Болотной площади сначала находились в автомобиле — до команды командира выдвигаться, потом нас построили, был еще один инструктаж, по соблюдению охраны порядка. Нам сказали вежливо обращаться с гражданами, не поддаваться на провокации. Потом пришла команда разделиться по пять человек и задерживать агрессивных лиц».

Таким образом, выясняется, что у всех сотрудников полиции, допрошенных в суде, было по два инструктажа. Один — перед заступлением на службу, второй — уже на Болотной площади, а также у кинотеатра «Ударник» (по свидетельству сотрудника 2-го оперативного полка Моисеева). До них была доведена информация о том, что проход в сквер имени Репина на Болотной площади закрыт или ограничен. Хотя в согласованном маршруте об этом не говорилось.

На вопрос адвоката Макарова, не слышал ли от своих руководителей полицейский Моисеев, что сквер был закрыт с целью недопущения развертывания палаточного городка, тот ответил утвердительно. То есть маршрут продвижения был изменен потому, что кто-то опасался мифического штурма Кремля, но организаторы акции и ее участники об этом просто не знали.

Почему все сели

Практически никто из допрошенных на сегодняшний день потерпевших и свидетелей не помнит, где была сидячая забастовка и почему она началась. На вопрос, почему цепь из сотрудников полиции, перегораживающая проход к скверу имени Репина и к месту проведения митинга, была расположена именно у кинотеатра «Ударник», где и произошли основные события, не может ответить даже полковник Дейниченко, хотя он-то был обязан это знать. По свидетельству всех омоновцев, именно после того, как шествие уперлось в эту цепочку, и произошла сидячая забастовка, а уж затем провокация с участием «людей в масках», давка и так называемый «прорыв».

При этом ни один сотрудник полиции не может точно сказать, где же должно было проводиться разрешенное мероприятие, ни один омоновец не может пояснить, где заканчиваются границы Болотной площади, — им этого на инструктаже не объясняли.

«Я думаю, что это все было искусственно создано, чтобы люди не проходили на митинг и произошел прорыв. Но это мое личное мнение», — сказал на суде омоновец Литвинов.

Маски

«Маски проносятся замечательно, в любой части тела, в любых карманах, сумках, особенно в нижнем белье и в носках тоже, это на всякий случай. Если сотрудник полиции будет уличен в попустительстве и в ходе служебной проверки этот факт будет доказан, то он будет привлечен к ответственности», — уверенно говорил на суде Дейниченко.

Но никто из сотрудников полиции, включая руководителей, до сих пор не привлечен к ответственности, хотя маски, и, более того, газовые баллончики, и даже как минимум одна бутылка с зажигательной смесью на площади были. Кто те люди, что их пронесли?

Людей в масках видел иМоисеев: «Видел людей в темных одеждах, и у некоторых были маски разных расцветок». Омоновец Кувшинников рассказал суду, что они все-таки целенаправленно задерживали людей в масках. Но если эти провокаторы, согласно установке полицейского руководства, представляли особую общественную опасность, то почему их сегодня нет на скамье подсудимых?

В ходе процесса над Косенко Роман Пузиков — сотрудник ОМОН ЦСН ГУ МВД по Москве, сказал: «Поступила команда от полковника Белова разбиться на пятерки и задерживать лиц, которые буйно настроенные, с флагами, в масках и в медицинских повязках».

Омоновец Игорь Тарасов: «В момент ближе к четырем часам вечера я обратил внимание, что по сотрудникам ОМОНа, которые находились спиной ко мне, волна пошла, они взялись за руки, стали сдавать назад. Потом, вижу, прорвали цепочку, люди побежали, поступила команда приступить к задержанию. До этого Панов сказал нам задерживать только активных людей. Я задерживал гражданина в маске. На нас набежали граждане, мешали проводить задержание, больше всех бабушка одна мешала, цеплялась за бронежилет. И исчез он, потом его сотрудники вытащили уже. Подхожу к цепочке, чтобы самых активных задерживать, обратил внимание, что гражданин другой уже по телосложению, в черной маске с газовым баллончиком, подходит и в лицо солдату брызгает, солдат падает, я подбегаю, начинаю вытаскивать его с этой цепочки, потащили с еще одним сотрудником до «скорой». Задерживали людей в масках, я считаю, ты пришел на мирное шествие — и незачем скрывать лицо».

Но в итоге к административной ответственности были привлечены совсем другие лица — не те, кто в масках и с файерами, да и к уголовной, судя по всему, привлекают совсем других людей.

Поход на Кремль

Как рассказал омоновец Троерин, задерживали и за нецензурную брань. А вот почему задерживали тех, кто вследствие давки вывалился за оцепление, пояснил сотрудник полиции Александр Гоголев: «Они двигались в сторону Кремля, это за Большим Каменным мостом». На вопрос адвоката Клювганта, была ли у них теоретическая возможность до Кремля дойти, Гоголев твердо ответил — нет: «Там была цепь из сотрудников и стояла техника».

И все свидетели и пострадавшие как мантру повторяют одно и то же: люди собирались идти на Кремль. То есть именно к этому их готовили и именно так инструктировали?

При этом вовсе не инструктировали на предмет того, что считать противоправными лозунгами. Крики: «Мы здесь власть!», «Это наш город», — воспринимались как экстремистские. А, например, сотрудник ОМОНа Гоголев воспринял как оскорбление фразу «Путин—лыжи—Магадан».

Логика понятна — омоновец Емельянов: «Скандирование призывов к свержению, оскорбления, конечно, противозаконны. И вообще, командир решает, за что задерживать».

Откуда что взялось

Важны и показания о битве за металлические барьеры, развернувшиеся между митингующими и полицией. Никто в суде не может объяснить, откуда эти барьеры вообще взялись, но эту драгоценность отбивали с помощью дубинок. Омоновец Литвинов: «Мы стояли в цепочке. Граждане состыковали барьеры и стали двигаться на нас, чтобы нас вытеснить. Задерживать агрессивных было невозможно. Мы решили вырвать у них барьеры. Молодой человек в медицинской маске разбил бутылку о барьер, осколок повредил мне палец (у Литвинова порез пальца 1,5 см. — Ю. П.). Я обратился в «Скорую помощь».

На простой вопрос адвоката Макарова: «А чего вам эти барьеры дались?» — Литивинов объяснил: «Барьеры были травмоопасны. Приказа не было отбирать барьеры, но они могли нанести травмы нам и себе. Был момент, когда девушка попала между барьерами, еле успела выпрыгнуть». «Использовали ПР-73 (палки резиновые. — Ю. П.) при попытке отогнать граждан от барьеров. Били сверху вниз по касательной, скорее по рукам», — показал в суде Литвинов.

Омоновцы часто говорили о том, что в толпе был распылен газ, хотя практически никто из них не видел, кто его распылял. Когда адвокат Макаров раз за разом спрашивал про баллончики со слезоточивым газом, то этот вопрос либо под разными формулировками снимался судьей, либо омоновцы отвечали: «Не было при нас такого». Однако сотрудник 2-го ОПП Гоголев рассказал, что баллончики со слезоточивым газом им выдавали в числе прочих спецсредств.

Предварительные выводы

В общем, на Болотной была каша. Два инструктажа, которые провели для сотрудников полиции, так и не прояснили им ни границы согласованного мероприятия, ни каковы поводы для задержания. В итоге омоновцы действовали интуитивно, опираясь на собственные представления о законности. Кто из руководителей отдавал приказы и отдавал ли их вообще, не знает ни один из свидетелей — по крайней мере суду о том не говорит.

И уж совсем сложно понять, что из этих показаний может извлечь обвинение с точки зрения квалификации 212-й статьи УК «Массовые беспорядки». Никто из свидетелей не говорит ни о погромах, ни о поджогах, ни об уничтожении имущества, ни о вооруженном сопротивлении. Зато — честно рассказывают, что их готовили к тому, чтобы задерживать активных участников согласованного мероприятия за «неправильные» лозунги и плакаты. Какие правильные — никто не объяснил.

Также очевидно, что маршрут был изменен: об этом знали сотрудники полиции, однако не знали манифестанты.

И главное: где задержанные провокаторы в масках, о которых говорили бойцы ОМОНа, но которыми не интересуется следствие?

Пора запустить машину времени и вспомнить то, о чем рассказывала «Новая газета». Во время инструктажа сотрудников ОМОНа ориентировали пресекать попытки митингующих «пойти на Кремль» (см. № 40 «Новой» за 2013 год). Об этом же многие омоновцы говорили на предварительном следствии. Но почти никто из них тогда не слышал непосредственных призывов штурмовать Красную площадь. На суде произошло чудесное восстановление памяти.

Еще раньше (см. № 67 «Новой» за 2012 год), реконструируя события по видеозаписям, мы задавали вопрос: «Почему полиция опустила решетки металлического заграждения и начала штурм, превратившийся в побоище?» В судебном заседании мы получили ответ: это была спонтанная реакция омоновцев, растерявшихся и не получивших четкого приказа.

Получается, что черновик обвинительного заключения был написан еще до того, как люди вышли на площадь. И омоновские статисты в суде пока не могут нас в этом разубедить.

Юлия ПОЛУХИНА

P.S. Благодарим «Комитет 6 мая» за помощь в подготовке материала.

В режиме исключения

Как трактовать слова президента о возможности амнистии по «болотному делу»

На Валдайском форуме, отвечая на вопрос одного из лидеров РПР-ПАРНАС Владимира Рыжкова о том, возможна ли амнистия для фигурантов «болотного дела», президент Владимир Путин сказал:

— Можно ли посмотреть на то, чтобы в данном случае использовать право амнистии? Я этого не исключаю. Но отношение к делу должно быть самым серьезным. Я не исключаю, но надо дать возможность просто довести все необходимые процедуры до логического юридического завершения.

Политически такое высказывание президента можно оценивать по-разному, но вот с юридической стороны оно, увы, несодержательно.

Во-первых, президент обладает правом помилования, амнистию же объявляет Государственная дума — так что формально мнение Владимира Путина здесь никакой роли не играет.

Во-вторых, из слов президента можно сделать вывод о том, что «болотных узников» нельзя амнистировать, пока не завершатся «необходимые процедуры» — то есть суд и следствие. Но это не так. Применение амнистии никак не связано с вопросом о виновности или невиновности человека, это просто акт гуманизма со стороны государства. Соответственно, амнистировать, то есть прекратить уголовное преследование, можно и осужденного, и подсудимого, и обвиняемого. И если, например, фигуранты «болотного процесса» попадут под амнистию в честь 20-летия Конституции, которое будет отмечаться в декабре этого года, то их могут освободить и из колонии, и в зале суда, и из-под домашнего ареста.

Но тогда придется прекратить и «болотное дело», а такого сценария, видимо, никто и не собирается предусматривать. То есть, скорее всего, президент говорил об амнистии для «узников Болотной» в умозрительном, общеполитическом ключе в рамках панельных дискуссий, не затрагивая механику реального их освобождения уже в декабре.

Тем не менее любое высказывание президента — это сигнал. Мы попросили экспертов его расшифровать.

Николай СВАНИДЗЕ, член Совета по правам человека при президенте РФ:

— Путин сказал, что амнистия не исключена, как, например, и его очередное президентство. Не исключено, что и мы с вами пойдем в президенты, теоретически, правда? Это абсолютно корректный и формальный ответ, который не значит вообще ничего. Юридически амнистия возможна? Да, возможна. Ну вот и все. Пока это значит для меня одно: в ходе встречи Путина с членами СПЧ ни Сергею Пашину, ни Лизе Глинке, ни мне президент на прямой вопрос об амнистии не ответил. Более того, он вообще ничего не сказал на эту тему. Я думаю, что он будет ждать приговора. Его настрой очень жесткий. И если для нас это повод подумать, то для суда — прямое указание.

А потом уже президент будет смотреть и думать, что делать уже с осужденными. То, что я сказал на встрече с президентом: что массовых беспорядков не было, а была давка и агрессивная работа полиции, — я могу повторить и на суде.

Вячеслав ТЕТЕКИН, депутат Госдумы, фракция КПРФ, соавтор законопроекта об амнистии:

— Мне кажется, что у президента нет никакого желания рассматривать вопрос об амнистии. Его вынуждали ответить, но желания он не проявлял. В ситуации с Фарбером, например, он выразился четко: «Вопиющий случай».

Речь должна идти даже не об амнистии, а о восстановлении справедливости. Ведь, говоря об амнистии, президент подразумевает, что люди виновны. И это — некий сигнал судьям, мол, президент не возражает против обвинительного приговора.

В Госдуме могут обсуждать что угодно, но такие решения принимаются в администрации президента. Так что вопрос в том, готова ли администрация сойти с репрессивного пути?

Виолетта ВОЛКОВА, адвокат Сергея Удальцова:

— Не надо забывать, например, Сергея Удальцова обвиняют не только по «делу 6 мая», но и в подготовке каких-то беспорядков осенью 2012 года. И, например, ему амнистия не сможет гарантировать свободу, как и Леониду Развожаеву.

А про девушек из «Пусси Райот» могут и вовсе забыть, это ведь, формально, не политическое дело, как и дело Навального. Их амнистия их может и не коснуться. Значит, их нужно прописывать отдельно. А тогда как же Даниил Константинов, Таисия Осипова? И многие другие?

Вадим КЛЮВГАНТ, адвокат Николая Кавказского:

— С юридической точки зрения, нет ни технических, ни содержательных проблем в том, чтобы амнистировать фигурантов «болотного дела». Но только если есть реальная воля. Вспомним недавнюю «экономическую» амнистию. Разговоров тогда тоже много было, но все закончилось, по сути, ничем.

Как способ наиболее быстрого освобождения амнистия годится вполне. Сейчас первоочередная задача: чтобы люди не были в тюрьме, где они сидят второй год. А дальше уже по существу все равно предстоит разбираться и ставить все точки над i: кто на самом деле виноват и в чем? Кто провокатор, а кто жертва провокации?

Мария БАРОНОВА, обвиняемая в «призывах к массовым беспорядкам»:

— Я приветствую идею амнистии, спасибо большое тем депутатам, которые уже в апреле подали этот законопроект. Очень жалко, что эта мысль не посещала Координационный совет оппозиции до сегодняшнего дня. Я не верю в последнее время ни во что, и поэтому не могу сказать, будет амнистия или нет, но, с моей точки зрения, амнистия — это единственный путь для всех выйти из этой истории с минимально приличным лицом. Мы оказались разменной картой для Кремля, чтобы наказать случайных людей, а потом показать, что если случайные люди сядут, то лидеры оппозиции, за которыми пошли случайные люди, им не помогут.