В 2006 году в станице Георгиевской (Ставропольский край) был обнаружен труп местной жительницы. Осмотр места происшествия показал, что старушку убивали – сначала по голове вафельницей, затем ножом. В кухне, на месте преступления, были следы пьяного застолья.

Баба Шура, как ее звали соседи, жила одна, любила выпить, и местные алкаши этим пользовались. То ли круг подозреваемых был широк, то ли убийца был искусен, но следствие топталось на месте аж четыре года, и только в 2010-ом определилось с подозреваемым. Им оказался Сергей Гребенюков, проживающий в городе Георгиевске. Вышли на него не случайно: как раз в этом, 2010 году, он засветился двумя драками, причем одна из них была с милиционерами, в результате его осудили «за насилие, не опасное для жизни и здоровья в отношении инспектора ППС». Но отправиться отбывать срок он еще не успел, сидел, тепленький, в следственном изоляторе, в одном здании с отделом ОВД… Стали проверять его на возможную причастность к этому, четырехлетней давности убийству… Выяснилось: он квартировал у этой бабы Шуры, правда, за пять месяцев до ее убийства съехал, перебрался вместе с женой в районный центр Георгиевск.

Подозреваемый написал явку с повинной. «Царица доказательств», отпечатки его пальцев на кухонной посуде убитой, плюс проверка на полиграфе стали главными составляющими дела, которое вел следователь Георгиевского МСО Георгий Келасов.

Еще в ходе следствия, а потом и на суде, обвиняемый от своей вины открестился, сказав, что явку с повинной написал под давлением. Своим родственникам, на свидании, описал тех, кто выбивал признания - у одного милиционера рука была в гипсе, он этим гипсом бил его по голове. Сотрудница ОВД, испытывающая его на полиграфе, так задавала вопросы, что он даже не вздрагивал, а подпрыгивал от каждого окрика. Отпечатки на посуде были старые - ведь он там раньше жил с семьей, на этой кухне они готовили!

Почему-то не был проведен следственный эксперимент с выездом на место происшествия, не была назначена генетическая экспертиза биологических следов, найденных на одежде убитой и на ручке вафельницы…

Что касается мотива убийства, то ни следователя, ни прокурора, ни судью, похоже, такая мелочь вообще не интересовала. За что? С каких щей приехал из районного центра, где жил, к бабке, у которой пять месяцев назад снимал квартиру? Чтобы просто выпить? А потом, на почве внезапно вспыхнувших «неприязненных отношений», зверски убить? А может, с целью ограбления? У бабки, говорят свидетели, пропала куртка и слуховой аппарат. Почему следователь не поинтересовался, куда они делись? И где нож, которым убивал? Видел ли кто-нибудь его в этот день в станице?

На суде выяснилось поразительная вещь, которая, впрочем, не оказала никакого влияния на судью и прокурора – подсудимый не мог самолично написать явку с повинной!

Он ни одного дня не учился в школе! Ее попросту не было в таежном иркутском поселке, где прошло его детство. Читать по слогам он научился сам, а вот с письмом были проблемы. Писал, как слышал, без пропусков между словами… Каракули его, сохранившиеся в деле, производят сильное впечатление, ясней ясного, что не может их автор оформить письменно ни одну логическую мысль.

• Вы диктовали ему текст явки с повинной? - спрашивала оперативника адвокат Сергея на суде.

• Не диктовал, а направлял, – отвечал оперативник.

У Сергея и справка была о легкой степени дебильности, хотя, последняя, можно предположить, была не врожденной, а приобретенной – вследствие невежественности и социальной неадаптированности. Зато все свидетели в суде утверждали, что он добрый, непьющий, работящий. Добрый! А как же две драки, за которые был осужден? Да, с олигофренами бывает. Сергей случайно оказался в том месте, где проходила милицейская облава, был скручен, стал отбиваться. Вот и получил.

Руководитель ООО, в котором он трудился разнорабочим, дал ему прекрасную характеристику. И пресвитер георгиевской Церкви евангелистских христиан вспомнил только хорошее: прихожанин Сергей участвовал в ремонте церкви, помогал и в других работах…

А теперь главное: у Сергея было алиби. Шесть человек подтвердили и на следствии, и в суде, что Гребенюков находился во время убийства совсем в другом месте, а именно - у себя дома. Это его родители и сестра, гражданская жена, жена брата, мать гражданской жены. В приговоре судьи Георгиевского городского суда Романа Соловьева они обозначены как близкие родственники, «заинтересованные в исходе дела». Потому суд и отверг их показания. А вот показания свидетелей обвинения – а они все до единого были милиционерами, утверждавшими, что никаких недозволенных действий по отношению к подозреваемому не применяли, суд учел. Решил, что они-то в исходе дела заинтересованы не были.

Гребенюкова посадили. За умышленное убийство. На десять лет. Судебная коллегия Ставропольского краевого суда не увидела в решении Георгиевского суда причин для его отмены.

Свидетелей же, подтверждающих его алиби, обвинили в даче ложных показаний. И хотя все шестеро на суде были единодушны, дела возбудили против пятерых. Пятеро из выше перечисленных родственников-свойственников проживали на одной жилплощади с Сергеем, а шестая – мать гражданской жены - в другом месте. Она заглянула в домик этим пятерым ближе к вечеру и тоже, как и остальные пятеро, подтвердила в суде, что Сергей был во время ее визита в доме, среди других родственников. Она-то и избежала ответственности. Одно из этих пяти дел дошло-таки до суда. В суде обвиняемая вину не признала, твердила, что на следствии и в суде говорила чистую правду: Сергей Гребенюков действительно в этот день никого не убивал, а сидел дома, вместе с другими домочадцами смотрел индийское кино по телевизору… Доплелись даже до прения сторон, адвокат требовал оправдания.

Судье не позавидуешь: с одной стороны состава преступления нет, надо подсудимую оправдывать…С другой – нет в практике наших судов оправдательных приговоров! Специально для таких вот случаев, когда нельзя ни казнить, ни миловать, судья направляет дело в прокуратуру с формулировкой – «для устранения препятствий в его рассмотрении судом». Закавыченный текст именно это и подразумевает: дело надо закрывать! Прокуратура, в свою очередь, направила дело обратно в следственный комитет. А тот дело прекратил. Прекратил еще три – из этих пяти. А одно – приостановил.

Передо мной весьма внушительная стопка запросов, ходатайств, жалоб – и от той, чье дело развалилось в суде, и от тех, чьи дела были прекращены, не дойдя до суда, и от их адвокатов. В адрес Георгиевского межрайонного следственного отдела и СУ СК Ставропольского края, Георгиевской межрайпрокуратуры и прокурора Ставропольского края. Ответ за эти полтора года переписки пришел только один. В марте 2013 года заместитель межрайонного прокурора Георгиевской прокуратуры С. Кононов сообщил коллективному адресату из пяти обвиняемых, что «уголовное преследование в отношении них прекращено еще год назад (!) за отсутствием в их действиях состава преступления». Но и после этого ответа (прошло четыре месяца!) ни один из бывших обвиняемых ни единую положенную по закону бумажку не получил. До сих пор они не знают, каков их статус, и наказаны ли виновные в облыжном обвинении.

Почему так упорно молчат следователи? Вновь и вновь нарушают закон, и никакая прокуратура им не указ? Может потому, что если они выполнят все положенные по закону процедуры, последует «эффект домино»? Четырем обвиняемым и одной подсудимой за испакощенные два года положены имущественное и моральное возмещение. Сколько их тягали на допросы, унижали подозрениями и обвинениями? Кто ходил в незаконно обвиняемых, тот поймет.

Но самое главное, если их дела закрыты за отсутствием состава преступления, значит, система вынуждена признать, что на суде они говорили правду: у Сергея Гребенюкова было алиби! Тогда скажите, что он - вот уже два года - делает в колонии строгого режима? Судебная ошибка? А что он делает там после того, как эта судебная ошибка была установлена, а это уже год? Какова будет сумма положенной ему материальной и моральной компенсации за безвинные страдания?

Молчуны, конечно, боятся не сумм. В конце концов, не из своего же кармана придется им платить, а из бюджетного, нашего с вами. Боятся они другого: висяк и безвинно наказанные люди угрожают их лычкам и карьерам.