На московских выборах победил, разумеется, не Сергей Собянин, которому не хватило нескольких процентов до того, чтобы продемонстрировать нам вполне честный подсчет голосов. Было бы натяжкой сказать, что на этих выборах победил Алексей Навальный. Несмотря на блестящую кампанию, ему не хватило пары месяцев для того, чтобы стать реальным претендентом на кресло мэра Москвы.
На московских выборах победили наблюдатели. Они их сделали. Они открыли нам то, о чем мы даже не догадывались.
Итак, накануне выборов все социологические опросы устойчиво демонстрировали приблизительно такую картину. О намерении голосовать заявляют около 60% москвичей, из них не меньше 60% намерены отдать голос Сергею Собянину и около 20% — Алексею Навальному. Опираясь на итоги прошлых выборов, социологи прогнозировали явку в районе 50% при сохраняющемся распределении голосов между кандидатами. Однако уже во второй половине дня 8 сентября (когда появились первые сведения о результатах экзит-поллов) стало ясно, что явка низкая, а Навальный набирает существенно больше. Первой об этом написала, кажется, питерский социолог Элла Панеях в своем «Фейсбуке»: модель изменилась, низкая явка теперь работает на оппозицию.
Действительно, в рамках прежней модели считалось, что продвинутый, более скептичный в отношении власти избиратель на выборы идет неохотно, в итоге результат голосования определяет инертное, провластное большинство. Это стандартная модель для режимов, которые именуются электоральными авторитаризмами. Еще до выборов избиратели знают, что правящий кандидат или партия имеют поддержку этого самого большинства, в результате те, кто не поддерживает власть, на выборы не идут, что делает победу режима еще более убедительной.
И вдруг. Внезапно. Благодаря тому, что московские выборы — видимо, впервые в новейшей российской истории — были поставлены под реальный контроль, мы узнали: инертное провластное большинство на выборы не пришло.
Нет, социологи не ошиблись. Они проводили и уличные, и телефонные, и традиционные опросы — и получали одну и ту же картину. Просто выяснилось, что это самое провластное большинство отвечает социологам «да, пойду, да, за Путина, Собянина, разумеется». И — никуда не идет. На выборы не пришла примерно треть от тех, кто говорил, что придет, и примерно половина от тех, кто обещал голосовать за Собянина.
Вопрос, встающий в связи с этим перед нами, формулируется так: это самое путинское, провластное, проавторитарное большинство, оно изменило Путину и его режиму или — сейчас будет страшное! — оно и раньше не ходило на выборы, но мы об этом не знали, потому что там не было такого количества наблюдателей?
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
Мы вряд ли уже узнаем это достоверно. Но, так или иначе, машина, благодаря которой существуют и сохраняют устойчивость электоральные авторитаризмы, сломана. Суть этой машины заключается в том, что общество в целом уверено в существовании провластного доминирующего большинства. Это знание заставляет медианного, слабо мотивированного избирателя подстраиваться под мнение большинства и говорить, что он за Путина, Собянина, «Единую Россию», даже не имея особых к тому мотивов. Просто потому что присоединиться к большинству — самый простой, малозатратный для него выход. В то же время мотивированного, не очень довольного властью избирателя знание о том, что большинство не разделяет его недовольства и поддерживает власть, склоняет к тому, чтобы не ходить на выборы и не ставить под сомнение их принципиальный результат.
Дальше — дело техники. Там, где результаты голосования соответствуют ожидаемым обществом, власть довольствуется ими. Там, где нет, она добрасывает недостающие голоса, что не вызывает в обществе особенного протеста, потому что результат соответствует априорным ожиданиям общества. (Случилось так, что моя длинная статья об этом феномене в сентябрьском номере журнала Pro et contra вышла в свет ровно неделю назад и доступна на сайте фонда Карнеги.)
Именно поэтому то, что случилось на выборах 8 сентября, это не московская, не екатеринбургская, а гораздо более общая и важная история. Мальчик крикнул, что король — голый.
В сущности, электоральный авторитаризм — это такой режим, который, используя авторитарные практики, способен с помощью выборов убеждать общество в легитимности своего правления. Именно поэтому московские выборы с участием Алексея Навального были принципиально важны для Кремля. После поражения в декабре 2011 года Владимиру Путину необходимо было реабилитироваться и показать, что «машина большинства», несмотря на сбой 2011 году, в порядке и надежно работает. Особенно эффектным казалось продемонстрировать это на примере Москвы — Вандеи прошлых выборов.
Итоги выборов в Москве, Екатеринбурге, Петрозаводске, напротив, показали, что сбой машины носит системный характер. Нет, режим еще не потерпел решительного и окончательного поражения. Сергей Собянин получил около 50% голосов. Но миф о подавляющем, монолитном, непрошибаемом большинстве необратимо треснул.
Путинская «машина большинства» больше не является залогом и гарантией стабильности и предсказуемости. И этот факт, постепенно проникая в сознание, будет менять отношение к режиму как элит, так и медианного избирателя, которого невозможность присоединиться к подавляющему большинству будет принуждать выбрать ту, или другую, или какую-то еще третью сторону.
Демократия в России, понятное дело, еще не победила. Такого вот специального, решающего дня ее победы вообще не будет. Но в будущий учебник политической истории России вписана еще одна небольшая, но важная глава.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68