Россия — страна охранников. Не чиновников и нефтяников, учителей и врачей, фермеров и дальнобойщиков, что бы ни думали представители этих профессий. В обществе, которое разделено заборами, главный — тот, кто пускает или не пускает в ворота. Хмурый прокуренный человек в костюме, униформе или, на худой конец, линялой пропотелой рубашке.

В Москве никуда нельзя зайти без высочайшего разрешения — это якобы город на особом положении. В Ленинской библиотеке турникет поставлен чуть ли не в дверях, включить не самое банальное здание в какую-нибудь экскурсию сложно до невозможности. Главное здание МГУ — вообще настоящий бункер, правда, в виде небоскреба. На новостройки «Москва-Сити» лучше смотреть издалека, так как рядом с ними обнаруживается несметное количество людей, готовых вас обезвредить при попытке куда-либо зайти или просто достать фотоаппарат…

А вот, например, в Берлине люди посещают здание суда округа Митте, знаменитое своей роскошной лестницей. О библиотеках, университетах, исторических жилых домах, вроде хрестоматийного модернистского дома Ле Корбюзье в западной части, даже говорить не приходится. Всюду камеры, полиция работает четко, ни о какой беспечности не может быть и речи. Но — двери открыты, добропорядочные граждане удовлетворяют свое праздное любопытство.

Почему мы копошимся где-то на задворках цивилизаций, повторяя про себя инструкции, не менявшиеся после 1950 года? Причин как минимум две, и обе связаны со структурой занятости, которая формирует стереотипы поведения. Во-первых, упомянутое «праздное любопытство» только начинает прививаться в России. В советское время ощущение свободы могла дать лишь природа — отсюда все эти рюкзаки с котелками, «лыжи у печки стоят…», всесоюзные здравницы и маршруты по Золотому кольцу. Культура предлагала крайне жесткие, если не репрессивные формы отдыха, которые не способствовали развитию диапазона потребностей. Праздное же любопытство есть признак индивидуализма и развитой индустрии досуга, в которой Ленинская библиотека и МГУ играют не только свои первичные, чисто функциональные роли. Современный россиянин уже вполне может похвастаться наличием праздного любопытства, но его удовлетворению мешает вторая причина. Это огромный сегмент мужчин в возрасте от 25 до 60, которые умеют только служить и исполнять приказы.

Среднестатистическая карьера, стабилизировавшаяся еще в 1990-е, не изобилует нюансами. Ленивый оболтус кое-как оканчивает школу и отправляется в армию, которая делает из него «человека» со всеми вытекающими последствиями, включая культ силы и сентиментальную концепцию «братства». Этот персонаж в сущности ничего не умеет, но преисполнен чувства собственной незаменимости, потому что есть такая профессия — родину защищать. И, поскольку ненависть к разграбившим страну олигархам все же слабее, чем страх инициативы и неистребимая лень, бывший солдат с облегчением надевает новую форму и отправляется служить проклятым олигархам в торговый центр или к уважаемым людям в чиновничий департамент.

И вот сидят мужики в тесной каптерке, записывают паспортные данные в замурзанный журнал, смотрят пыльный телевизор, слушают свой шансон, пьют бесконечный чай, томясь по водке, ходят курить, со значением поглядывая на проходящих мимо людей, которые суетятся в погоне за удачей. У мужиков в форме все понятно, все стабильно и солидно. Платят мало, но на пару с женой как-то ничего выходит. Главное, что ничего не надо делать, ни о чем не надо думать.

Вот что любят эти мужики, так это покуражиться. «Нет, не было служебочки от начальника охраны. Нет, не пропущу, пока новую не сделаете. А товарищ пусть подождет на улице, покурит, негде тут сидеть. Не курит? Зря…» Этот мир, где Кафка — единственная быль, существует параллельно миру осмысленных действий и рациональных решений. Иногда они пересекаются, и человек, у которого только что были достоинство, ресурсы, методы и цели, растерянно топчется перед грозным сторожем, который с укоризной вписывает что-то «куда положено». Представлению о его значимости очень помогает доставшаяся в наследство от СССР боязнь ресторанных метрдотелей, гардеробщиков и консьержей в ведомственных домах. В условиях тотальной двойственности, которой отличалась позднесоветская реальность, они были очень важными людьми, уступавшими разве что директору овощной базы или автослесарю. Сейчас, казалось бы, есть масса предпосылок для развенчания культа маленького человека на входе в большой дом. По крайней мере, всем понятны их реальные функции. Но пока входящий будет занимать позицию просителя, ничего не изменится.

Самое главное, с чем еще предстоит справиться обществу, заключается в виртуализации охраны, которая давно произошла во множестве стран, в чьем кильватере мы худо-бедно двигаемся. Если чудовищный штат подразделений МВД и охранных агентств будет все более страдать от снижения спроса, их сотрудникам придется менять работу, возможно, даже приобретать профессию. Иначе за ряженых мужиков, преисполненных своей значимости, так и будет неловко.