На следующий день после стихийного «народного схода» сторонников оппозиционера и кандидата в мэры Москвы Алексея Навального на Манежной площади было возбуждено дело в отношении неустановленных лиц по статье «вандализм» — за расклеивание стикеров на стены Госдумы. Ещё одно дело возбудили за оторванный погон с формы офицера полиции. А вот появится ли третье дело — против сотрудников ОМОНа, избивавших в автозаке активиста «Солидарности» Дмитрия Монахова — пока еще вопрос открытый.

Дмитрий Монахов агитирует за Навального на «агит-кубах» — уличных стойках. В четверг 18 июля — вечер которого ознаменовался многотысячной акцией в центре Москвы — Дмитрий был с кубом на метро Новокосино.

— Я был на кубе до шести вечера. Покричал. По поводу Манежки у меня даже никаких сомнений не было — идти туда или нет. Я же не буду из «Твиттера» писать, что с приговором не согласен. Даже на работе на этот день отгул взял — что работать не смогу. С куба поехал на Пушку. Оттуда пришёл на угол Тверской и Моховой. Постоял, покричал. Но я… очень громкий. И плакатов мне никаких не надо — задержали.

— Задерживали вас за крики — или в тот момент, когда были массовые задержания людей, перебегающих Тверскую улицу, чтобы перекрыть движение?

— Перебегали — помню, никакого оцепления там не было. Я перешел с нечетной стороны улицы на чётную. Там стал кричать: «Свободу Навальному!» вместе с другими. На таких мероприятиях нужно перемещаться, потому что ОМОН стоит на месте прицеливается, а потом тебя может забрать. А когда ходишь — обнуляешь это решение… Но тут я ещё в белой футболке — очень заметный. К тому моменту, когда меня брали, уже и Тверскую расчистили, и даже автозаки подъехали. Мы с ребятами стояли возле ларька с газетами на тротуаре, а не на дороге. Смотрю: цепочка пошла, меня потащили за четыре точки. Рюкзак с меня сразу улетел куда-то — они же тянут во все стороны. Я продолжал кричать, и тогда они за шею меня душить стали. Не кричи, мол. В принципе, всё это было терпимо. Как только меня утрамбовали в автозак, один из тех, кто нёс, в черной форме, начал бить меня по лицу. Честно говоря, не знаю, почему он такой злой был.

— Вам объяснили, за что задерживают?

— Ничего не объясняли. Как мешок закинули и сразу бить начали. Как только «черный» перестал по лицу бить и отошёл, молодой омоновец начал лупить палкой по ногам. Мне кажется, у них в какой-то момент переклинило в голове что-то. Были такие короткие вспышки, когда они теряли контроль. Но, оказалось, палкой — не больно. Потом я валялся на полу. Они меня решили в клетку засунуть. Я говорю: «Не, ребят, моё место там, на улице». Начали меня крутить — я ухватился за поручень у пазика. Они стали выкручивать пальцы. Плюс в какой-то момент меня такая обида взяла, когда один меня ещё за яйца, извините, хватал. Вот здесь я теряюсь — после этих слов начали меня душить или еще до? Но старый омоновец, который сзади стоял, подошел и палкой надавил мне на горло. Это был самый болезненный момент. Потом он еще коленом мне на лицо наступил, потом ещё что-то. И когда накал у них прошел, я лежу на полу, мне так хорошо, и говорю ему: «Слушай, что у тебя не так? Смотри — вас здесь четверо, и только ты один решил меня за яйца хватать. У тебя всё в порядке? Ведь мог же схватить за колено, за ногу, за палец…»

— Находились ли другие люди, кроме полицейских, в том же автозаке?

— Парень фотографировал из клетки, как меня бьют. Омоновцы сообразили, в клетку влетели и стали технику отбирать, затолкали его в самый дальний угол.

— А вы пытались отбиваться?

— Тут такая история, я мальчик-то здоровый, могу и отмахнуться. Но это 318-я статья («Угроза применения насилия в отношении представителя власти в связи с исполнением им своих должностных обязанностей» — УК РФ) и всё, я на пять лет поеду. Сразу причем. Никто не будет разбирать. В конце концов, они меня всё-таки туда затолкали. А ещё мы с ними переговаривались периодически. Я у них спрашивал: «Что ж вы делаете? Фашисты тоже исполняли приказ», на что они ответили: «А ты за британские деньги». Почему за британские — непонятно. Потом мы посидели в этом автозаке. Он от Тверской доехал до Долгорукого, вернулся обратно, нас перевели в другой автозак. Через пять минут зашёл офицер: «Все свободны».

— Оттуда — в больницу?

— На митинге встретил знакомого парня, который в медицине неплохо разбирается. Выяснилось, что недалеко есть травмпункт. Мы с товарищами на метро до него добрались. Там тётка встречает меня, говорит: «Нифига себе, ты откуда такой? Из-под самосвала что ли?» А я грязный, на шее виден след от дубинки. Меня посмотрели, рентген головы сделали и в час ночи привезли сюда (Городская клиническая больница №71 — А.Л.). Сейчас лечат от сотрясения мозга, не знаю, какой степени тяжести. В бумагах тоже так написали, ну и фингалы какие-то.

— Что дальше: заявление на омоновцев?

— Да. Сейчас надо собирать документы, этих ребят искать и легальными способами наказывать. У них был бы шанс, если бы они мне 19.3 какое-нибудь влепили («Неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции» — КоАП РФ). А чтоб пришить законное требование, надо чтобы было это требование и чтоб оно было законным, а у них вообще на меня нет ничего! Меня отметелили, скрутили, как наркоторговца, у которого нож за спиной, и, не дай бог, полсекунды не проследить, так он тебя ножом в бок пырнёт. И отпустили.

Комментарии

По словам адвоката Дмитрия, юриста «Агоры» Ильнура Шарапова, уже во вторник, 23 июля, они планируют подать заявление в Следственный комитет на трех сотрудников полиции с номерами нагрудных знаков № 008424, 008310, 008187. Эти номера удалось записать другим задержанным в автозаке.

— У нас есть необходимые медицинские документы, показания свидетелей, оторые могут опознать этих сотрудников ОМОНа, фотографии с избиения. Следственный комитет должен провести проверку и по её итогам либо возбудить дело, либо отказать в возбуждении. Кроме этого, должна проводиться ведомственная проверка МВД по их сотрудникам, когда становится известно о таких фактах. Но о её результатах, как правило, пострадавшим не сообщают.

P.S. В пресс-службе ГУВД Москвы на вопрос «Новой» о ведомственной проверке по фактам избиения — опубликованным уже целым рядом СМИ фотографиям из автозака — нам посоветовали обратиться с письменным запросом. Запросы — отправлены.