Семейные конфликты и властные разборки — одного поля ягоды. И те и другие дают быстрый, но «травматичный» результат с катастрофическими последствиями. Между тем в Москве уже более 8 лет работает Научно-методический центр медиации и права, который занимается внедрением в наши реалии процедуры урегулирования споров (семейных, коммерческих, трудовых) с участием независимого лица — медиатора. О том, как медиация может оздоровить общество, «Новой газете» рассказала Цисана Шамликашвили — основатель и научный руководитель Научно-методического центра медиации и права, президент Национальной организации медиаторов.

На днях, кстати, медиационная комната открылась в Московском арбитражном суде.

— В России договариваться не умеют и не хотят. Вы на этом поле, мне кажется, немыслимую задачу себе поставили. Можно ли наше общество научить или хотя бы заставить задуматься над тем, что договариваться нужно, что ненасильственные методы эффективнее?

— Это один из самых распространенных аргументов оппонентов медиации в России. Нам очень часто говорят, что сама идея прекрасна, но в России не может работать по определению. Я так не считаю. Все-таки в человеке присутствует стремление находить взаимопонимание даже из чувства самосохранения. И сегодня в современном обществе чаще побеждает тот, кто умеет найти возможность договориться.

— А как это технологически происходит? Переговорщик общается с каждой из сторон отдельно или работа идет совместно?

— Медиация — это многоступенчатая процедура, она проходит в несколько этапов. Мы стремимся к тому, чтобы стороны как можно больше находились в одном помещении. В «накаленных» ситуациях, когда все стороны собираются вместе, медиатор на первых порах даже не дает оппонентам непосредственно обращаться друг к другу, он делает это за них, выступая своего рода переводчиком с русского на русский. Медиатор старается самые нелицеприятные высказывания сторон перефразировать так, чтобы, не исказив смысла, выявить самое значимое в высказывании. У сторон появляется возможность в более безопасных, щадящих условиях выслушать взаимные претензии, изложенные через медиатора, понять, что чувствует противник, что его мучает. При этом медиатор не вправе — и это одно из ключевых отличий медиации от иных способов разрешения споров с привлечением сторонней помощи — навязывать или подталкивать стороны к принятию какого-либо решения. Он помогает сторонам разработать самостоятельно их собственное решение.

— Так это же очень трудно…

— Трудно. Люди часто не представляют, что спор можно разрешить конструктивно. А медиация дает эту возможность. Когда человек настроен на конфликт, он приходит с жесткой позицией. По нашему наблюдению, люди в 90% случаев даже не задаются вопросом: «А что мне на самом деле нужно? Что мне будет во благо?» На первом месте: «Я прав», «Мне должны».

Вот один из случаев: супружеская пара, которая делила после развода дом. Никто не хотел уступать. Путем долгих переговоров выяснилось, что для него дом — символ родительского гнезда, а у нее — жуткий страх остаться без средств к существованию. Ей нужна финансовая стабильность, а дом в ее представлении — это гарантия. Удалось договориться, чтобы она дом отписала ему, а он дал ей базовый капитал, алименты с индексацией. Но выработать этот вариант им удалось только после того, как каждый из них смог понять и ясно высказать, что же для них является главным на самом деле.

— А когда медиатору хочется подсказать то, что, на его взгляд, лежит на поверхности?

— Это вопрос профессионализма. Мы медиаторов учим не предлагать готовых рецептов. Ведь стороны приходят не за советами, а в поисках помощи на пути к своему собственному решению. Если в стране исполняется от 40 до 50% судебных решений, то в результате медиации добровольно исполняется 85—90% соглашений. Когда человек на основе глубинного понимания приходит к решению, отражающему его интересы, то это решение является результатом свободного выбора.

— А какие конфликты вам чаще всего приходится разрешать?

— Мы предполагали, что в России в первую очередь на медиацию откликнутся предприниматели, тем более что российский бизнес постоянно ругает судебную систему за ее несовершенство, коррумпированность.

Но суды и юристы не слишком спешили до последнего времени пропагандировать медиацию, а бизнес привык использовать обходные пути.

Пока мы получаем больше обращений частного характера. Это имущественные споры, наследственные, о недвижимости. Обращаются к нам с семейными проблемами. Характерно, что, если человеку удается разрешить с помощью медиации один конфликт, — он обычно приходит и с другими вопросами, потому что этот путь оказывается менее травматичным и более эффективным.

— Почему, на ваш взгляд, самые тупиковые ситуации возникают между близкими людьми?

— Часто в конфликтах с людьми, значимыми для нас — близкими, родственниками, супругами, — мы только усугубляем ситуацию. Вот случай из практики: конфликт матери и двух взрослых сыновей, уже зрелых мужчин. Она на пороге смерти утратила контакт с сыновьями, которые, казалось бы, должны быть для нее на склоне лет главной опорой. Сыновья в конфликте между собой. Как выяснилось, за поверхностными разногласиями, связанными с наследством, они не могли поделить ее любовь. Эта застарелая проблема привела к тому, что братья практически не общались между собой. В результате работы удалось преодолеть отчуждение, которое так тщательно выстраивалось почти на протяжении всей сознательной жизни. А бедной женщине была дана возможность прожить остаток жизни в согласии с детьми.

Подобных ситуаций очень много, каждая по-своему трагична.

— Медиация, на ваш взгляд, может стать популярной практикой в России?

— Очень на это надеюсь. В стране, где ежегодно в суды поступает более 25 миллионов исков, главным агитатором за распространение медиации должен выступать суд. Потому что эта цифра устрашающая. Из этих 25 миллионов чуть более миллиона дел — уголовные, миллион — арбитражные, остальные — гражданские и административные, то есть большинство споров можно попытаться разрешить мирным путем. Оптимальна модель, при которой государство на первых порах по ряду категорий дел ввело бы процедуру обязательной превентивной медиации. Вот пришел человек с иском, а его обязывают, прежде чем дело будет принято в производство, попробовать исчерпать конфликт с помощью профессионального медиатора.

— А государству как институту нужна медиация?

— Больше, чем возможно представить. Хотите пример? В одном европейском городке власти решили построить новый аэропорт, который по проекту проходил вблизи небольшого поселения. Было очевидно, что жители вряд ли с пониманием отнесутся к перспективе жить рядом с этим объектом. В течение года медиаторы обходили всех жильцов, выясняли их позицию. Выяснили, что кто-то согласен на денежную компенсацию; кто-то с готовностью переселится; кто-то против ночных полетов, нарушающих тишину. Выработали многоступенчатый компромисс и стали строить аэропорт.

И у нас сложности, с которыми сталкиваются федеральные и муниципальные органы при решении вопросов застройки, могли бы быть минимизированы. Не используя ресурс переговоров, власть несет огромные репутационные потери, теряет доверие граждан. Понятно, что в любом масштабном проекте, с огромным количеством заинтересованных лиц найти полный консенсус невозможно, но если человеку дать возможность высказаться и быть услышанным, то это снимает часть напряжения. Напротив, когда власть действует, вторгаясь без спроса в личное пространство гражданина, — это вызывает протест. Такая модель взаимодействия с обществом может быть разрушительной. У наших же чиновников она считается едва ли не единственно возможной. Очень часто я наблюдаю, что это даже не продуманный силовой метод, а в принципе неспособность к диалогу.

Справка «Новой»

Верховный суд РФ предложил категории дел, по которым можно было бы ввести обязательную медиацию: например, дела, связанные с ЖКХ. Только таких дел в судах ежегодно разрешается более 5 млн.

По итогам 2011 г. на судебную систему было потрачено около 115 миллиардов рублей. Если вывести из судов 5% абсолютно рутинных, но остросоциальных дел (споры в области ЖКХ, семейные, трудовые споры, споры о наследстве), то можно сэкономить около 5,5 млрд рублей. У судей, применяющих медиативный подход, показатель мировых соглашений составляет 33%, тогда как в среднем по стране он равен 2,7%.