Вся Москва пронизана сетью подземных коммуникаций. В их число входят разнообразные бункеры, бомбоубежища, тайные ходы, о многих не знают даже спецслужбы, засекреченные транспортные сооружения, примыкающие к Московскому метрополитену — легендарное «Метро-2», — и, конечно, подземные реки и речушки, которых под столицей насчитывается не менее двухсот.

Самая известная из таких рек — это, без сомнения, Неглинка, или, как её называют диггеры-«речники», Негла. Длина — 7,5 км, берет начало в районе Марьиной рощи, проходит под Цветным бульваром, Трубной площадью, Неглинной улицей и Александровским садом и впадает в Москву-реку возле Водовзводной башни Кремля. Именно по Неглинной в начале 20 века прошёл Гиляровский в поисках засора, вызывающего регулярные затопления, о чём и написал потом в своей книге «Москва и москвичи». А дело было в том, что недалеко от речки находился кабачок, в котором ушлые местные проходимцы опаивали и грабили иностранцев, а их тела сбрасывали прямиком в подземную реку — поэтому водопроводчик Федя, герой рассказа Гиляровского «Тайны Неглинки», не ошибался, подмечая: «По людям ходим». Обо всём этом диггер (от англ. dig — копать, рыть; термин введён Вадимом Михайловым, одним из первых российских диггеров, ныне потерявшим всякое уважение в тусовке) по имени Макс, известный в своих кругах под кличкой Рэд, рассказывает мне на тихой аллее в центре Москвы, в нескольких шагах от памятника, возле которого находится основной вход в Неглинку.

Максу 21. До 17-18 лет он был тихим домашним мальчиком, любившим иногда полазить по заборам, деревьям и развалинам, носил иное имя, которое теперь тщательно скрывает, и вообще, по его признанию, был другим человеком. А однажды юношеский романтизм вкупе со страстью к постапокалиптической тематике привёл его в подземную систему, состоящую из старых подвалов и заброшенных бомбоубежищ, где он и встретился с опытными диггерами, открывшими ему новый, неизведанный доселе, мир.

— Ещё полгода назад у меня были квартира, машина, постоянная работа, я учился в МФТИ, — говорит Макс, позвякивая болтающейся на лямке объёмного рюкзака кружкой с надписью «Red». — А теперь — рюкзак, в котором собрано самое необходимое, бродяжничество и приключения. В вузе я отучился три года и взял академотпуск, когда понял, что получил от высшего образования всё, что мне нужно. У меня есть своеобразная фобия — чего-то не успеть в этой жизни. Поэтому я и занимаюсь экстримом — это даёт возможность почувствовать себя живым. Пролезешь в пещере под многотонным валуном, который держится на соплях, и понимаешь — ты живой… А это очень ценное чувство для меня.

В России диггерское движение возникло в 80-90-е годы, и немалая заслуга в этом принадлежит студентам МГУ, обследовавшим сначала бомбоубежица и подвалы на территории университета, а затем и по всей Москве. Вадим Михайлов, или Вадмих, создатель отряда «Диггер-спас» и идейный вдохновитель всего движения, в последнее время вызывает у «коллег» ироническое отношение: о нём ходят анекдоты, его пародируют кто во что горазд. Причина проста — диггеры считают, мягко говоря, недостоверными его рассказы о флоре и фауне, в изобилии населяющей подземелья, и об опасности уйти под землю, якобы грозящей Москве. По словам Макса, именно с лёгкой руки Вадмиха в прессе появились рассказы о двухметровых крысах, грибах-убийцах и прочих мутантах, обитающих в коллекторах. Никто из его многочисленных диггерствующих знакомых ни с чем подобным не сталкивался.

Для чего диггеры лезут под землю? Ведёт романтика. Что ни говори, приятно ощущать, что ты находишься в месте, где до тебя побывало за много лет всего несколько тысяч человек — притом, что возможность попасть туда имеют практически все (как в Неглинку). А если для проникновения нужны особые связи или навыки — еще интереснее. Это своеобразное самоутверждение, проверка себя на прочность. Таким людям, как Рэд, претит жизнь по накатанной колее «учёба — семья — работа». Увидеть то, что другим и не снилось, — вот что составляет смысл их жизни.

Впрочем, каждый спустившийся в подземную систему преследует свою цель. Кто-то зарабатывает на этом деньги, организуя экскурсии для новичков — этим регулярно занимается и сам Макс. Если раньше он водил лишь своих знакомых, то теперь всё чаще желающие приобщиться к скрытому от посторонних глаз миру сами находят его в соцсетях — так работает заслуженная им за годы практики репутация. Некоторые ищут необычные места для того, чтобы сделать искусные фото, другие просто медитируют, оставаясь один на один с собой в нескольких метрах под шумным городом. Есть и такие, кто пробирается на «объекты» ради хабара — имущества, которое можно оттуда унести: карт, костюмов химзащиты, противогазов, лабораторной посуды. В свою очередь, хабар кто-то продаёт, а кто-то коллекционирует или использует. Так, бахилы (нижняя часть от костюма химзащиты), которые выдаст мне Макс перед спуском в Неглинку, были найдены им на одном из объектов.

После разговора нам предстоит самое интересное: спуск в реку. Макс надевает заранее припасённую оранжевую жилетку — форму рабочего, — и, прихватив монтировку, направляется к ближайшему люку — главному входу в подземную реку. Однако его поджидает неприятный сюрприз: люк заварен изнутри.

— Его очень редко заваривают, а когда заваривают, кто-то тут же ломает, — озадаченно объясняет Макс. — Надо же, сварка совсем свежая… И что ж я не проверил его заранее? Это мне наказание за самоуверенность, видимо. Подземные системы, они такие — к ним нужно относиться с уважением и никогда не переоценивать свои возможности.

Диггер берёт свой рюкзак и с монтировкой наперевес отправляется проверять другие люки. В то время, как он откидывает очередную тяжёлую крышку, к нам приближаются две женщины и мужчина в таких же, как у Макса, жилетках.

— Что там, внизу? — с любопытством спрашивает одна из женщин. На вид ей, как и её спутникам, можно дать лет 45-50.

— Подземная речка, — отвечает Макс, не отрываясь от своего занятия. — Только здесь в неё не попадёшь: люк ведёт в узкую боковую трубу.

— А вы захлебнуться не боитесь? Как-то по телевизору показывали, что там люди погибли…

— Они в дождь полезли. Ни в коем случае нельзя спускаться в подземные речки накануне дождя, во время и после него. А сейчас — безопасно.

— Надо и нам с вами такие купить, — обращаясь к спутникам, женщина указывает на бахилы, в которые обувается диггер, — да и пойти по этой речке погулять. Интересно же!

Конечно, у школьника с горящими глазами, увешанного сталкерской символикой и в одиночку пробирающегося к заветному люку, есть все шансы быть вежливо препровождённым в отделение — исключительно для его собственной безопасности. А против взрослых, хорошо снаряжённых людейместная полиция ничего не имеет. Впрочем, не обходится порой и без забавных ситуаций.

— Однажды на рассвете мы вылезали из Неглинки в районе Савёловского вокзала, — рассказывает Макс, безуспешно пытаясь найти запасной вход в речку. — Представьте такую картину: 5-6 утра. Приподнимается канализационный люк, и оттуда показывается голова в налобном фонарике. Затем вылезают 5-6 человек — грязных, с рюкзаками, в бахилах… А мимо как раз ехал наряд ППС. Машина резко тормозит, сдаёт назад. ППС-ники смотрят на нас — мы, как ни в чём не бывало, закрываем люк, снимаем бахилы, — мы смотрим на них: квадратные лица, глаза по пять копеек. «Ребят, вы откуда? Что вы тут делаете?».

Тем временем Макс осматривает все близлежащие люки, кроме двух, огороженных сеткой — там ведутся строительные работы. Они точно ведут не туда, уверяет он, и нам ничего не остаётся, кроме как отправиться на станцию метро Савёловская, где расположены менее известные входы в Неглинку.

Когда диггер открывает нужный люк на тротуаре, в двух шагах от оживлённой улицы, прохожие и даже охранник какого-то предприятия, находящегося рядом, реагируют на это совершенно индифферентно. Теперь меня уже не удивляют слова Макса о том, что благодаря знаменитому русскому «авось» можно проникнуть куда угодно. Он помогает мне надеть бахилы — своеобразные «чулки» из прорезиненной ткани с рифлёной подошвой, надевающиеся поверх обычной обуви и крепящиеся к шлефкам на поясе при помощи завязок, — и я спускаюсь по ржавой лестнице на 3-4 метра под землю и ступаю в поток грязной воды, доходящий мне до середины голени.

В коллекторе прохладно и сыро, воздух не зловонен, но спёрт. Пока Макс закрывает за собой люк и спускается вниз, я рассматриваю коллектор. Впечатление он производит тягостное — налобный фонарик выхватывает из темноты отсыревшую, кое-где покрытую слизью кирпичную кладку, на которой видны непонятные белые отметины. Спустившийся диггер объясняет, что эти отметины оставляет вода во время половодья — по ним можно определить максимальный уровень, на который вода может подняться в этом участке коллектора. Кое-где они покрывают кладку даже на потолке.

— Полностью возможность того, что сюда внезапно начнут что-то сливать, исключить нельзя, — предупреждает Макс. — В том случае, если пойдёт коллекторная волна, нужно успеть добежать до ближайшей лестницы, ведущей на поверхность.

Коллекторная волна — самое страшное, что может поджидать диггеров в подземной реке. Когда тонны грязной воды с шумом устремляются вниз по течению, спастись, оставшись под землёй, невозможно. Поэтому постоянный гул, царящий в коллекторе из-за того, что город живёт свой жизнью — наверху ходят люди, ездят автомобили, работают коммуникации — очень действует мне на нервы. Сам Рэд не обращает на этот фоновый шум внимания:

— Раньше я тоже вздрагивал от каждого шороха, а теперь уже никак не реагирую на эти звуки. Уж коллекторную-то волну я от них как-нибудь отличу.

— Однажды мой знакомый-придурок решил вылезти на поверхность из люка, расположенного на проезжей части. Ну, и улетел вниз с шишкой на лбу — ещё легко отделался.

Нам предстоит пройти к Цветному бульвару, к тому входу, который оказался заварен, и немного дальше — к некоему водопаду, который обещает показать мне Макс. Коллектор имеет круглую форму, поэтому дно не горизонтально, а слегка вогнуто, к тому же на посередине вода за многие годы промыла углубление, в котором порой застревают ноги в больших бахилах. Кое-где попадаются ямы, залежи ила и мусор. Макс идёт первым — разведывает дорогу и предупреждает меня о грядущих препятствиях.

Свет фонарика увязает в густом тумане, клубящемся над водой. Идти приходится медленно, наощупь, придерживаясь рукой в хозяйственной перчатке за сырую грязную стену — то и дело что-то попадает под ноги, да и дно скользкое. На некоторых участках, где спуск чуть круче, мусор не задерживается, зато там сильное течение. Тут и там в стенах зияют отверстия — трубы, выведенные в Неглинку. Из некоторых течёт вода (и, судя по запаху, не только вода), из других торчат корни деревьев, в третьи пробивается солнечный свет. В одной из таких труб видны тоненькие бледные росточки — трудно представить, как они смогли проклюнуться, довольствуясь таким скудным количеством световой энергии. Макс удивлён не меньше моего: сейчас — первый раз, когда он находится в Негле днём и лицезрит их. Иногда мы видим трубы, свисающие с потолка.

— Такие — самые противные, — говорит Макс. — В них могут неожиданно начать что-то сливать.

— Кто?

— А кто сюда только ни сливает. Предприятия какие-нибудь.

Диггер останавливается возле одной из горизонтальных труб, пересекающих коллектор посередине, и подаёт мне знак прислушаться. Я различаю, как сквозь плеск воды, гул машин и удары колёс по люкам из-за поворота доносятся… мужские и женские голоса!

— Такой эффект создаёт трение воды о коллектор, — объясняет Макс. — На этом участке его частота совпадает с частотой человеческого голоса. Я так удивился в первый раз, когда оказался здесь — две девушки как ни в чём не бывало болтают в коллекторе подземной реки! Кричу: «Эва, кто здесь?» — никакой реакции. Зашёл за поворот — никого нет, и голосов уже не слышно. А потом сообразил, в чём дело. Сейчас ещё плохо слышно, а вот ночью — другое дело.

Несколько часов, проведённых в коллекторе, порядком изматывают — устают руки, всё время готовые схватиться за стену, и ноги, вынужденные, борясь с течением, удерживаться на скользком замусоренном дне. Даёт знать о себе и постоянное нервное напряжение — особенно страшно становится, когда к непонятному нарастающему рёву начинает прислушиваться Макс. Впрочем, виновниками этого рёва всякий раз оказываются проезжающие над нами трамваи и троллейбусы.

— Сейчас мы спустимся на пару сотен метров вниз, чтобы дойти до водопада, но потом нам придётся подниматься против течения, — предупреждает Рэд. — Попробуйте, сможете идти?

Идти против течения оказывается намного сложнее, чем по нему — при том, что его скорость мала, а угол подъёма минимален. Приходится прикладывать немалые усилия, чтобы просто переставить ногу, не говоря уже о том, чтобы зафиксировать её на дне. Несмотря на это, я соглашаюсь, и мы идём вниз — до тех пор, пока Макс, оступившись, не пробивает бахил. Вкупе с подозрительно мигающим фонариком диггера это выглядит, как нехороший знак.

При словах «течение усиливается» я, не в силах бороться с воображением, рисующим сцены мучительной смерти в коллекторе, предлагаю Максу немедленно направиться к ближайшему люку. Он соглашается, и мы, развернувшись на 180 градусов, принимаемся бороться с течением. Видимо, паническое состояние, охватившее меня, слишком бросается в глаза, потому что Макс успокаивающим тоном говорит:

— Успокойтесь. Две главные ошибки — это торопливость и паника. Паника ведёт к торопливости, а та, в свою очередь, к небрежности, которая может закончиться печально.

— Вы полагаете, сейчас нет причин для паники? — интересуюсь я, вцепившись в локоть Рэда и преодолевая и впрямь усилившееся течение.

— Никаких, — уверяет он. — Если даже сюда и начали что-то сливать, у нас есть ещё минут десять на то, чтобы выбраться.

Когда в люк, приоткрытый Максом, ударяет солнечный свет, я ощущаю огромное облегчение. Самое забавное заключается в том, что мы вылезаем из одного из люков… на территории стройки, который диггер не стал проверять — и, как выяснилось, зря. На этот раз прохожие не столь равнодушны — они не скрывают своего удивления при взгляде на людей, появившихся из канализационного люка на огороженной территории. Нам остаётся только снять бахилы и перелезть через забор, чтобы окончательно приобщиться к москвичам, прогуливающимся по аллее и не ведающим, что творится под их ногами.

Я сам в своё время столкнулся с ними случайно — когда вёл экскурсию. Делаю шаг — всё в порядке. Ещё шаг — понимаю, что мне здесь что-то не нравится. Ещё — чувствую, что не хочу идти дальше. Четвёртый шаг — и я ощущаю, что у меня на голове шевелятся волосы. На пятом шаге я уже готов бежать из этого места сломя голову. Благо, до меня вовремя дошло, что это низкочастотные вибрации. Тогда я сказал своей группе: «Вы хотите идти дальше? Тогда нам прямо сейчас нужно спеть какую-нибудь весёлую песенку. Не спрашивайте зачем, я ваш проводник, вот и слушайтесь меня». И с песенкой мы прошли этот участок.