Впрочем, мало кто сомневается, что на следующем, июньском, заседании, которое пройдет уже под председательством Эльвиры Набиуллиной, ставка рефинансирования будет снижена, причем это снижение может стать первым в целой серии мер, направленной на смягчение денежно-кредитной политики. Стремление сдержать инфляцию, которая, по мнению правительственных идеологов, — «меньшее из зол», отойдет на второй план. Так что дополнительных стимулов российскому финансовому сектору, а вслед за ним и остальной экономике, ждать недолго.
Вопрос лишь в том, насколько эти меры окажутся эффективными и не перевесят ли отрицательные «побочные эффекты» положительного влияния. Известно ведь, что экономические стимулы, как и любой медицинский препарат, могут стать смертельно опасными, если применяются не по назначению.
Главная цель снижения ставок — сделать более доступными кредиты. Гражданам это даст возможность нарастить потребление, увеличить платежеспособный спрос. Предприятиям — привлекать более дешевые средства для модернизации и расширения производства, и в конечном итоге удовлетворения потребительского спроса. Параллельно создаются новые рабочие места, доходы населения растут, а вместе с ними растет и платежеспособный спрос. Цена, которую приходится платить экономикам за смягчение денежно-кредитной политики, — риск ускорения инфляции, а также девальвация национальной валюты, которая, впрочем, может быть полезной для национальных производителей, получающих ценовые преимущества по сравнению с иностранными компаниями.
Если говорить о населении, то за последнюю пару лет в России был настоящий бум на рынке потребительского кредитования, который, кстати говоря, поддерживал те скромные темпы роста, которые умудрялась демонстрировать отечественная экономика до конца прошлого года. Объем задолженности населения перед банками достиг 8 триллионов рублей, а кредитная экспансия банков вылилась в серьезное ухудшение финансовой дисциплины.
В первом квартале этого года довольно резко начала расти доля просроченных кредитов. По данным Национального бюро кредитных историй, каждый десятый из взятых россиянами кредитов — просрочен. Причем только за январь—март этого года количество просроченных кредитов выросло на 13%, причем число просроченных кредитов по кредитным картам подскочило сразу на 22,5%.
В состоянии ли банки и дальше наращивать розничные кредитные портфели без угрозы их качеству — большой вопрос, ответ на который скорее отрицательный. Кроме того, граждане на полученные в банке деньги далеко не всегда покупают «продукцию отечественного производителя». Скорее наоборот: бум потребительского кредитования ведет в российских условиях к росту импорта и ухудшению платежного баланса.
Что касается предприятий, то для них отсутствие дешевых кредитов вовсе не является главной проблемой. Дефицит квалифицированной (равно как и неквалифицированной) рабочей силы, высокая налоговая нагрузка, включающая непосильный «коррупционный налог», неравная конкуренция с госкомпаниями за трудовые ресурсы и доступ к объектам инфраструктуры — всё это дешевыми кредитами не лечится. Ведь даже самый дешевый кредит дороже бюджетного финансирования.
Что касается девальвации рубля, к которой уже пятый год призывают идеологи Минэкономразвития, то и она — палка о двух концах. Экспортерам сырья, имеющим валютную выручку и рублевые расходы, она на руку. А вот ориентированным на внутренний рынок предприятиям, которые, не дай бог, привлекали валютные кредиты на ту же модернизацию производства, она создаст серьезные проблемы, чреватые банкротством. Кроме того, девальвация автоматически приведет к ускорению инфляции, в первую очередь продовольственной. Соответственно, реальные доходы населения пострадают, что немедленно скажется на платежеспособном спросе. Вырастет и отток капитала, связанный с ростом спроса на иностранную валюту.
Говорить о росте инвестиций в этих условиях, мягко говоря, было бы несколько самонадеянно. Все это мы уже проходили в конце 2008 — начале 2009 года, после чего российская экономика ушла в глубокое «пике». Снижать ставки в надежде, что это даст хоть какой-то положительный эффект, конечно, проще, чем проводить структурные реформы и сокращать непомерно раздутый и запредельно неэффективный госсектор, — вот только последствия могут быть плачевными.
Так что Сергея Игнатьева, до последнего не желающего прибегать к лекарству, способному окончательно добить пациента, понять можно. Вот только политику свою он будет проводить уже недолго — меньше месяца. Так что всем нам остается одно — идти за долларами и готовиться к кризису.
