С детства мне внушали, что нашим людям присущи коллективизм и взаимопомощь, а «у них там» царит угрюмый индивидуализм. Пожив за четыре десятка лет журналистской работы на Востоке и на Западе, совершенно авторитетно заявляю: да, индивидуализм в Европе имеет место. То есть привычка совершать индивидуально осознанные поступки. Разные. В том числе делать добро.

Детские страшилки про «их нравы», про «человек человеку волк» остались в советском прошлом, и я не думал, что стоит места в газете банальная история, которую рассказал коллегам. Но они сочли, что стоит.

…Темнело, когда, закончив дела и поужинав, я выехал из Портсмута, рассчитывая около двух ночи вернуться в Брюссель.

Еще на лондонской кольцевой зажегся желтый глазок, напоминая, что бак скоро «высохнет». Решил, что заправлюсь в Фолкстоуне, где будет запас времени перед загрузкой в «челнок». Это такой поезд для автомобилей, который ходит в туннеле под Ла-Маншем.

У шлагбаума терминала меня встретила надпись на электронном табло: «Господин Александр Минеев, у вас билет на 23.20, но есть свободные места на 22.50, и вы можете сразу следовать на загрузку».

Спасибо, почему бы нет? Чем скорее, тем лучше. Заправлюсь во Франции.

Двери закрываются, следующая остановка — Кале! 35 минут в «метро» под проливом, не покидая машины, и мы на континенте. Стрелки часов — на час вперед, здесь уже полночь.

Бензоколонка на выезде с терминала манила ярким логотипом, но никто из «челнока» туда не свернул, устремившись всеми лошадиными силами дальше. Скоро я понял причину вызывающего отсутствия спроса. 95-й предлагался по 2,40 евро за литр, тогда как везде на европейских магистралях красная цена ему на тот момент была 1,5.

Ишь, чего захотели! Решительно надавил на газ, рванув в сторону вспыхнувшего в свете фар синего щита с надписью: «Dunkerque». Бензина еще на полсотни километров хватит…

В первом часу ночи авторут (скоростная магистраль во Франции, она же в Англии — моторвей, в Германии — автобан, в Италии — автострада, а в Испании — аутописта) был почти пуст, увлекая вперед в луче дальнего света фар. Инстинкт самосохранения заставил, однако, сбросить скорость до экономных 100: заправок все не было, а циферки бортового компьютера об остатке пути до сухого бака стремились к нулю.

На экране навигатора то и дело выскакивали значки бензоколонок, но где-то за пределами магистрали — в городах, поселках, деревнях. Покидать комфортную многополосную трассу, на которой дорожные станции с человеком у кассы работают круглые сутки, я не хотел, потому что знал коварную особенность провинциальной Франции.

Как-то ночью по пути из Испании в Брюссель решил срезать угол, съехал с авторута на «национальное» шоссе и едва не остался среди ландшафта: заправки-автоматы, попавшиеся на сотне с лишним километров, принимали только французские «голубые» карты (carte bleu). «Визы» и прочие «мастеркарды» — гуляйте! Чудом дотянул до спасительного «авторута».

И вот еще один урок. Ох как хитро вычислили цену хозяева колонки в Кале!

Заезжаю в «карман» дороги, ищу в навигаторе ближайшую колонку и направляюсь к ней. Съезд с магистрали — «Дюнкерк-Восточный». Далее по темным окраинам спящего города. Еще 200, 100 метров…

Искомой колонки на улице кирпичных домов индустриального начала ХХ века нет. Качество жизни постиндустриального ХХI не приемлет бензозаправок в жилых кварталах. Но с виртуальной карты ее еще не стерли.

Первый час ночи. Улица пуста, спросить не у кого. Еду к следующей ближайшей колонке. У-у-ф-ф, она на месте! Но… отказывается читать мои кредитные карты. Подавай только французскую. Руки опускаются. Очень не хочется вызывать техпомощь.

Но судьба благосклонна, и я замечаю, что не один в этом безлюдном уголке. Кто-то моет белый минивэн на мойке самообслуживания. Бегу к нему с последней надеждой. Мужик, выручи. Заплати своей картой, а я отдам наличными. «Мужик», лет 60, разводит руками: нет с собой карты. Чувствую, надежда умирает: остается вызывать «техничку» или ночевать на бензоколонке, пока не придут ее работники.

Но незнакомец не отворачивается, а проявляет участие и просит подождать. Мол, карточка есть у сына, он живет рядом, и, если на другой колонке ваша «виза» не сработает, сын приедет и поможет, успокаивает он. Закончив с мойкой, он приглашает меня потихоньку ехать за ним к следующей заправке и там сообщает, что уже позвонил сыну, тот одевается и вот-вот приедет. На дворе час ночи…

Но очередная колонка оказалась не традиционно французской и приняла мою «визу». Мужик по телефону передает мой привет разбуженному посреди ночи сыну, жмем друг другу руки, и я продолжаю свой путь. На авторуте ближайшая заправочная станция попалась только за бельгийской границей. До нее я бы точно не дотянул…

Вспомнились и другие не менее банальные случаи из того же ряда.

В 90-е годы друзья из России, приезжавшие в Европу в гости, отличались аппетитом, и мы старались находить места, где кормят много и дешево. В Голландии есть «реберные» рестораны, в которых дают свиные ребра с гриля в разных маринадах и под разными соусами — огромные порции на фигурной деревянной доске.

В вечернем Роттердаме я долго искал знакомую «реберную», пока не понял, что заблудился. Навигаторов еще не было. На светофоре опускаю стекло и выкрикиваю соседу в «BMW» длинное труднопроизносимое голландское название набережной канала. Сосед кивает: следуй за мной. Бампер в бампер — приезжаем к заведению. И тут вижу, как мой добровольный гид встает на разворот в обратную сторону. Нам было, оказывается, совсем не совсем по пути…

Если кто-то будет опять говорить вам про западный индивидуализм, не спорьте. Он есть. Но не следуйте за выводами. Вам впаривают подмену понятий. Речь совсем о другом: не о хате, которая всегда с краю, а о личности, которая делает независимый выбор. Мне такой индивидуализм симпатичнее северокорейского коллективизма и «демократического централизма» нашего недалекого партийного прошлого.