Вот так лечь за пригорок и лежать на холодной земле за кучей сушняка десять часов подряд, высматривая в оптический прицел ту сторону фронта. Там, в глиняном, укрепленном досками немецком окопе идет своя жизнь: слышны голоса, звяк котелков, под вечер раздается протяжный вой губной гармошки. Там и песни поют, свои. И медленно поворачивается в сушняке ствол мосинской винтовки, плавно движется на десять градусов влево и на десять вправо, выцеливая чей-то лоб, затылок или левую сторону груди.

Девушка в ушанке, лежащая на сырой земле за охапкой сушняка, хорошо знает правила своей работы. Именно поэтому она подняла ладонь в предупреждающем жесте. Пусть фотограф скорее уходит. Конечно, кадр сделан в момент, когда немцев поблизости нет: никакой снайпер не позволит снимать себя в боевой обстановке. Снайпер должен быть незаметен. Генерал Баграмян однажды пришел на поляну, где проходил съезд снайперов его фронта, и не увидел там ни одного человека. Хотя их съехалось 150. Но генерал увидел только кусты. Это и были замаскировавшиеся по всем правилам своей науки снайперы в маскхалатах.

Терпение в неподвижности — вот главное в работе снайпера. Описаны случаи, когда девушки-снайперы долгими часами выносили без единого звука и движения укусы туч комаров и ночью возвращались в землянки с распухшими багровыми лицами и посиневшими руками. Еще эта девушка-снайпер знает, что должна убивать с первого выстрела. И наверняка знает, что ни при каких обстоятельствах не должна попасть в плен.

Из уст в уста на фронте передаются рассказы о девушках, захваченных в плен со снайперскими винтовками в руках. Татьяне Барамзиной, которая, защищая блиндаж с ранеными, отстреливалась до последнего патрона, немцы выкололи глаза, воткнули в живот штык и выстрелили в голову из противотанкового ружья. Снайперская пара, Наталья Ковшова и Мария Поливанова, тоже отстреливались до конца. Они были ранены и взорвали себя гранатами.

Имя девушки на фотографии неизвестно, известен только год и фронт: 1944-й, 3-й Прибалтийский. Зато с уверенностью можно сказать, что она училась в ЦЖШСП — Центральной женской школе снайперской подготовки, что в поселке Силикатный, в трех километрах от Подольска. Довоенные занятия у девушек были совсем невоенные: студентки, лаборантки, воспитательницы детских садов. Как они чувствовали себя, хладнокровно выцеливая и убивая человека? После первого убийства их мутит, тошнит, знобит. Потом привыкают.

Артиллерист, выпуская снаряд, не знает, кого убьет. Пехотинец, в суматохе боя выпуская очередь, знает только направление, в котором высылает смерть. Так же и летчик бомбардировщика, он отделен от жертв бомбометания несколькими километрами воздуха. И только снайпер отчетливо видит в прицел лицо своей жертвы, может рассмотреть веснушки на носу, беззаботно жующий вкусный ломоть колбасы рот, русую прядь на лбу. Снайпер — хладнокровный охотник на человека. Поэтому его так ненавидят те, на кого он охотится.

Девушкам на фронте труднее, чем мужчинам. Это солдат стригут наголо, а девушкам как обходиться со своими косами, челками и длинными волосами? Парикмахера на фронте нет. Летом девушки льют из ведер воду на головы друг друга, а еще они красят ногти зеленой кашицей из травы. Обратите внимание, как аккуратно и красиво уложены длинные волнистые волосы под ушанкой. И каким приятным маслянистым блеском отливает идеально чистая, всегда в образцовом состоянии, снайперская винтовка с дальнозорким прицелом.

Это очень трудная работа — вот так часами лежать в поле, высматривая малейшее движение, шевеление, цель. Надо взглядом обшаривать каждый куст, каждый пригорок, каждую ямку, каждое дерево. От беспрерывного напряжения слезятся глаза. От долгой неподвижности затекают руки и ноги. От многих часов на холодной земле стынет тело. Не помогают ни ватные штаны, ни надетое под низ бязевое белье — длинные, до колен, трусы с завязками и такая же длинная рубашка. Согревает в эти холодные дни ранней весны только горячая пища. Когда ее привозят на передовую, то первым поесть дают разведчикам и снайперам.

Фото С. Баранова, 1944