Весна 1886 года в России ничем выдающимся не запомнилась. Державность и консерватизм в который раз раскинули над страной свои совиные крыла. Правление Александра III в политическом плане было столь же бесшумным, сколь и бессмысленным. Шумели, правда, во время еврейских погромов. Власть активно использовала старый проверенный принцип — распалить «оскорбленные чувства верующих», а потом направить их на какого-нибудь общего, желательно безопасного врага.

Другое дело — Америка, или «а Голдене Медине», как называли эту заветную страну те, кому при Александре III удалось-таки не только спастись от погромов, но и перебраться через океан. 8 мая 1886 года был изобретен напиток кока-кола — вряд ли найдется тот, кто хотя бы один раз его не попробовал или ничего о нем не знает. Ну разве что в Северной Корее, и то не факт. Однако событие, произошедшее всего четырьмя днями ранее изобретения кока-колы в Пхеньяне, знают прекрасно, более того — регулярно отмечают. Впрочем, не только там.

Именно 4 мая 1886 года полиция расстреляла демонстрацию рабочих в Чикаго. Погибли тогда не только рабочие — восемь полицейских были убиты бомбой, брошенной кем-то из анархистов. Факт убийства демонстрантов потряс общественность на уже тогда вполне демократическом Западе. Три года спустя, в июле 1889 года, члены II Интернационала (ныне Социнтерна) постановили отмечать в начале мая День солидарности рабочих всего мира. И это был вовсе не веселый и добрый «Праздник весны и труда», а «День гнева» (сразу невольно вспоминаются оруэлловские «пятиминутки ненависти»), когда профсоюзы и левые партии устраивали забастовки, шли на демонстрации и выдвигали требования работодателям, главным из которых долгое время оставалось введение 8-часового рабочего дня. Первые подобные акции в большинстве стран Европы прошли 1 мая 1890 года, в Великобритании — в воскресенье 4 мая.

В Россию Первомай явился в самом начале прошлого столетия. Демонстрации были по-прежнему запрещены, и «маёвки», тематические собрания кружковцев и партийцев, устраивались на природе. Стоит ли говорить, что «маёвки» были весьма экстремальным видом досуга — куда более опасным, чем прогулки с писателями и художниками по современной Москве. Не говоря уж о демонстрациях, которые в те годы обычно заканчивались расстрелом. Как, например, расстрел рабочих Петербурга 1 мая 1901 года — эти события известны нам по школьным учебникам как Обуховская оборона.

С приходом к власти большевиков 1 Мая стал государственным праздником. Но вот беда: с борьбой за права трудящихся снова как-то не задалось. Ведь как рассуждала советская власть: раз СССР — и так страна победившего пролетариата, за собственные права победителю бороться уже незачем. Бороться за права трудящихся надо — но в других странах, где коммунисты еще не у власти. Советские же люди в этот день должны не гневаться, а просто радоваться. Кстати, в «тысячелетнем Рейхе» Адольфа Гитлера 1 мая тоже отмечали как «День национального труда».

Конец истории по Фукуяме уже вот-вот должен был наступить, а в Москве и других городах необъятной советской родины из года в год продолжались первомайские демонстрации трудящихся. Но для большинства советских людей времен дорогого Леонида Ильича это были прежде всего два выходных дня, когда можно было вскопать грядки на полученных от государства 6 сотках. По мере того, как усиливались перебои с продуктами, копание грядок в собственном огороде становилось делом куда более важным, чем помощь американским безработным. Чтобы стимулировать потухший энтузиазм масс, райкомовским «политтехнологам» пришла в голову идея платить за участие в массовых мероприятиях. Не наличными, как сейчас, а куда более весомой по тем временам валютой: за участие в демонстрации советскому труженику полагался отгул, а то и два — кто как договаривался.

Шествие занимало несколько часов. Прежде чем выйти к мавзолею, демонстрация долго петляла по пустынному центру города. Когда же счастливые советские граждане наконец проходили с одной из сторон Исторического музея, выяснялось, что колонны демонстрантов двигаются на столь почтительном расстоянии от мавзолея, что невозможно увидеть не только лица, но и фигуры вождей, стоящих на трибуне. Да и не до вождей уже было — поскорее бы куда-нибудь в сторону Третьяковки, а там на метро. Особенно непросто приходилось тем, кому поручали нести красное знамя, — мало того, что тащить тяжело, так еще в конце обязательно нужно было его сдать.

В 1990-е годы празднованию Первомая остались верны относительно немногочисленные члены многочисленных в то время коммунистических и патриотических партий. Большинство обывателей предпочли совсем другую манифестацию — долгое стояние в пробке по направлению к собственной даче. Меж тем события 6 мая прошлого года, кажется, вернули политическое содержание первым теплым дням в году. Защита прав демонстрантов снова становится актуальной. Ведь в отличие от кока-колы, гражданские права у нас по-прежнему в дефиците.