Тонино Гуэрра — знаковая фигура в европейской и итальянской культуре. В России его любили, с ним дружили, работали и радовались ему.
По сценариям Тонино снято более ста фильмов выдающимися режиссерами: Феллини, Антониони, Ангелопулосом, Тарковским. Он был философ, поэт, художник, скульптор, обаятельный и добрый человек. Он любил Италию (особенно Романью) и Россию. И дружил здесь с Беллой Ахмадулиной, Георгием Данелия, Юрием Любимовым, Александром Коноваловым, Сергеем Бархиным, Андреем Хржановским, Славой Полуниным, Паолой Волковой, Рустамом Хамдамовым, многими и многими известными нам людьми.
На его дни рождения в крохотный городок Пеннабилли, где на склоне горы примостился скромный, затейливый дом Маэстро, собирались десятки гостей из России. Это бывало 16 марта, когда в Италии весна. И в 2012 году в это время там была весна. Вся дорога в цвету. Белые и розовые деревья, зеленые поля, тепло и сухо.
Было ощущение, что мы едем к живому Тонино, между тем он умер. 21 марта, на пятый день после девяносто второго дня рождения и пережив на сутки день рождения Лоры, сделав своей русской жене последний подарок.
Сантарканджело
Гроб стоял в центре главного зала мэрии, украшенного флагами всех городов провинции, и до пояса был накрыт стеклянной крышкой, вмонтированной в оправу из бородавчатого тополя, с бесшумным кондиционером в головах. Из окон открывался вид на главную площадь Сантарканджело, родного города Тонино. По брусчатке ходили люди и голуби, светило солнце, фонтан не работал, над кафе «Чентрале», где двое пожилых итальянцев в шляпах и один велосипедист пили кофе, в старой квартире Гуэрры на балконе буйствовали герани.
Тонино был необыкновенно красив: дух заполнил привычные до того формы плоти. Все земное отошло, и отпечаток высокой миссии и полного спокойствия лежал на его лице. Что-то величественное проявилось в этом замечательно обаятельном, доброжелательном и доступном человеке. Он поднялся над любимой Романьей, над Италией, над миром, над своей и нашими жизнями, но глаза Тонино на всякий случай держал чуть приоткрытыми: «Ну, посмотрим, хватит ли у вас вкуса отнестись к моей выходке, как отнесся бы я». Своей красивой и радостной для него и окружающих жизнью он написал свой последний сценарий — хороших похорон.
Два красавца карабинера в черных с красным камзолах, в черных шапках с красными султанами были скорбны и строги. А за их спиной на мольберте стояла огромная фотография хохочущего Тонино. Дверь в мэрию не закрывалась. Люди заходили, общались с Тонино и выходили.
Мой старый знакомец и друг Тонино — седой красавец Карло договорился с капитаном карабинеров и тот разрешил по дружеской коррупции оставить машину на площади.
— Лора дома, — сказал он. И мы — Паола Волкова, фотограф Антон Ланге, его жена Наташа — отправились навестить вдову, в ту самую квартиру над кафе, где балкон с геранью.
Я долго звонил, пока не послышался звук Лориных шагов за дверью.
— Это вы, мои дорогие? Я не очень одета.
Одета она была и вправду не очень. На ней была черная майка с короткими рукавами и черные (траур!) колготки на голое тело. Сквозь них все просвечивалось, и это все было устроено хорошо. Мысль отлетела от печали, и я подумал, как все это было тридцать пять лет назад, когда они полюбили друг друга, порадовавшись за Тонино. Первоначальное намерение «что-то накинуть на себя» она не выполнила, видимо, забыв, и просидела с нами в таком прекрасном виде до прихода мэра Сантарканджело, которого принимала радушно, ничего, впрочем, не добавив в одежде.
— Чудный мальчик, — сказала Лора. — В день рождения он тоже приходил поздравить Тониночку. — Она улыбнулась. — Какой был день рождения! А он ничего этого не видел.
Какой был день рождения неделю назад (пересказ Лоры)
«Под окнами на площади играли оркестры. Большой круглый фонтан перед домом, который построили благодаря Тонино, заполнили ветками цветущего миндаля. Мэры всех городов Романьи, его любимой Романьи, с лентами через плечо, стояли у постели Тонино, словно ожидали напутствия, хотя в дорогу собирались не они.
Он был очень слаб, но чрезвычайно силен: «Не ссорьтесь по пустякам. Только совместными усилиями можно спасти красоту. Сохраните реку Марекью. У вас много дел. Не торопитесь их откладывать».
Маленькая и чистая, благодаря усилиям и авторитету Тонино, речушка была предметом его особых забот. Он провозгласил себя «президентом Реки Марекьи», и, уверяю вас, это была самая уважаемая и влиятельная должность в этой части Италии. «К концу вашего срока на посту, — говорил он мэрам, — вы должны выпить стакан воды из Марекьи». И они пили, предварительно поработав над очисткой.
Потом был праздник. Люди пели и танцевали на площади.
«Посмотри, Тониночка, какая красота», — сказала Лора, желая доставить ему последнюю радость. А он закрыл глаза и произнес: «Хорошо, Лора, спасибо… Дай мне спокойно перейти из одной комнаты в другую».
Тонино болел телом, но духом и разумом был здоров и прекрасен в свои 92 года. Рак измучил его, но до последнего часа он участвовал в жизни других.
В день рождения, за пять дней до ухода, мы с Георгием Николаевичем Данелия позвонили в Сантарканджело. Лора, которая ни на минуту не отходила от Гуэрры, дала ему трубку.
— Думал, я тебя там подожду, — сказал Данелия. — Куда ты торопишься?
— Чао! — ответил Тонино. — Я вас поцелую! — Так он говорил по-русски вместо «целую». Получилось, что он нас встретит.
Лора надела черный платок и цветастое пальто (что ли?), похожее на восточный халат в западной трактовке.
— Ты в этом пойдешь к нему?
— Да! А что, плохо?
Я вспомнил фотографию хохочущего Тонино у гроба и сказал:
— Нет, Лора! Хорошо. Тонино бы одобрил.
В невероятно бирюзовых ее глазах явилась и исчезла маленькая чистая слеза. Она улыбнулась:
— Правда? Ты так думаешь?
Лора собиралась провести у гроба всю ночь. Я пошел с ней. Стемнело. Народа уже было немного, но дверь открыта, хочешь — заходи.
Она подошла к Тонино и, положив руку на стекло, долго стояла одна. С другой стороны у гроба встала грузинская подруга Элико. Они помолчали, а потом стали разговаривать. Тонино присутствовал при разговоре.
Мне послышался его улыбчивый голос, и я ему не удивился:
— Лоричка!
Но он молчал.
Поздно ночью она попрощалась с Тонино.
Утром они опять встретились.
На площади
В субботу на площади в Сантарканджело собралось полгородка. Эти итальянцы любили жизнь. Тонино был частью этой жизни. Они любили Тонино. Гордились им и очень хорошо знали его. Он их ни разу ни в чем не разочаровал. Они были (и остаются) очарованными им. Им казалось, что свои книги и фильмы этот великий Мастер, интеллектуал и сказочник, оставшийся до последних дней чистым крестьянским ребенком в жестоком механическом мире, списывал с их жизней, а на самом деле они жили по его выдумкам и текстам.
У памятника положили живую траву и установили в больших кадках два больших цветущих миндальных дерева.
В зале мэрии собрались знатные горожане, Лора, Андреа, сын Тонино от прежнего брака, близкие друзья.
Мэры вместе с карабинерами встали в почетный караул.
В час дня зал опустел. Гробовщики в черных костюмах и белых перчатках разобрали кондиционер и сняли стекло. Лора подошла к Тонино и, поцеловав его в лоб, попрощалась еще раз, и Андреа, чудный Андреа (известный композитор, обладатель высших европейских наград за музыку к фильмам), так похожий на отца, тоже попрощался. Но Тонино пока никуда не собирался уходить.
Люди в черном навинтили крышку, украшенную резными листьями, и вынесли гроб на площадь. Там они сняли крышку и приладили стеклянный саркофаг-кондиционер, подключив его к длинному шнуру.
Я стоял на балконе мэрии и снимал, как Андреа с итальянцами сели на красные стулья слева, Лора с близкой подругой Тонино Паолой Волковой — справа. Гарик, племянник Параджанова, скорбел за Лориной спиной.
Выступил мэр, потом старый друг, потом Волкова… Какая-то тетка влезла на постамент и закрыла плакатом в защиту однополых браков в Зимбабве фотографию Тонино. Понадобилось время, чтобы объяснить ей, что она со своим лозунгом неуместна. Фотография Гуэрры открылась. Он хохотал пуще прежнего.
Горожане подходили к Тонино и клали руки на стекло, в котором отражалось небо Сантарканджело.
Лора подошла последней и опять попрощалась.
Люди в белых перчатках разобрали кондиционер, приладили крышку и под аплодисменты горожан понесли гроб к катафалку. Серый «Мерседес» с Тонино и Лорой отчалил от площади и укатил в Пеннабилли, вдоль любимой реки Марекьи.
За ним никто не последовал.
Пеннабилли
Теперь Тонино приехал домой, в сад, расположившийся на небольших террасах над домом, обращенным лицом к сказочной красоты долине. На одной террасе Тонино установил (он ведь еще и ваятель) каменные диски на толстых ножках в память своих друзей. «Феллини», «Мазина», «Антониони», «Параджанов», «Тарковский» — вырублено на них почерком Тонино. За каменной стеной — скульптурный «сад раздумий». В центре вытянутой вдоль отвесного склона узкой полянки, усаженной цветущими деревьями, «шалаш» под соломенной крышей, где Лора собиралась ночевать, чтобы быть рядом с мужем.
Ближе к краю площадки у скальной стены — фонтан-шар (а какими фонтанами он украсил землю Романьи!) из стеклянных пластин и лестница, ведущая вверх, на крошечную площадку, откуда, как, впрочем, из любого места в саду открывается вид на долину и склоны гор.
Там, в скале, старый друг Тонино, бывший цирюльник, а ныне антикварщик, высокий и глуховатый Джанни Джанини выбил нишу, куда, по желанию Гуэрры, захоронят его прах.
— Лора, — говорит Джанни, — пока у меня инструменты под рукой, может быть, выдолбить сразу вторую нишу?
— Ты с ума сошел, Джанни! Я должна лежать у ног его.
— Я могу сделать ее ниже, — говорит Джанни.
Гробовщики свинтили крышку гроба и нахлобучили стеклянный саркофаг с кондиционером. На траве поставили цветы. Хохочущий портрет долго стоял, отвернувшись от Тонино, пока Карло не поправил его, и теперь он стоял лицом к долине и провожающим.
На похороны приехали старые итальянские друзья Гуэрры: братья Тавиани, девяностолетний Франческо Рози, адвокатша всех итальянских кинозвезд Кау, вдова Антониони Энрика…
Тонино лежал в своем саду, и цветущие ветви деревьев, которые посадила Лора, покачивались над ним от весеннего ветерка.
Время от времени к нему подходили люди, чувствуя его нездешнее одиночество, и возвращались к разговорам.
Рози в темных очках сидел, оперевшись на палку, но сосредоточиться не удавалось: Лора постоянно представляла ему итальянских и русских гостей Тонино. Гарик Параджанов подходил знакомиться к автору фильма «Христос остановился в Эболи» два раза.
Зрелая дама из итальянских русских посмотрела на Гарика, и тот представился:
— Параджанов.
— Как? Его вроде давно нет.
— Племянник Параджанова.
— А…
Приносят несколько коробок вина, ветчину прошутто, сыр, хлеб и фасолевый суп. Начинаются тихие и вовсе не печальные поминки при не похороненном покойнике. Лора то улыбается, то плачет. Она подходит к саркофагу, кладет на него руку и подолгу стоит, глядя на мужа. К ней подходят друзья, итальянцы и русские, и беседуют…
У Лоры от Тонино секретов нет.
Адвокатша Кау, не вынимая сигареты изо рта, разговаривает с красавцем Карло, верным Тонино на всю теперь его жизнь. Лора в своем пестром пальто обнимает сына Тонино, Андреа. Его приветливая девушка Мишель стоит рядом, опустив голову.
Тонино из-под полузакрытых век смотрит на прекрасную зеленую долину, на черепичную крышу своего дома, на цвет миндаля, на живых людей, которые его окружают, и видит новых персонажей, которые приехали попрощаться с ним — и успели. Великий нейрохирург Александр Коновалов, спасший когда-то Гуэрру, и сын его, тоже нейрохирург, Николай, актер Веня Смехов, кинорежиссер Илья Хржановский, от которого ждут чего-то небывалого, сын Хржановского, Андрей, который с другом Тонино, художником Сергеем Бархиным, сделал фильм по сказке Тонино. Бархин хворает, и поэтому его здесь нет, а Андрей был неделю назад на последнем дне рождения Маэстро.
Раздали пирожки со шпинатом и зеленые стручки бобов. Многие русские едят их вместе с кожурой, как зеленый горошек в детстве.
Тонино лежит, обращенный лицом к итальянскому небу, которое ему предстоит украсить. Девушки приносят сидящим на стульях Лоре, Рози и Кау поднос с ветчиной, пирожками, хлебом, сыром и бобами. Кау сосредоточенно разламывает стручки. В них — глянцевые ярко-зеленые зерна. Люди то смеются, то грустят, то опять смеются, подходят к Тонино, возвращаются и помаленьку выпивают.
Похоронная команда подходит к Лоре — пора уносить Тонино из сада. Смеркается. Долина в зеленом шуме со вспышками цветущих деревьев, снег на вершине, розовый миндаль над головой.
— Пусть еще побудет, — говорит Лора.
Ближе к вечеру в саду появился старый знакомый Гуэрры, православный священник отец Сильвестр. Тонино был агностиком, но батюшка сотворил молитву и отпел покойного.
Гробовщикам время собираться домой. Кау докурила последнюю сигарету у гроба, Рози устал. Лора подошла к Тонино и опять попрощалась. Люди в черном сняли кондиционер и со звуком бормашины электродрелью закрутили на крышке латунные винты с круглыми головками.
Нести дубовый гроб тяжело. Люди в черном просят подмогу. Тропинки круты, а развороты — на 180°. Кое-как они доносят гроб до стеклянной веранды. Опять монтируют кондиционер и, поставив в головах смеющуюся фотографию, уходят. Вдова Антониони Энрика и вдова Гуэрры Лора упираются лбами и сидят, закрыв глаза. Толпа редеет. На стеклянной веранде зажигают свет. Изнутри видно сизое небо и темно-оранжевый диск солнца. Входящие ударяются головой о висящую над дверью пустую птичью клетку и улыбаются — Тонино никогда не пленял птиц.
Лора подходит к Гуэрре и опять прощается. До утра. Отец Сильвестр, несколько сбитый с толку этими прощаниями, вновь отпевает покойного. Узкая полоска двора пустеет.
Воскресенье, 24 марта
Утром саркофаг-кондиционер сняли. Навинтили крышку и на руках понесли на соборную площадь Пеннабилли, где в сухом фонтане плескались цветущие ветви миндаля. На площади людно, некоторые окна открыты, в них земляки Маэстро. Вместо траурных флагов — веселые рисунки Тонино.
Гроб ставят перед папертью на живую траву, постеленную заранее. В центре, обращенные к храму, стоят вдова, сын, Карло, Джанни. За ними много людей. По бокам стулья. Слева — мэры городов Романьи, карабинеры, уважаемые и просто граждане города, справа — не занятые места для близких.
Все в ожидании настоятеля католического храма, но на ступенях появляется Гарик Параджанов с огромным букетом из цветов и цветущих веток. Разобрав букет и повернувшись спиной к площади, он, нагибаясь, раскладывает ветви и цветы по ступеням. Порывом ветра вся его работа сметается, и он так же долго, как раскладывал, собирает букет вновь и присоединяется к скорбящим близким, прижимая цветы к груди.
Священник произносит печальную и умную (как пересказала потом Лора) речь и, обняв вдову и сына, садится на свободный стул, а пространство перед храмом занимают знакомые Тонинины музыканты. Гитара и концертино.
Скоро Тонино на руках возвращается в свой дом.
Во дворе толпятся люди. Постепенно все расходятся. Ассистент Антониони уносит в пластмассовой клетке подарок Лоры — белую кошку — одну из двадцати приблудных, которых она подкармливает. Дом и сад пустеют.
Чао, Тонино
Завтра, когда все разъедутся, Лора, Андреа и Карло повезут Тонино в крематорий в Чезену.
Крематорий не понравился бы Гуэрре. Конструктивистское здание, без деревьев и цветов вокруг.
Гроб увезут внутрь. Андреа и Карло останутся на улице. Им станет дурно.
Лора пойдет за гробом. Ей надо будет удостовериться, что выдадут именно прах Тонино. От печи будет идти страшный жар. Когда туда уйдет Тонино, ей покажется, что произошел взрыв.
Она выйдет на улицу и ляжет на траву лицом вверх. В небе два самолета инверсионными следами нарисуют правильный крест. Она встанет и пойдет за урной в унылое помещение, где ее будут ждать Андреа и Карло. Она возьмет пепел и, прижимая еще теплую урну к животу, поедет с сыном Тонино и ближайшим другом в Пеннабилли, где в скале над домом они с помощью Джанни замуруют то, что еще недавно было великим лириком и сказочником, сценаристом, художником, скульптором, поэтом и редким по красоте человеком Антонио Гуэррой.
За дни хороших похорон он проехал теми дорогами, которыми его родители когда-то на крестьянской телеге добирались от Сантарканджело до Пеннабилли, пропутешествовал вдоль реки Марекьи и в последний раз побывал в Чезене… И за все эти дороги не сказал ни одного слова.
Но мы помним:
«Иногда молчание бывает оглушительным».
Фото автора
P.S.Описываемым событиям — ровно год.
