Историческое событие произошло меньше месяца назад в Северной Корее — приезжающим туда немногочисленным иностранцам разрешили оставлять при себе мобильные телефоны. Правда, их надо регистрировать особым образом и приобретать прямо в аэропорту местную сим-карту. Что, естественно, предполагает молчаливое согласие на прослушивание ваших разговоров. Однако прогресс налицо — раньше иностранцы оставляли свои мобильники в аэропорту и аккуратно получали их при выезде из страны.

Впрочем, все не так просто: находящиеся в КНДР зарубежные граждане позвонить по сотовому теперь могут, но только друг другу. С местными жителями они по-прежнему не имеют возможности связаться, поскольку для их мобильников существует отдельная, отрезанная от внешнего мира сеть. Она не предполагает возможности звонить иностранцу или за границу, хотя и служит своего рода пропуском в мир номенклатуры.

«Вдова Клико» для номенклатуры

Мобильный телефон в Северной Корее — это признак принадлежности к особой касте, к тем, кто обладает правами, немыслимыми для большинства. Сейчас в КНДР доступ к сотовой связи имеют примерно 1,8 млн человек. Видимо, такова и численность обитателей верхнего этажа социальной пирамиды в этой загадочной стране.

Высший слой в КНДР — это партийные и государственные чиновники, боссы армии и спецслужб, а также новая коммунистическая буржуазия, которая занимается бизнесом — и разрешенным, и тем, который свирепые власти как бы не замечают. Последний писк моды — т.н. «золотые парочки», когда у крупного начальника жена преуспевает на ниве частного предпринимательства.

Приезжающие из Пхеньяна рассказывают, что на улицах города сейчас стало заметно больше легковых машин, в том числе новых «Мерседесов», «Лексусов», BMW. Притом что с 2009 года действуют санкции Совета Безопасности ООН, принятые в ответ на ядерные испытания в КНДР. Меры давления, в частности, запрещают поставки в Северную Корею предметов роскоши, включая автомобили. Однако эта затея практически провалилась. Достаточно зайти, например, в пхеньянский двухэтажный универмаг «Потонган Рюгён», где принимают валюту. На прилавках — европейские сыры, новозеландское масло, австралийская говяжья вырезка, норвежский копченый лосось, все виды напитков — от шампанского по 70 евро за бутылку до сингапурского пива Tiger. Тут же часы лучших марок, драгоценности, духи, телевизоры, шмотки, в том числе детская одежда с идеологически вредным Микки-Маусом. Цены в таких магазинах — немыслимые для рядового северокорейца (за банку консервов, например, нужно отдать среднюю месячную зарплату).

Наличие в Пхеньяне магазинов типа «Потонган Рюгён» раскрывает еще одну тайну: в стране с суровой аскетичной идеологией прочно сложился слой «новых северокорейцев», которые не только привыкли к французским духам и DVD-плеерам, но и фактически открыто пользуются валютой — китайскими юанями, евро. Их зарабатывают на полулегальном частном бизнесе, теневой приграничной торговле с Китаем или даже получают от родственников, сумевших перебраться за границу.

В Южной Корее, например, сейчас находится более 23 тыс. перебежчиков из КНДР. Ежегодно, как сообщается, они через посредников-контрабандистов переправляют родне на Севере не менее 10 млн долларов.

Один из успешно устроившихся в Сеуле перебежчиков даже открыто говорил журналистам, что отправляет в год жителям своей родной деревни в КНДР по 5–7 тыс. долларов. По его словам, полиция и чекисты закрывают на это глаза — они сами попали в зависимость от валютных взяток.

Перебежчики свидетельствуют и о расцвете контрабанды: в моду среди пхеньянской элиты вошли нелегально доставляемые товары из Южной Кореи. Особенно популярно, говорят, сухое молоко, которое покупают для детей: 250 граммов на черном рынке стоят примерно 16 долларов. Обычный житель Пхеньяна получает в месяц долларов тридцать.

20 процентов с пайком

Пхеньянская номенклатура желает не только лучше питаться и одеваться — ей хочется и запрещенное кино смотреть. Поэтому в соседнем Китае южнокорейские телепрограммы записывают и копируют на диски. Для маскировки на них наклеивают этикетки с названиями северокорейских фильмов. Люди, причастные к этому бизнесу, рассказывают, что такой диск стоит 5–10 долларов.

Но чарующий мир южнокорейских мыльных опер, более-менее стабильный паек (а у отдельных счастливчиков — и доступ в лучшие пхеньянские магазины) — удел, по оценкам экспертов, максимум 20 процентов населения КНДР. Это чуть больше 4 млн человек. Остальная часть примерно 23-миллионной Северной Кореи живет в безнадежной бедности. Действующее в Пхеньяне представительство Всемирной продовольственной программы ООН в начале прошлого года сообщило, например, что в КНДР по карточкам на одного человека сейчас выдают в среднем 395 граммов еды в день. Это большой прогресс — еще позапрошлым летом было 200 граммов. Чиновники ООН рассчитали, что в условиях КНДР человеку требуется в день не менее 700 граммов. Так что пока средний обитатель народной республики получает в лучшем случае только две трети необходимых ему калорий. Нужно, кстати, пояснить, что слово «еда» в Северной Корее в основном означает пшеницу или другие злаки в виде муки или зерен, кукурузу и картошку.

Корм под ногами

В 90-е годы, когда в КНДР из-за развала социалистического сельского хозяйства и череды наводнений был неописуемый голод, знакомые мне сотрудники ООН использовали политкорректный термин «alternative food» — альтернативная еда. Например, так назывались размолотые кукурузные кочерыжки и трава с некоторой примесью настоящей муки. В 90-е годы, по оценкам экспертов, от голода в КНДР умерло от одного до 2,5 млн человек — хотя, конечно, точных цифр нет и быть не может.

Система распределения еды в стране худо-бедно функционировала только во времена основателя КНДР Ким Ир Сена. Она была основана на практически полном изъятии продовольствия из торговли. Пропитание выдавали по карточкам в соответствии с трудовыми успехами, квалификацией и должностью. В масштабах целой страны действовал священный закон ГУЛАГа: выполнил трудовую норму — получи пайку.

Но система рухнула в начале 90-х: распределять стало нечего. Регулярные пайки стали уделом номенклатуры. Значительная часть населения вообще ничего не получает, даже условные 395 граммов. По данным перебежчиков, люди теперь живут в основном за счет подножного корма, местами даже более-менее сносно. Дело в том, что при покойном Ким Чен Ире из-за краха системы распределения был нарушен главный закон КНДР — никакой торговли продовольствием! В стране разрешили частные базарчики, где крестьяне теперь могут продавать провизию. Туда же ездят челноки из городов, выполняющие роль неофициальных снабженцев.

Это в какой-то мере смягчило ситуацию, но голод не отступил. Имеющее информаторов в КНДР японское агентство «Римджин-ган» собрало большой массив данных о том, что в первой половине 2012 года в самых плодородных провинциях на юго-западе страны из-за массового недоедания умерли тысячи крестьян. У них были насильно изъяты все запасы продовольствия для снабжения армии и жителей Пхеньяна, которым обеспечивали усиленные пайки на период празднования 100-летия Ким Ир Сена.

При новом правителе КНДР пошли слухи о возможности реформ, о близкой ликвидации колхозов, о разрешении крестьянам законно оставлять себе часть продукции после уплаты твердого налога. Однако пока нет никаких признаков даже самых скромных преобразований. Северная Корея продолжает жить своей жутковатой жизнью, где концлагеря сосуществуют с валютными магазинами, а обитатели голодной глубинки не имеют никакого отношения к приоткрытому для иностранцев сытому Пхеньяну.