Если человек умер, это еще не значит, что он жил. Факт рождения — не гарантия жизни. Но и смерть не всегда конец. В случае Григория Померанца смерть точно не конец. Без Померанца нельзя обойтись тому, кто хочет что-то понять в себе и в окружающем мире, который, к счастью или к сожалению, не становится проще. У Григория Померанца можно многому поучиться. Ну хотя бы тому, как быть живым до самой смерти и даже после нее. Я вообще плохо понимаю, как жизнь решается расстаться с такими людьми. Кто же будет ее любить так, как Померанц, понимать, как он, ее тайнопись и, как он, вникать во все ее оттенки? Разве можно отпускать таких людей?

Одно утешает: он многое успел нам поведать, познав самые крутые виражи: войну, ГУЛАГ, ссылку, смерть близкого человека. С нами остались «Записки гадкого утенка», в которых он как на духу «во всем сознался»: и в слабостях своих, и в победах над ними. Редкое свойство Померанца — обращаться к каждому из нас, впускать в свою душу и быть абсолютно искренним. Ни позы, ни нравоучений. «Бойся того, кто скажет: «Я знаю, как надо», — часто повторял Г.С. эти слова Галича. Он знал, как не надо. И это уже очень много. Не надо догм, не надо ненависти к инаким, не надо пены у рта, не надо терять надежду. Ведь всегда есть чем жить, и всегда есть причина для счастья. Она есть и сегодня, потому что и сегодня, как в том давнем феврале, когда он шел на фронт с одним сухарем в желудке, светит февральское солнце, и сосны пахнут смолой. Григорий Померанц не учит радоваться. Он просто заражает вирусом радости. «Как можно видеть дерево и не быть счастливым?» Эти слова Достоевского часто звучали в доме Померанца и Миркиной.

Достоевский — спутник Померанца с 1938 года. Он думал и писал о нем всю жизнь. Он хорошо понимал и «смешного» человека, и «подпольного». Да и как не понимать, если Померанц сам такой. Недаром же он назвал свою автобиографическую повесть «Записки гадкого утенка». О чем бы он ни писал, он всегда пишет о главном в тебе, в себе, в нас. О Достоевском, Толстом, Тютчеве, восточной философии, истории он пишет так же лично, как о своем собственном выстраданном опыте на фронте, в ГУЛАГе, в любви. Именно поэтому нам так необходимо написанное им. А еще потому, что это строки свободного, незашоренного человека, что всегда было и остается редкостью.

В России и впрямь надо жить долго. Авось до чего-нибудь хорошего доживешь. Григорий Померанц и Зинаида Миркина дожили. Их издали, их узнали и полюбили сотни и сотни людей. К ним тянулись, на их лекции, которые они регулярно читали, приезжали из отдаленных уголков страны. Г.С. успел почувствовать свою нужность.

В их доме часто звучали стихи. Гриша любил строки Пастернака: «Ты вечности заложник у времени в плену». Но сам-то он умел жить и во времени, и в вечности, и никогда ни у кого не был в плену. А 13 марта ему исполнится 95 лет. И свет будет, наверное, еще более весенний, чем сегодня. Еще один повод для счастья.

Лариса МИЛЛЕР

«В душе человека есть божественное измерение…»

Григорий Померанц (1918—2013) — философ, культуролог, религиовед. Выпускник ИФЛИ. Воевал, дважды ранен, удостоен боевых наград. С 1949 по 1953 год — узник ГУЛАГа. Померанца много печатали за границей, с 1976-го по 1988-й в советской прессе упоминать его имя было запрещено. Его книги («Открытость бездне», «Выход из транса», «Собирание себя», «Сны земли» и др.) были изданы в России только в последние десятилетия. Он был постоянным автором «Новой газеты». Сегодня вспоминаем некоторые из его важных высказываний на наших страницах.

№ 128 от 12 ноября 2012

Благодаря или вопреки Сталину мы победили?

Представьте себе обратную картину: победили немцы. Благодаря или вопреки Гитлеру? Ну уж безусловно благодаря. Даже побежденные немцы в 1946 году по опросу в подавляющем большинстве считали Гитлера величайшим политическим деятелем Германии. А что было бы в случае победы?! И это было бы великим нравственным поражением немецкого народа, если бы победил строитель газовых печей, поработитель мира.

Кто же был вдохновителем победы у нас? Строитель ГУЛАГа, организатор Голодомора, тиран, уничтоживший крестьянство и планомерно уничтожавший интеллигенцию; тот, кто топтал свободу, топтал свой народ?

Победа. Что должно господствовать в нас? Чувство гордости или вины?

Невозможно не гордиться великим мужеством наших воинов, невозможно забыть это, не воздать им должное.

Но как только гордость застывает в чувстве самодовольства и самовосхваления, как только нравственная работа в душе останавливается, победа оказывается чем-то противоположным самой себе — чувством, мертвящим душу.

№ 20 от 24 февраля 2012

Наиболее совершенное общество — это общество, сознающее свое несовершенство и время от времени его исправляющее, двигаясь от одного перекоса к другому.

Утопия никогда не захватывает народа, находящегося в нормальном состоянии. Чтобы броситься в утопию, нужно потерять здравый смысл. Не важно, какая утопия. Может быть ленинская утопия, может быть гитлеровская утопия.

143 от 21 декабря 2011

Меня привезли в лагпункт в Каргополь и сразу отправили в баню. Стою голый. Даже в одетом виде я не очень величествен, а в раздетом похож на ощипанного цыпленка. А там всем распоряжался дневальный, здоровенный детина по фамилии Шелкопляс, который непрерывно матюгался и кричал на заключенных. На Лубянке я привык осаживать следователей, которые не имели права меня бить, и тут, видя начальника, но не понимая, что это заключенный, уголовник — ссученный, но оставшийся по природе бандитом, — его осадил. Фраза была примерно такая: на вашем посту непрерывно матюгаться не следовало бы.

Шелкопляс хватает табуретку и заносит над моей головой. А фронт приучил меня в отчаянном положении идти напролом. Я уперся глазами в его глаза и не отрываясь смотрю. Он бьет меня ногой в живот и выходит.

На следующий день вся лагерная интеллигенция шумела, что выпускник ИФЛИ чуть не был убит Шелкоплясом. Меня сразу заметили, и вскоре ко мне явился заключенный, бывший ученик Бухарина, а сейчас старший бухгалтер, который пользовался доверием как человек, знакомый с канцелярской работой.

«Вам нравится Гегель?» — спросил он. Мы 20 минут проговорили о «Науке логики», после чего он сказал: «Ну хорошо. Я вижу, что вы справитесь с работой нормировщика». Так я попал на должность, где пробыл почти весь срок.

№ 92 от 24 августа 2009 г.

Фронтовые и лагерные привычки пригодились мне и позже, когда сложились некоторые возможности для свободного слова. Но мои попытки растопить глыбу накопленного страха показали мне, что не на кого опереться. Были интеллигенты, но не было интеллигенции. Было мужество на войне, но не было гражданского мужества. Не хватало самособойности и нельзя было создать ее на уровне политических речей и самиздата. Надо было идти глубже, в тишину.

№ 17 от 13 марта 2008 г.

Глубоко в душе человека есть божественное измерение. Нам необходимо коснуться этой глубины. Это как проплыть через залив и выйти в океан. Там мы находим, что мир не является суммой атомарных фактов. Там единство. И — разрешение всех конфликтов.