За год, минувший с момента протестного бума, прошли и эйфория первых удач, и боль несбывшихся ожиданий. Что же осталось?

На первый взгляд кажется, будто в сравнении с началом 1990-х, когда протест смёл тоталитарный режим, — демократия добилась немногого. Однако на самом деле нынешнее движение обладает важным, хотя и неочевидным достоинством, которое обязательно рано или поздно проявится.

Процесс конца 1980-х не был борьбой за демократию. Он состоял из трех элементов, которые четверть века спустя нелегко отделить друг от друга.

Первое. За демократию мы не боролись. Ее нам «спустил сверху» Горбачёв, которому требовалось каким-то образом выйти из-под контроля консервативной партийной верхушки. Родив «демократический» съезд народных избранников, он получил возможность политического маневра и поднял свой личный статус.

Второе. Боролись мы против партократов, стремясь на их место поставить своих парней. Именно это в конечном счете привело к власти Ельцина. А ведь борьба против врагов — это совсем не то же самое, что борьба за новые ценности.

Третье. Причиной борьбы было стремление к полным прилавкам. И свой парень был тот, на кого в этой связи возлагалась надежда. Где он возьмет товары, каждый понимал по-своему: то ли у номенклатуры отнимет, то ли реформу проведет. Но в любом случае общество предъявляло спрос на товары, а не на ценности.

И в этой связи резко возрастает значение того, что ныне, при полных прилавках, на площадь выходят не сирые с убогими, а те, кому хорошо живется. Здесь налицо спрос на новые ценности, а не на «своего парня», который экспроприирует экспроприаторов, изнасилует силовиков и отоварит своих товарок.

Такая схема развития вполне вписывается в теорию модернизации.

Если отбросить частности, все развитые страны модернизировались примерно подобным образом.

Впрочем, пару слов о «частностях» сказать нужно. О том, например, почему демократия сформировалась в Восточной Европе.

Менталитет там у них иной? Культура иная — свободолюбивая? Навряд ли. Поляки, чехи или венгры хотели того же, что и мы, — той экономики, которая кормит. При этом та экономика, что предлагает пушки вместо масла, представлялась им навязанной извне. Со стороны «старшего брата». А потому возможность обрести масло в совокупности с колбасой, автомобилем, квартирой и поездкой на отдых во Францию — тесно увязывалась с принадлежностью к Европе. И, значит, хочешь не хочешь приходилось играть по европейским правилам, которые включают постепенное продвижение к демократии.

Тем более что эти народы до попадания в «младшие братья» уже Европе принадлежали. Они проходили свой исторический путь с Австрией или Германией, заимствовали фритредерские подходы из Англии, а идеи свободы, равенства, братства — из Франции. Да и сама Европа теперь рассматривала поляков, чехов или венгров как своих младших, заблудших братьев, которым надо помочь вернуться на путь истинный. В том числе с помощью изрядных финансовых вливаний.

Таким образом, в силу ряда конкретных обстоятельств путь Восточной Европы к демократии был проще, чем у России. А по простому пути идти можно быстрее.