С лета ходят слухи о том, что школьных психологов переподчинят районным психолого-педагогическим центрам («выведут на аутсорсинг»). На очереди — библиотекари. Плюс (говорит сарафанное радио) готовится перевод библиотечного фонда в электронную форму и принудительный вывоз всех книг старше 5 лет, ибо они считаются по СанПиНам опасными и антисанитарными. 451 по Фаренгейту. Коллеги смеются: как только книга станет запретной, чтение войдет в моду.
Готовлюсь к уроку в 9-м классе.
«Я вас обрадую: всеобщая молва,
Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий;
Там будут лишь учить по-нашему: раз, два;
А книги сохранят так: для больших оказий».
Коллеги переслали презентацию семинара «Организация эффективной финансово-экономической деятельности образовательного учреждения». Школа теперь называется не только «образовательным учреждением», но и «производителем образовательного продукта». Среди показателей эффективности — «качество программно-планирующей документации общеобразовательного учреждения» и «финансово-экономические показатели деятельности ОУ». Презентация большая, 60 с лишним кадров; чувствую, впереди открытия. «Современные тенденции развития экономического положения системы образования: включение в рыночные отношения. Борьба с неэффективными расходами». Покажите мне человека, который захочет работать в школе, которая так называется и оценивается, — и это о самом живом деле, которое осталось в России. Каким же языком они рассказывают, например, о работе ОМОНа?
Читаю дальше. Школам предлагается «сократить зоны неэффективной занятости и за счёт внутренних резервов обеспечить существенный рост зарплаты лучшим учителям. Однако для решения этих задач руководство школы вынуждено идти на оптимизацию численности персонала». По-русски это значит: увеличить число часов и зарплату лучшим учителям, остальных — уволить. По каким критериям оценивается учительская квалификация? «Общий педагогический стаж работы, уровень образования, федеральные, отраслевые и региональные награды, сертификация профессиональным сообществом». Я выхожу «плохой учитель»: перерыв в стаже 15 лет, образование не педагогическое, наград нет, сертификации тоже. И часов всего 16.
Нет, сертификацию можно получить. Вот «Дневник.ру» предлагает учителям пройти курс «Использование сервисов единой среды доступа для осуществления педагогической деятельности». Загрузила файл с правильными ответами на тест. «Отметьте существующие типы элемента «Задание» в СЭДО» (варианты на выбор: ответ в виде текста, в виде файла, вне сайта, в виде нескольких файлов, множественный выбор). Мучительно пытаюсь понять, какое отношение вся эта китайская грамота имеет к преподаванию литературы. Не поняла. Буду осуществлять педагогическую деятельность без сертификата. Зачем выкладывать правильные ответы на итоговый тест даже до записи на курс — тоже не поняла.
На сайте Московского центра качества образования выложены вопросы для самоподготовки педагогов к прохождению обязательной аттестации на соответствие занимаемой должности. Аттестация — раз в 5 лет; проходить должны те, кто проработал в школе более двух лет. Аттестуют тех, кто ответит на 50% вопросов и более. Вопросы по пяти категориям: законодательная база; общая педагогика и психология, физиология и гигиена; организация образовательной деятельности; область специальных знаний; ИКТ-компетентность.
«Подход, использованный при разработке федерального государственного стандарта начального/среднего профессионального образования, — …»
«Совокупность идей человека, в которых выражается теоретическое овладение тем или иным предметом, — это…»
«Ежедневная продолжительность прогулки детей при температуре воздуха до минус 15 С и скорости ветра менее 7 м/с составляет…»
«Разработка тематического плана в рабочей программе позволяет…»
«В правом верхнем углу окна программы обычно отсутствует кнопка…»
В конце методических указаний по подготовке к аттестации ясно сказано: «Подготовка к процедуре аттестации предполагает высокий уровень самообразования педагога».
Короче, ушла самообразовываться. У меня еще год в запасе, чтобы все это выяснить.
Два собрания на одной неделе — в моей школе и в школе сына. Нет ничего ужаснее учительских собраний. Впрочем, есть — родительские. Учитель чаще всего не может закончить мысль — родитель неспособен сформулировать ее вовсе.
Одиннадцатиклассница возмущается: сочинение такое большое, а цитата без кавычек и указания на источник совсем маленькая, почему «плагиат», за что тройка?! Для этого поколения нет разницы между чужой научной работой и анонимным демотиватором: любая мысль, попавшая в интернет, — уже общественное достояние. Впрочем, мое поколение без зазрения совести сдувало сочинения с предисловий, а то, что посередине между нами и детьми, — охотно освоило сборники «золотых сочинений». Проблема не поколенческая, а культурная.
Зато: «Оба Иуды <в Евангелии и у Леонида Андреева> раскаиваются в содеянном и поканчивают с собой». Явно не плагиат. При выборе между заемным умом и искренним личным косноязычием колеблюсь до сих пор.
Школьных медсестер и врача переподчиняют департаменту здравоохранения. А тот не обязан им оплачивать школьные каникулы. Знакомые родители уверяют, что медсестры в школе вообще не нужны: помочь ничем не помогут, а «скорую» при необходимости может вызвать любой взрослый. На днях ученику стало плохо на уроке; хорошо, врач еще в школе. Но можно и тут решить вопрос радикально: научить всех учителей мерить давление и делать уколы. Столовую тоже можно упразднить, пусть учителя уж и готовят. Все лучше, чем переподчинять поваров Минсельхозу.
Слушала в школе у младшего, как 9-й класс читает Пушкина. Не слышат ритма, не слышат, где должно быть «е» вместо «ё», не понимают, где надо переместить ударение, чтобы не сбивать равномерное дыхание пушкинского ямба. Лет 20 назад я слушала, как Пушкина читал русский подросток, с пяти лет живший в Америке. Бытовой русский у него был прекрасный, а, когда он стал читать стихи, сразу стало видно: иностранец. Мои прежние ученики, в начале 90-х, еще чувствовали эти тонкости, а нынешние читают Пушкина вслух, как иностранцы.
Пятиклассник у коллеги: «кОпна сена — это когда копают лопатами». Огромный пласт лексики ушел из сознания детей; понятное нам — для них уже исторические реалии, как какой-нибудь «повойник», «архалук» или «семишник». Пятиклассница читает: «Белолица, черноброва, нраву кроткого такого». Что такое «кроткий»? Не знает. А «нрав»? Тоже не знает.
На этом фоне скорее отрадно, что в 11-м классе у мужа на уроке по Галичу самый умный спрашивает: «Львович, а что такое «топтун»? Почему со стиральной машиной надо спать за персональную?» (Стиральная доска уже не вмещается в ум.) И все-таки Галича они понимают лучше, чем Окуджаву: «У Галича непонятны отдельные слова, а у этого как-то в целом…»
Вокруг петиции «Союза школ», в которой просят сохранить школы для детей с особыми образовательными потребностями, происходят бурные споры. Я сравнила кампанию по объединению школ с коллективизацией писателей на рубеже 1929—1930-х годов. Оппонента всерьез удивило, почему я считаю, что школьное обучение хоть как-то сродни писательской работе и не может строиться исключительно по законам массового производства.
«Почему вы не хотите объединяться, раз вы такие прекрасные? — спрашивают у маленьких школ. — Возьмите еще 1800 детей к вашим 200 и покажите всему миру, как хорошо вы умеете работать. У вас замечательные тройняшки, вы прекрасные родители — возьмите еще 30 человек из детдома и денег в придачу. Почему не реалистично?»
Я всеми руками за семейное устройство сирот, но этот вопрос не решается принудительным укрупнением всех семей.
Живем интересными слухами, часть из них сбывается. Сарафанное радио извещает, что из 102 колледжей Москвы в живых останется 25, остальных объединят друг с другом. А те, у кого учится меньше 2000 человек, будут признаны нерентабельными.
Учителя вечерних школ написали письмо депутатам с просьбой сохранить статус их учебных заведений (в новом законе их тоже нет): «Вечерних школ на всю Москву в 2010 г. было 19, сейчас осталось всего 12, и их активно подталкивают к объединению с массовыми детскими школами… Если присоединить эти школы к детским образовательным учреждениям, то образовательные услуги для взрослых просто перестанут существовать». Среди учеников вечерних школ — обширный контингент подопечных ФСИН, гастарбайтеры, изучающие русский…. Богатая идея — объединить их с детсадами.
Педагоги из Южного округа рассказывают: в нескольких школах русский язык в 5—6-м классах сократили с шести часов до трех решением директора. Освободившиеся часы отдали иностранцам: им нужнее. Учителя даже не сопротивляются, только жалуются.
У меня в 6-м классе 2 часа литературы в неделю. Дети бухтят: мало. А больше по программе не положено.
Главная духовная скрепа нации сегодня, если судить по этой практике, — избавление от всего гуманитарного и экономия на всем человеческом. Спасибо, мы поняли.
