Мандариновое проклятие

На днях в вагоне метро повстречал торговца, предлагавшего елочные гирлянды. «Какой, — говорит, — Новый год без огней, шампанского, мандаринов?» Насчет огней — понятно. Насчет шампанского тоже. Но мандарины-то здесь при чем? Почему не бананы, апельсины или, скажем, киви? А если вести речь о старой европейской традиции, то к елке, огням и шампанскому полагаются скорее орехи или марципаны. То есть именно то, чем могли скрасить праздник бюргеры сотни лет назад.

Но у нас именно от мандаринов прилавки ломятся под Новый год. Окажись вдруг за русским столом зарубежный культуролог, наверняка решит, что это самобытная национальная традиция. «Есть у нас обряд старинный — в праздник трескать мандарины». На этот счет даже с ходу можно придумать пару ярких теорий.

Вот, например, торговая теория. Варяги — те самые, что ходили «в греки», — возвращались с юга под Новый год и выменивали мандарины на беличьи шкурки. У славян запасы хлеба к январю уже сокращались, а салат «оливье» еще не изобрели. Вот они и набрасывались на заморский фрукт.

Или евразийская концепция, Запад с Востоком примиряющая. Монголы, завоевавшие Китай до нападения на Русь, пришли к нам не с пустыми руками. Батый, взявший Рязань как раз под Новый год, город разграбил, мужчин убил, женщин изнасиловал, но, чтобы те не померли с голоду и могли выносить маленьких евразийцев, оставил запас китайских мандаринов.

Если бы мне дали приличный грант на культурологические изыскания, я бы еще мог десяток таких теорий придумать. Но, поскольку гранта нет, приходится обратиться к реальности. Мандарин утвердился на нашем столе в советское время, когда импорт был минимален и к Новому году нас в основном снабжала солнечная Грузия, ни киви, ни бананов не имеющая.

Мандариновая история пробудила в памяти чрезвычайно популярную в последнее время дискуссию о так называемом культурном проклятии России. Отчаявшись как-то объяснить упорное нежелание народа строить демократию, наука заявила, что это, мол, культура у нас такая — дикая, авторитарная, то ли от монголов унаследованная, то ли сооруженная злобным царем Иваном Грозным в интересах утверждения режима личной власти. И вот с тех пор впитываем мы с молоком матери авторитаризм, тогда как западные народы с демократической культурой пользуются всеми благами цивилизации.

На первый взгляд теория неплоха. Или, точнее, выглядит она столь же убедительно, как и представление, будто мандарин испокон веков утвердился за российским праздничным столом, и обречены мы его теперь лопать до второго пришествия, дабы не утратить нашу культурную идентичность. Беда как культурного проклятия, так и мандаринового состоит в том, что серьезную научную базу под него очень трудно подвести. А вот связь нынешних проблем с проблемами недавнего прошлого, наоборот, бросается в глаза.

Мандарины под Новый год — это традиция, порожденная экономической спецификой недавнего прошлого. Она совершенно естественна для советских людей, но постепенно исчезнет со сменой поколений. Или, точнее, выбор фрукта к праздничному столу будет определяться вкусом, а не традицией. Быть можно русским человеком и не есть под Новый год мандарины.

Выбор авторитарных начал, как и мандаринов, определяется тем, что в науке называется зависимостью от исторического пути. Зависимость эта — не судьба, а скорее колея. Выруливать из колеи сложно, но можно. Мешает этому не культура, впитанная с молоком матери, а тот образ жизни, который привычен для нынешнего поколения. Если новым поколениям будет удобнее жить с демократией, они запросто откажутся от путинского наследия без всякой утраты культурной идентичности, как уже сегодня в ходе протестных акций отказывается от авторитаризма передовая молодежь.

Но вот удобнее ли жить с демократией — вопрос непростой. Здесь многое зависит от немифического ресурсного проклятия, подкармливающего режим нефтедолларами. Распил бюджета, повышение пенсий или оборонный заказ гораздо больше склоняют чиновников, стариков и рабочих к отказу от демократии, нежели абстрактные культурные ценности.