Дорогой Леонид Ильич Брежнев снова с нами

Чем дольше изучаю родную страну сквозь призму телевизора, тем охотнее верю формуле Петра Первого: Россия не Запад и не Восток, а часть света. Я другой такой страны не знаю, которая бы то и дело зависала во времени, как отработанный компьютер.

Телевизионный образ Путина, залог его триумфа, с самого начала строился методом антитезы. Он противопоставлялся не только Ельцину, но и всему старому, заскорузлому, отжившему. Знак и символ тухлого застоя — Брежнев, знак и символ стремительного развития — Путин. Он, скорее всего, оттого так настойчиво воспитывал всебе брутального мачо (покорителя стихий, грозу олигархов, предводителя стерхов, тигров, министров), что слишком хорошо помнил лица распадающейся власти во главе с Леонидом Ильичом непосредственно на трибуне мавзолея.

Но вот настал новый исторический виток, и картина меняется. Рождается новая мифология. Президент все еще бодр, активен, напорист, но уже неизбежны сравнения с Брежневым. И дело здесь не в реальных или придуманных злыми языками болезнях Владимира Владимировича. Дело в болотных рифмах, которые множатся каждый день. Инакомыслящих сажают. Коррупционеры прут из государственных щелей. В воздухе пахнет показательными процессами. Держава продолжает сидеть на нефтяной игле. Вождь отгорожен от общества персональным политбюро. Страна в кольце врагов. Возрождается институт политкомментаторов формата Гостелерадио. Главной формой управления становятся запреты.

Прошлое в очередной раз пересмотрено. Брежневская эпоха теперь рифмуется не с вязким застоем, а с благородной стабильностью. Амнезийные потомки, не заметившие ни 10-летие, ни 20-летие смерти генсека, наконец-то заметили 30-летие. Главным осенним памятным днем телевидение назначило 10 ноября. Ровно тридцать лет назад от нас ушел дорогой Леонид Ильич. Ровно пятьдесят лет назад к нам пришел великий праздник — День милиции. Эти два грандиозных события, изменивших ход вещей, впечатлили ТВ гораздо больше, чем День народного единства. Стоило так упорно насаждать новоиспеченный праздник, чтобы, добравшись до 400-летия изгнания поляков из Кремля, начисто забыть и о поляках, и о народном единстве?

Для полноты исторических аллюзий в свободное от правительственного концерта (разумеется, не в честь единства, а в честь полиции) время на экране царствует лично Леонид Ильич. И тут происходит любопытная вещь: сериал «Брежнев», запущенный целиком, в эпоху третьего путинского срока смотрится почти пророчески.

Драматургия фильма основана на двух пластах. Один из них повествует о последних днях Брежнева. Второй вместил его предыдущую жизнь, данную зрителям в ощущениях, наплывах, снах героя. Двум слоям не дано пересечься. Внешняя канва еще как-то расцвечена событиями. Тут и просьба Брежнева об отставке, и внутрипартийная борьба, и латентное противостояние генсека и председателя КГБ Андропова. А вот внутренняя биография героя сразу застыла липким холодцом. Мы видим гарного хлопчика, своего в доску, отзывчивого, жизнелюбивого. Но нам так и не показали ту грань, за которой хлопчик превращается в «дорогого Леонида Ильича», втянувшего в воронку собственного маразма одну шестую часть суши. В мире экранного Брежнева нет места чешским событиям, Афганистану, лагерям, психушкам, колбасным электричкам, что рождает ощущение тотальной лжи.

Художественная правда убедительней правды исторической только в одном случае — когда она талантлива. Режиссер Снежкин, увы, не Дзига Вертов или Эйзенштейн. Те прославляли мерзкий режим, но как феерически они это делали! Впрочем, в сериале есть одна несомненная удача — феерический Шакуров в роли Брежнева. Такой исполнительской мощи, буйства оттенков смысла, нюансов настроения, переливов хорошего и гадкого нынешнее ТВ еще не знало. Актер пронзительно играет и драму уходящего вождя, и его человеческую, интимную драму, то безысходное мужское бессилие, которое он испытывает при виде своей последней надежды — полнокровной молодой медсестры…

Сюжет фильма, начинающийся 14 октября 1982 года, дан через призму рокового дня: 17 лет назад был свергнут Хрущев. К власти пришел Брежнев. Сегодня, когда о расколе элит не говорят только на трибунах мавзолея и на ТВ, данный сюжетный ход воспринимается как свежий поворот в актуальных интригах. Кстати, прежде неразличимый в аппаратном тумане Сергей Иванов вдруг замелькал на экране. Именно он, а не президент, как в былые добрые времена, произнес речь на полицейском концерте. Глава президентской администрации волновался: обозвал присутствующих «сотрудниками внутренних дел», забыв сакральное слово «органов». Сергей Борисович, видать, внутренне готовился к судьбоносному интервью. Не пройдет и суток, как он в беседе с Ирадой Зейналовой, политобозревателем Первого канала (из когорты тех, кто работает в формате Гостелерадио), озвучит сокровенное: мол, два года знал о хищениях в ГЛОНАСС, но терпел, молчал.

И те, вокруг Брежнева, терпели и молчали — до поры до времени. И нынешние, из сегодняшнего политбюро под кодовым названием «Кооператив «Озеро», терпят и молчат. И телебоссы, вынужденные очищать от лежалого нафталина светлый образ Леонида Ильича, терпят и молчат. Каждый представитель закапсулированной власти терпит и молчит о чем-то своем. А тем временем увеличивается трагический разрыв между властью и народом, выживающим не благодаря ей, а вопреки. Эту роковую коллизию, регулярно уничтожавшую русских правителей, от Николая Первого до Брежнева (и далее по списку), уже ничем не загримируешь.

В сериале «Брежнев» есть забавный эпизод. В ответ на просьбу вдовы Суслова — переименовать в честь покойного мужа город Саратов — генеральный секретарь отвечает: «Ишь чего захотела! Его именем можно назвать калошный завод. Он ведь до конца жизни ходил в одних и тех же калошах». А что останется от нынешних терпящих и молчащих? Даже калош не останется.