В День памяти жертв политических репрессий, установленный в 1991 году, но придуманный еще в начале 1970-х диссидентом Кронидом Любарским, премьер-министр Дмитрий Медведев оставил запись в «Фейсбуке»: «Иосиф Сталин и другие руководители советского государства того времени заслуживают самой жесткой оценки. Это должно остаться в анналах нашей истории, чтобы никогда этого не повторилось. Потому что война со своим народом — это тягчайшее преступление».
Разумеется, он получил множество откликов. И среди них, естественно, сталинистские. Сталина давно нет — а сталинисты есть, и среди правителей России сухорукий тиран соревнуется по популярности с Петром Великим. Это как с евреями: они в большинстве своем уехали — а антисемитизм процветает: должен же кто-то плести паутину мирового заговора против России, как иначе объяснить то, что в стране происходит.
Премьер-министр откликнулся на дискуссию в чрезвычайно точных выражениях: «Любовь к усопшим тиранам — обычное человеческое заблуждение. Очень комфортно быть сталинистом, понимая, что за тобой не придут ночью». Собственно, об этом же Дмитрий Медведев говорил, выступая перед активом «Единой России» в Перми.
Премьер не в первый раз рассуждает о Сталине. Это именно его заслуга, что примороженные российско-польские отношения пережили оттепель: Медведев, будучи президентом, в самых жестких выражениях говорил о катынском преступлении. Сдержанно-негативно об Иосифе Виссарионовиче высказывался и Владимир Путин, но элемент дипломатичности в его словах присутствовал. Бывший же лидер «Единой России» Борис Грызлов вполне положительно оценивал роль генералиссимуса в истории. Получается, что новый лидер единороссов, Дмитрий Медведев, меняет генеральную линию партии власти.
Но, разумеется, главное не в этом. Столь акцентированные рассуждения о Сталине в нынешней специфической ситуации идут против тренда общественных настроений и против течения внутриэлитной атмосферы. В истеблишменте и массовом сознании есть своего рода консенсус по поводу Сталина: да, зря убивал людей (хотя иной раз и не зря), но зато победил в войне. И эти настроения — почти калька с тех представлений о прошлом, которые господствовали в СССР, начиная с майской речи (1965 года) Леонида Брежнева, когда упоминание Сталина вызвало аплодисменты в зале, продолжая установочной статьей в «Правде» в 1979 году к 100-летию генералиссимуса («С одной стороны… с другой стороны») и заканчивая горбачевской перестройкой, когда у нации вдруг открылись глаза (или ей открыли глаза по второму разу после XXсъезда). Соответственно, слова Медведева — почти диссидентство, причем инициативное.
Правда, и он попал в традиционные качели «с одной стороны, с другой стороны»: «У каждой эпохи есть серьезные, важные, славные периоды. Как можно, например, в иных красках описывать историю Великой Отечественной войны? Это была Победа всей страны, в том числе и руководства, какое бы оно ни было».
В том-то и дело, что это не так. Победил народ — и не благодаря Сталину, а вопреки. И в отличие от сегодняшних лидеров, сам товарищ Сталин это прекрасно понимал, о чем свидетельствует его выступление 24 мая 1945 года, вошедшее в историю как «тост за русский народ». В этом тосте он, вдруг обнаружив в себе понимание теории общественного договора, благодарил нацию за то, что она не скинула его, воспользовавшись войной, за скверный кризис-менеджмент: «Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это». Тем не менее эта внутренняя фронда Медведева в условиях негласного одобрения сталинизма и даже подражания ему — политический акт. Он встал на сторону тех, кто считает Сталина тираном, не готов гордиться теми страницами отечественной истории, которые связаны с массовыми убийствами и не поднимает имя генералиссимуса на знамя.
В конце концов, память о репрессиях и память о войне разделить нельзя. Как нельзя разделить и народ. Сходите хотя бы на спектакль театра «Современник» «Крутой маршрут», чтобы еще раз убедиться в этом…
