Трудно рассуждать о происходящем в стране. Но жить отдельно не получается. Возьмешь газету, включишь телик — шарахнет знакомый дух, казалось, уже истлевшего прошлого. Вожди, ура-патетика, полная отрешенность от жизни людей. Любимый вид спорта в нашей стране — бег назад по граблям.

Как унижали, чихвостили культуру советские партийные деятели, так и сегодня ее давят, секвестрируют, насилуют. Такой у нашей номенклатуры неутихающий зуд. И главное, энергия активности и глупости примерно равные. Снова накладывают запреты на произведения, не дозволяя взрослым решить, стоит ли им смотреть венгерский фильм «Клип» или нет. За них решает старший брат Минкульт. Дальше — больше. Не будем на экране пить, курить, матом ругаться, быть жестокосердными! Давайте снова пропагандировать конфликт прекрасного с «очень прекрасным»! Да, чуть не забыл, особенно опасна «эротика»…

Все это от лукавого. Главное проявление нездоровья общества — лицемерие во всей красе. Болезнь, прямо скажем, застарелая. Но периодически приобретающая идиотический характер. Радетели за всеобщую нравственность возмущаются поведением… Пятачка, который стреляет пробкой в шарик и попадает в Винни-Пуха. Ах, не учите детей жестокости!

Кажется, у нас идет нескончаемая операция «Бумеранг». Если помните, в знаменитой картине Хитрука «Фильм, фильм, фильм» режиссер со сценаристом идут по коридору Госкино. За каждой дверью им выдают указания с печатями: «Сократить!», «Добавить!» Потом появлялась бледная Муза, вся в печатях. Ее-то в итоге бдительные товарищи и выбросили из фильма. При советской власти все было пронизано шпиономанией. Не дай бог, что-нибудь из мультфильма про нашу жизнь секретного узнают на Западе. Но и нам не дозволялось про их действительность что-то знать. Бдительные редакторы и чиновники рьяно охраняли наше неведение. Казалось, весь этот идиотизм вроде бы отлетел в прошлое. Казалось бы… Но нет, снова ищем и повсюду находим западных агентов.

И во многих неблаговидных кампаниях заметную роль играет наша православная церковь. Она советует, как нами управлять, что снимать, что нам читать, что смотреть. В академии КГБ строится церковь, в академии МВД… Они все мгновенно забыли, как исключали нас из коммунистов, из комсомола и пионерских рядов за участие в церковной службе. Вчерашние прожженные коммунисты крестятся перед камерами и крестят младенцев для специальных глянцевых репортажей.

Нас приучают к ХV веку. Все впрямую кричат о чуде. Теперь в экономическом рывке нам должны помочь «мощи», а Пояс Богородицы решит все проблемы. Чудотворцев развелось немерено. Вон им уже целый телеканал подарили — задолго до Общественного ТВ.

В недалекие времена все было под прессом: литература, искусство, наука. Но тогда любая живая вещь, с трудом пробивающаяся сквозь асфальт запретов, становилась предметом всеобщего внимания. Народ, как сумасшедший, передавал из рук в руки не только Солженицына, Аксенова, «Метрополь», но и Гумилева, Цветаеву, Мандельштама. Это держало людей в сознании собственной значительности, полноценности. И еще — причастности к культуре собственной страны.

Кроме того, запретный плод слаще. Помню, как за границей купил книжку Солженицына, как вез ее на пузе. Боялся, что из штанов выскочит. Помню плодотворные ночи, когда к утру надо прочитать и передать другу роман. Помню, как мы с женой Таней к рассвету пересняли солженицынские мемуары «Бодался теленок с дубом». Пересняли и напечатали. Целая коробка карточек форматом сантиметров восемь — читали с лупой. Передавали «своим» из рук в руки.

Теперь печатается что угодно. Но у людей к чтению пропал интерес.

Лицемерие снова разлито в воздухе. Сегодня тот же космический разрыв между «спичами» гослидеров и реальной жизнью. Вроде у нас, как и во всем мире, деньги «рулят», но при этом мы умудряемся идти в противоположную от всего мира сторону.

Конечно, не стоит искать именно в интеллигенции корень зла. Но часть интеллигенции успешно подыгрывает, а то и сливается в любовном экстазе с властью. Порой этот порыв вполне искренен, так было в начале 1990-х. Но лучшие люди быстро отшатнулись, бежали из небезопасных для душевного равновесия «объятий». Остальные же заняты собственной карьерой. Впрочем, таких всегда было немало.

Немногим «выскочкам», осмелившимся делать что-то важное, быть честными, — и достается более всего. Как пытались заплевать Шевчука после его обращения к премьеру Путину. Как устроили травлю Чулпан Хаматовой, взявшей на себя ответственность за больных детей. Отважный человек дает пример многим. Это опасно. Таких у нас принято замарывать. Увы, это не только инициатива сверху, это в характере русского человека, развращенного вековой ленью.

Нашу природную доброту разъедает кислота зависти. Мы привыкли к ощущению затяжного несчастья. К бедности. Беспросветности. Привычка к несчастью — крайне опасна для будущего. Как может строить планы на будущее человек, зарабатывающий ниже прожиточного минимума? Сколько людей за этой — «ниже прожиточной» — чертой чуть ли не ежедневно слушают по телевизору, как сильные и довольные люди, ответственные за страну, говорят им, что «их зарплата увеличилась». А пока идут эти «Новости», цены стремительно растут.

Что же делать творческим людям, не желающим лгать? Приходится снова переходить на эзопов язык. Учиться быть хитроумными. Творческому человеку можно надуть систему только иносказанием.

«Человек в рамке» Федора Хитрука хотя и был иносказанием, но оказался одной из самых смелых картин советской анимации. Недаром ее клали на полку. История расчеловечивания чиновника показалась начальству вопиюще крамольной. Финал фильма был таким же, как начало. Появлялась анкета: «Нет. Нет. Не был. Не участвовал». Богатая рама, обрамлявшая героя-функционера, захлопывалась вместе с ним. Анкетная же бумажка выскальзывала из-за рамы… Бумажка оказывалась долговечней, значительней человека. Эта аллегория была уж слишком правдоподобной. В Госкино схватились за голову. Тогда пришлось делать другой финал. Появлялась девочка, которая прыгает-прыгает… от жизнелюбия. В общем, нужна была победа реальной жизни над бумажной… хотя бы в мультфильме.

Снова наступает скучное, бумажное время. Снова надо брать уроки у прошлого. Мы-то надеялись, что на наших фильмах вырастут новые, свободные люди. А выросли зажатые, пугливые. И от собственного страха они держатся изо всех сил за свои кресла и стращают других.