Восемнадцатое столетие, что мы знаем о нем? Эпоха Просвещения! Век золотой Екатерины! Из темной Московии правительство российское переехало в холодный блистательный Петербург, где, правда, оказалось в положении «единственного европейца». В 1771 году переписка императрицы-западницы Екатерины с философом-вольнодумцем Вольтером была в самом разгаре. Старик, похоже, в какой-то момент стал всерьез подумывать о том, чтобы приобщиться к роскоши далекого русского двора. Да так, что даже был готов поверить в реформаторские обещания своей русской корреспондентки.

И то правда, ведь тогда Россия даже поддерживала движение повстанцев в Сирии. Даром, что сама не первый год вела войну с Турцией, которой Сирия в те времена принадлежала. В вопросах веры тоже наблюдался большой прогресс. «Великодушие россиян, греческий закон исповедующих, трогает до слез» — такими формулировками русская императрица убеждала известного борца с церковью в религиозной толерантности россиян. «Я всегда пленяюсь вежливостью Ваших подданных», — радовал наблюдениями мыслитель. Эх, все бы так работали над имиджем России! Когда летом того же года Вольтер узнал, что русские войска вошли в Крым, то написал, что верит в способность Екатерины возродить великую Трою. О, галантный век!

Победы на юге, однако, принесли России не только новые земли, но и эпидемию чумы. В конце весны 1771 года мор достиг Москвы. В городе, который современники называли «небольшим миром», погибало до тысячи человек в день. Власти пытались принять жесткие карантинные меры: имущество зараженных сжигали без всякой компенсации. Костры горели еще и потому, что их считали средством защиты от распространения заразы. Все лето Москва стояла в дыму. Погибших от чумы вытаскивали крюками с дворов и хоронили в ямах за городом — так возникло большое Пятницкое кладбище, что недалеко от сегодняшней станции метро «Рижская». Нужно ли говорить, что подвоз продовольствия в город был сильно ограничен, рынки и большая часть лавок закрылись.

К концу лета отчаяние и паника достигли предела. Высокое городское начальство в лице генерал-губернатора Петра Салтыкова поспешило уехать подальше. У обывателей осталась одна надежда: говорили, что икона Боголюбской Богоматери у Варварских ворот Китай-города обладает чудотворным свойством, помогает в исцелении. На дворе, напомним, стоял век Просвещения. Архиепископом в Москве служил Амвросий, в миру Андрей Степанович Зертис-Каменский, человек образованный, автор перевода на русский еврейского подлинника Псалтыри. В слепой вере масс он усомнился. Владыка, видимо, больше доверял известным ему медицинским знаниям. Чтобы массовое скопление народа не привело к еще большему распространению вируса, архиепископ распорядился икону с ворот убрать и ящик для пожертвований временно закрыть. Это вполне рациональное действие сильно оскорбило чувства верующих.

Уличные бои в Москве продолжались три дня. Командующий военным округом Петр Еропкин (в его особняке на Остоженке теперь располагается Лингвистический университет им. Мориса Тореза) с трудом сумел вернуть ситуацию под контроль, после чего подал в отставку. «Разруливать» ЧП из Северной столицы приехал лично фаворит государыни Григорий Орлов. Четверых активистов беспорядков казнили, остальных, включая подростков, били кнутом и сослали на каторгу. Всё как при Алексее Михайловиче. Чума пошла на спад с наступлением холодов. Общее число ее жертв составило около 200 тысяч человек. «Подлинно вот, чем славный осьмнадцатый век может похвалиться! Вот как мы сделались просвещенными», — иронизировала Екатерина в очередном письме Вольтеру. В ответ философ поделился собственными скромными познаниями об особенностях распространения «моровой язвы», да и только. Социальную сторону события он почему-то оставил без комментариев. Меж тем это был последний средневековый бунт в истории Москвы. Какой-то особенно бессмысленный и беспощадный. Но история городских протестов на этом, конечно же, не заканчивается.

Продолжение следует.