Что вы испытываете, когда слышите, что у нас затевается реформа? Вот и я — тревогу. А должен был бы — надежду, ведь чего-чего, а масштабных реформ решительно не хватает — от судебной до пенсионной. Тогда какая же реформа затевается?
Готовится строительство финансового мегарегулятора, единого центра управления всеми финансовыми рынками — от банковского до страхового.
Почему вдруг? Ничем другим, как амбициями чиновников, их же страхом перед экономической неопределенностью и ответственностью за принимаемые решения и, главное, очевидной неудовлетворенностью и власти, и рынков теми регуляторами, которые есть, ЦБ и ФСФР, — эту тягу к мегарегулированию не объяснишь.
В ТЭКе с мегарегулятором всё в ажуре. Ответственный в правительстве Аркадий Дворкович заявляет о сокращении «ручного регулирования». На самом же деле рычаги регулирования в руках Игоря Сечина, главы «Роснефти» и председателя совета директоров холдинга «Роснефтегаз», который будет контролировать все госактивы ТЭКа.
С финансовыми рынками так не получается. Потому что содержательно за идеей мегарегулятора практически ничего не стоит.
Нет у нас финансового Сечина. Высказывавшееся предположение, что во главе мегарегулятора может оказаться Алексей Кудрин, тот, вежливо поблагодарив, отклонил.
Чиновников, конечно, волнует, кого к кому будут присоединять или от кого отсоединять. Забрать у ЦБ банковский контроль и передать его в Федеральную службу по финансовым рынкам (ФСФР) или ликвидировать ФСФР как самостоятельную службу, влить ее прямо в ЦБ или на ее основе соорудить какую-то службу или агентство при ЦБ. Что при этом будет происходить на самих рынках — это всё потом.
Доказательство: Дмитрий Панкин, шеф ФСФР, говорил, что его службе для превращения в мегарегулятор понадобится 400 новых сотрудников и соответствующее дополнительное финансирование. Это, уверен, и решило дело. Реформатор Игорь Шувалов выбрал не ФСФР, а ЦБ — тот за новые функции и сотрудников заплатит из своей прибыли.
Мне могут возразить: Александр Волошин, руководитель рабочей группы по созданию Международного финансового центра, выдвинувший идею финансового мегарегулятора, опирался на мировой опыт. Не надо торопиться.
Игорь Костиков, бывший в 2000—2004 годы главой ФКЦБ, предшественницы ФСФР (сегодня он руководит Союзом потребителей финансовых услуг), согласен: «У нас практически отсутствует регулятор». Но мегарегулятор не спасет: «Мегарегулирование несет в себе риск потери профессиональной экспертизы регулирования отдельных частей финансового рынка. И та страна, которая эту идею выдвинула, Великобритания, от мегарегулятора отказалась». Если уж следовать современному международному опыту, то «должно быть следующее. Вот инвестиционная часть, которая есть и у страховщиков, и у негосударственных пенсионных фондов, и на финансовом и фондовом рынках. Все это должно иметь единые стандарты и одного регулятора. Дальше, когда мы говорим о страховом бизнесе, куда входят и пенсионные фонды, и страховщики, то есть когда риски долгосрочные, эта часть должна иметь своего регулятора. То есть страховая компания, например, в части инвестиционной деятельности должна иметь одного регулятора, а в части страхового бизнеса — другого».
Что же касается инвестиционного регулирования фондового рынка, то «в Гонконге есть регулятор, который регулирует биржу, а значительная часть надзорных функций передана самой бирже. И это гораздо эффективнее. Потому что у биржи есть финансовый ресурс для выполнения таких функций, а государству остается только следить за выполнением биржей этих функций. Но при этом на бирже возникает конфликт интересов между биржей-регулятором и биржей-бизнесом. Он снимается еще одним делением: есть совет директоров биржи как акционерного общества и есть профессиональный наблюдательный совет биржи, который выполняет регулятивные функции. С одной стороны, биржа развивается, с другой — создается всем понятная среда».
Кто ищет, тот найдет. Это совсем другой подход. Не «Даешь мегарегулятор!», не привычное строительство вертикали власти, которая должна проткнуть всех и вся, а взвешивание регулирования на весах того бизнеса, который регулируется, при, что важно, доверии к бизнесу, а не его «протыкании», в том числе и новыми коррупционными вызовами.
