Ирина ЛЕВИНСКАЯ, доктор исторических наук, — специально для «Новой»
Пятницу, 3 августа, я провела в Москве, куда поехала по просьбе адвоката Pussy Riot Марка Фейгина. Причина приглашения — совместная с коллегой Валентиной Узуновой рецензия на экспертизу Троицкого, Абраменковой и Понкина панк-молебна в храме Христа Спасителя (см. «Новую газету», № 84 от 30.07.12. — «Дева Мария против ООО РПЦ», полный текст выложен на сайте Санкт-Петербургского союза ученых http://www.spass-sci.ru и в блоге Бориса Вишневского на «Эхе Москвы»).
Эта, третья по счету, экспертиза легла в основу обвинительного заключения, и если бы суд признал ее недопустимым доказательством, то обвинение лишилось бы доказательной базы и участниц панк-группы нужно было немедленно отпустить, принеся извинения за незаконный арест. Напомню, что две предшествующие экспертизы не нашли в действиях Pussy Riot признаков враждебного отношения к православию, а следовательно, их нельзя было обвинять по статье 213.2, поскольку только наличие в их действиях мотива религиозной вражды позволяло предъявить им обвинение по этой статье. И только третья, вышедшая из-под пера «православных экспертов», их вдруг обнаружила.
В любом суде, исполняющем нормы российского законодательства, экспертиза Троицкого — Абраменковой — Понкина не устояла бы. Суд обязан был ее отклонить по целому ряду причин. Во-первых, в ней отсутствует описательная часть, в которой исследователь в мельчайших подробностях, вплоть до царапин на диске, если таковые имеются, должен описать те материалы, которые ему были переданы следствием. Если такого описания нет, то нет и уверенности, что эксперт исследовал именно те материалы, которые были затем переданы в суд. Много лет назад, на заре моей экспертной деятельности, опытный следователь вернул мне мое заключение, объяснив, что я легкомысленно отнеслась к описанию переданного мне на исследование диска, не указав его серийный номер: «Ни один суд такую экспертизу не примет». Как он ошибался! Судья Сырова приняла. Во-вторых, эксперты подписали предупреждение об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения не в день передачи им материалов, как этого требует закон, а в день завершения экспертизы. В-третьих, среди авторов психолого-лингвистической экспертизы находится юрист, который по определению не может быть экспертом. Этих трех нарушений достаточно для того, чтобы экспертиза была исключена из материалов дела. Но в ней имеются и другие, настолько серьезные, что позволяют поставить вопрос о заведомо ложном заключении. Например, в своем тексте эксперты выдают выложенный в интернете клип, в котором смонтированы видеозаписи двух акций (в Елоховском соборе и в ХХС) с наложением на них студийной аудиозаписи, — за реально произошедшее событие в храме Христа Спасителя. Между тем им было известно, что панки успели там пропеть лишь первый куплет своего молебна, и при этом без звукоусиливающей аппаратуры, так что свидетели услышали лишь несколько слов. Сфальсифицированные ссылки на материалы средневековых соборов, юридические оценки действий членов группы Pussy Riot в ХХС, подмена лингвистического анализа рассмотрением отдельных вырванных из контекста лексем (вплоть до расчленения идиом), объяснения мотивации поведения участниц группы — всё это категорически противоречит установленным правилам проведения научного экспертного исследования. В общем, мне было много чего сказать в суде.
Выступить мне не удалось. Судья Сырова в очередной раз отклонила все ходатайства защиты по вызову специалистов. Мне удалось, однако, обогатиться новым жизненным опытом. То, что наш суд беззаконен, не знает только ленивый. Но одно дело — знать теоретически, а другое дело — увидеть собственными глазами тот зашкаливающий беспредел, который разворачивался у меня на глазах.
В судебном зале постоянно присутствует собака — 2 августа была овчарка, 3-го был ротвейлер. Адвокат Виолетта Волкова, у которой аллергия на собачью шерсть, многократно просила ее убрать, объясняя, что ей приходится горстями глотать таблетки от аллергии. После ее просьб псину из особого садизма разместили на минимальном от Волковой расстоянии. «На здании суда написано, что входить с животными нельзя», — обратил внимание на нарушение судом же установленного правила адвокат Николай Полозов и получил ответ: «Собака — не животное, а спецсредство». Спецсредство вело себя агрессивно, как вроде бы дрессированный пес вести себя не должен. Или его подзуживали намеренно? Особенно ротвейлеру не понравилась эмоциональная Волкова, которая во время своих речей постоянно жестикулировала. Каждый взмах руки сопровождался оглушительным лаем рвущегося с поводка пса.
Мне в качестве эксперта приходилось бывать на судах по делам неонацистских банд, на счету которых были десятки убийств. Собак в зале не было. Там ведь не было специального заказа на пытки подсудимых, чтобы их сломить. А в нашем случае такой заказ, безусловно, просматривается. Судебные слушания идут каждый день по 10—11 часов. Посаженным в стеклянную клетку певуньям не дают есть и спать.
Клетка их, кстати, сооружена из пуленепробиваемого стекла. Распространение звука, естественно, существенно ограничено. В этой же клетке в свое время сидели Ходорковский и Лебедев. С небольшой разницей. Тогда в клетке были установлены микрофоны, а в зале — звукоусилители. Адвокаты просили сделать то же самое для Pussy Riot. Судья пообещала, но обещания не выполнила. В клетке примерно на уровне пояса находится щель, через которую адвокаты могут передавать бумаги своим подзащитным, а конвоиры — снимать наручники. Отвечая на вопросы или заявляя ходатайства, бунтарки вынуждены подходить к щели и говорить, согнувшись в низком поклоне, чтобы добрая тетенька судья услышала их слова.
Это, так сказать, инфернальная сторона процесса. Но есть и другая — иезуитская.
В безнадежной надежде, что адвокатам все-таки удастся добиться соблюдения хоть каких-то элементов законности, и специалистов, и свидетелей призовут давать показания, я большую часть времени провела вне зала суда, оказавшись в нем только после последнего перерыва. Напротив здания суда трое молодых людей, надев балаклавы и забравшись на крышу, провели акцию в поддержку Pussy Riot. Всем, конечно, хотелось на это посмотреть. И вдруг приставы, такие злые и агрессивные до этого, вдруг стали белыми и пушистыми. «Вы слышали про акцию? Вам ведь, поди, интересно? Вот и сходите поглядите, вас еще не скоро вызовут». Многие свидетели-специалисты клюнули, но, когда они решили вернуться в здание суда, выяснилось, что путь им закрыт: охранники на входе заявили, что свидетелей и специалистов в здание пускать запрещено. И кто же может отдать такой приказ охранникам? Уж не госпожа ли Сырова?
Когда адвокаты начали обсуждать вопрос о приглашении первого свидетеля, вопрос этот, как ни странно, не встретил возражений. «Свидетель находится в здании суда?» — поинтересовалась судья Сырова. Адвокаты бросились объяснять, что свидетеля не пускают в здание суда. «Раз свидетеля в здании суда нет, то переходим к следующему вопросу». Адвокаты, проявив нечеловеческую настойчивость, в конце концов, добились, чтобы свидетелям и специалистам милостиво разрешили войти. Среди счастливцев была Людмила Улицкая, которой, впрочем, все равно выступить не дали. Не дали выступить и фотографу Дмитрию Алешковскому, который присутствовал при проведении акции в храме Христа Спасителя и мог бы дать важные показания. Иное дело — свидетель обвинения господин Угрик. Что с того, что на акции он не присутствовал, а обвинение предъявлено исключительно за действия в храме Христа Спасителя? Зато он неоднократно просматривал клип, испытывая при этом душевные муки, и правильно оценил панк-молебен как объявление войны против Бога и РПЦ.
Когда завершился второй процесс над Ходорковским и Лебедевым, мы думали, что ниже нашей судебной системе падать некуда. Как наивны и простодушны мы были! Но можно ли считать издевательство над всеми нормами права в деле Pussy Riot пределом? Не удивлюсь, если в следующий раз, когда какие-нибудь бунтари пропоют что-нибудь нелестное в адрес господина П. или покритикуют какого-нибудь важного церковного бонзу, то ротвейлера поместят прямо к ним в клетку, а рты заклеят, чтобы не мешали вершению правосудия.
