СюжетыОбщество

Добрая машина времени

Глядя на Нижний — мы видим Москву пятилетней давности. Гламуро-черкизон, шальные деньги и спящий средний класс, автомобилисты не пропускают пешеходов. Но именно на этой почве зарождается протест

Этот материал вышел в номере № 82 от 25 июля 2012
Читать
Глядя на Нижний — мы видим Москву пятилетней давности. Гламуро-черкизон, шальные деньги и спящий средний класс, автомобилисты не пропускают пешеходов. Но именно на этой почве зарождается протест
Петр Саруханов — «Новая»
Петр Саруханов — «Новая»

Нижегородские активисты бомбардируют мэрию уведомлениями о проведении массовых акций. В день подают по 150—200 заявок. Суть мероприятия может вообще не иметь смысла, активистам главное показать бредовость антимитингового закона. Самые знаменитые акции нижегородцев — митинг по случаю свадьбы и шествие за батоном — стали новомодной формой протеста и в других городах.

Для московской тусовки такая активность за МКАД стала новостью. Кто они — нижегородские креативные хомяки?

На площади Минина и Пожарского меня встречает высокий парень в очках. Жара плюс 30, а он в рубашке, черных брюках, туфлях.

— Дресс-код. Никуда не деться.

— Служба в офисе, — говорю. — Понимаю.

— Да нет, я охранником работаю. По вечерам, в супермаркете.

Андрей Рудой — один из лидеров нижегородского протестного движения. Звезда революционной молодежи, автор того самого «батона» и заноза в заду местного управления «Э». Ему 21, заканчивает истфак, планирует работать в школе.

Отец его девушки уже хотел разводить парочку. Ну, думал отец, что такое школьный учитель? А главное, каков оклад? Но на стол отцу легли вырезки из газет: про Рудого с батоном написали «Нью-Йорк таймс» и «Гардиан». «И отношение сразу потеплело. Сказал ему, что планирую стать министром образования».

Мы гуляем по центру. Подтягиваются и соратники Рудого, костяк протестного Нижнего. Молодой философ-большевик Дмитрий Капелюш в шортах и майке-алкашке, жилистый загоревший прораб Саша Краснов — негласный лидер активистов, его девушка — педагог Катя Овсянникова и инженер-программист Денис Березуцкий…

Левая молодежь из небогатых семей с вымирающих промышленных окраин обсуждает очередной готовящийся поход в приемную Шанцева и местного мэра Сорокина. В приемных их тоже сначала не воспринимали всерьез. И, как отец той девушки, полагали: ну на что способны эти дети? Но вскоре на стол областным боссам упали вырезки из газет, раздались звонки… С тех пор активисты работают под наблюдением сотрудников центра «Э».

Людям из приемных и правда тяжело понять, что движет этими людьми. Что не устраивает, ну, скажем, инженера-программиста Березуцкого? С улицы Мочнегорская, по которой, бывает, опасно пройти и днем, как-то выбился в люди. Получает под сорок тысяч, что в Н. Новгороде составляет три средние зарплаты. Имеет загранпаспорт. Живи спокойно — или уезжай!

Или вот Катя. Дает частные уроки хореографии, имеет личный автомобиль («Лада-Калина»). Говорит, полгода назад вообще не интересовалась политикой. А в декабре впервые вышла на митинг, встретила Сашу Краснова. Он стоял с мегафоном посреди забитой людьми улицы. Пришло очень много, человек 250. Люди растерянно переглядывались. Омоновцы стояли. И вдруг Краснов, собравшись, прокричал: «Жулики и воры, пора на сборы!» «И люди подхватили. Такой он смелый», — говорит Катя.

Краснов тогда тоже вышел на улицу впервые. Затем выходил снова и снова. Рудой придумал «шествие за батоном», а Краснов с Катей разыграли митинг по случаю свадьбы.

И вот сегодня Краснов распечатал 250 уведомлений о проведении митингов и шествий в ближайшие две недели. Подавать в мэрию Нижнего пошли все вместе. К группе присоединился еще один координатор левого движения, продавец магазина бижутерии Ольга Алексеева. Стрельнув у Краснова сигарету, девушка мелкими затяжками быстро добила «Союз — Аполлон» и посмотрела на часы.

— Торопитесь? — спросил я.

— Хы-хы, — негодующе ответила Ольга. — Куда торопиться, когда в кармане 100 рублей?

— Ну тогда, может, зарабатывать?

— Это исключено. Пока капиталисты у власти и владеют средствами производства, простой трудящийся человек так и будет подыхать в нищете.

…В другой ситуации я бы, наверное, и нашелся, что возразить. Но с этой пылкой революционеркой спорить было лишним. Я даже придумал подарить ей блок сигарет и цветы. Но вовремя раздумал — марксисты не оценят жеста.

Полицейские в мэрии, кажется, нас уже ждали. Проводили прямо в отдел писем. Женщина в окне окинула нас ленивым взглядом. «Опять?» — вздохнула она. «У нас 250 штук», — ответил Краснов, свалив уведомления в кучу.

Хотелось, конечно, еще поговорить: и про свободу слова, коррупцию, парламентаризм и «шведскую модель». Но активистам такие темы не нравились.

— Все это — мелкобуржуазные болячки, — холодно отрезала Ольга. — Вы как меньшевик.

— Вы мне мешаете, — буркнула тетя из-за горы уведомлений.

— Ради вас, между прочим, стараемся, — обиделась Ольга. — Мы за права трудящихся, за достойные зарплаты, национализацию предприятий. Чтоб богатые не жировали! Видели Шанцева, какой ходит?

Тетя сделала вид, что не слушает. Но что-то переменилось в ленивом перелистывании наших уведомлений. По тому, как энергично тетя стала их регистрировать, я бы сказал, к фигуре губернатора и у нее есть вопросы.

За несколько дней в Нижнем у меня появилось ощущение, будто оказался в Москве середины двухтысячных. Какой-то небывалый потребительский бум. Сносятся рынки, а на их месте растут причудливые супермаркеты. Европейские шмоточные марки теснят черкизон-бутики. Автомобилисты не пропускают пешеходов. А посреди главной улицы — Покровки — разворачивается акция «Филип Морриса». Знойные красотки предлагают курильщикам обменять их сигареты на пачку «Мальборо», и тогда можно сфотографироваться и посидеть внутри «Феррари».

Историко-культурный этап насыщения здесь, похоже, еще не преодолен. Человек с гражданским порывом в такой среде обречен на одиночество. А немногочисленные политизированные группы объявляются населением маргиналами, демшизой, либерастами и пр. В общем, как и было в Москве в начале двухтысячных. Так что пример олигарха Типакова пока кажется крутым только для столиц. В своем городе Типаков — чудаковатый маргинал, то ли отставший, то ли далеко опередивший местный ход времени.

Фабрикант и рантье Петр Типаков возглавляет нижегородское отделение Коммунистической рабоче-крестьянской партии. Обком размещается прямо в офисе его компании, двухэтажном особнячке в центре города. Участники из разных концов области садятся за длинный стол. Вдруг откуда-то снизу в кабинет врывается скрежет электрогитары, стаканы на столе начинают слегка подплясывать от басовой долбежки. А партийцы, как ни в чем не бывало, достают партбилеты, разворачивают блокноты, выключают телефоны… «Это анархо-блек-металл, вот-вот, сейчас идет интро, обожаю его, — заметил мне один из участников встречи. — А у вас в Москве что, нет такого?» Наверное, на лице моем был в тот момент легкий ужас. Я-то думал, тут провокация, нашисты срывают съезд с помощью музыкального оборудования. А оказалось — всего-то анархо-блек-металл…

Подвал офиса Типаков отвел под репетиционные студии. Репетируют рокеры-анархисты, красные металлисты, представители «альтернативы»…

…Измотанный Типаков — высокий худощавый человек лет 50, в черной рубашке с закатанными рукавами, черных джинсах. Под окном — черный пятисотый S класса.

Весь вечер я пытал его: как уживается в одном человеке ортодоксальный коммунист и собственник-предприниматель? Но Типаков уходил от ответа. «Ну какой я собственник? Я акционер! Музыка и коммунизм — моя жизнь!»

Компания Типакова занимается строительными подрядами. Зарабатывает еще и тем, что сдает в аренду помещения бывших цехов и складов — территорию заселили офисы и несколько репетиционных студий. В советское время предприятие производило стройматериалы. Но попытка его приватизации привела к конфликту правления и коллектива. Победу в итоге одержали рабочие — они свергли правление, а новым директором назначили тогдашнего главного инженера Типакова. С тех пор вся прибыль компании делится между коллективом, каждый рабочий получил долю в акционерном пакете. По идее фирма Типакова — просто Швеция в центре Нижнего Новгорода.

— Считаю, что собственность должна быть только коллективной, — говорил мне Типаков. — Никакой эксплуатации, каждый делает свое дело и полный плюрализм мнений, ну вы сами слышали…

В окне промелькнула пара таджиков. Я спросил: а многие ли из тех самых первых рабочих-акционеров заняты сегодня в работе? Типаков немного погрустнел:

— Многие рабочие ушли в бизнес, кто-то умер, а кому-то уже просто тяжело работать. Но и нынешних наемных работников мы просвещаем, как отстаивать права. Через профсоюзы вкладываем людям в головы культуру труда, культуру политической борьбы…

— А они?

— Сразу хотят всё! И нет им никакого дела до этой культуры…

После крупного мартовского митинга (около 2 тыс. человек) спонсору оппозиции Типакову дали 10 суток ареста. Вместе с ним под «административку» подвели тогда известного правозащитника Стаса Дмитриевского и лидера отделения «Другой России» Илью Шамазова.

На приговор к зданию суда пришли рабочие Типакова. Музыканты. И даже несколько «арендателей» — вышли впервые с молчаливым протестом. Так без всяких просветительских работ Типаков добился результата. При этом Типаков отказался самостоятельно покидать здание суда. Под свист рабочих и музыкантов приставы выносили коммуниста-бизнесмена на руках.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow