СюжетыОбщество

Первый полет моего сына в космос

Неопубликованный фрагмент книги Натальи Градовой «Я была не одна», перед сдачей в набор вычеркнутый ее сыном Юрием Батуриным

Этот материал вышел в номере № 82 от 25 июля 2012
Читать
Неопубликованный фрагмент книги Натальи Градовой «Я была не одна», перед сдачей в набор вычеркнутый ее сыном Юрием Батуриным
Изображение

Когда я узнала, что Юра тренируется в Звездном городке, где готовят космонавтов, я спросила его, что это значит и не собирается ли он стать космонавтом. Он ответил, что это тренировка ради спортивного интереса. Я успокоилась. А когда узнала, что он по-настоящему готовится стать космонавтом, встревожилась. Но потом я убедила себя в том, что его вряд ли примут в космонавты, потому что ему не 20 лет.

Однажды ночью Юра вернулся домой часа в два и зашел в мою комнату. Это было необычно. Он, стараясь не разбудить меня, что-то тихо делал на столике. Просыпаться мне не хотелось, и я скоро опять заснула. А наутро я увидела на столике вазу с шикарным букетом роз. Я удивилась, а Юра пояснил, что вчера была Главная медицинская комиссия и его приняли в космонавты. Ему сказали, что прошел он эту комиссию, потому что здоров, потому что хорошо перенес все тренировки и потому что здоровьем его наградила мама, и посоветовали сегодня же принести мне букет роз. А я приуныла: значит, все-таки летит…

Сформировали экипаж: Геннадий Падалка, Сергей Авдеев, Юрий Батурин. С этого момента у меня не было дня, чтобы я не думала о будущем космонавтов и их судьбе. Юра переселился в Звездный городок, там проходили ежедневные тренировки.

Однажды нас (Юрину дочку Сашу, моего сына Колю и меня) пригласили в Звездный для записи напутственных слов на пленку, которую покажут космонавтам на пути к ракете в день старта. Что сказать? Что-то радостное? Не получалось. Показать тревогу — вселить неуверенность в космонавтов. Запомнила из всего, что сказала, только: «Я уважаю твое решение» и приглашение всего экипажа на пирожки с картошкой1.

Журналист Александр Островский настойчиво предлагал мне прийти на телевидение и выступить на Первом канале, я отказалась (запись все же была показана). Записывали наши напутствия на природе, у озера. Потом мы зашли к Юре в профилакторий, где он жил до старта. Мне понравился двухкомнатный номер: удобная мебель, красивое убранство, на столе фрукты, соки. Все очень хорошо, но предстоит большое испытание в скором времени, и потому грустно мне.

За неделю до старта мы снова приехали в Звездный — космонавты улетали на Байконур. Помню большое помещение, накрыт стол, много людей. Звучат тосты, поднимаются бокалы. Юра пока рядом, но в мыслях он далеко. А у меня сжимается сердце. Потом фотографирование космонавтов с родственниками, отъезжающий автобус и бесконечные мысли о том, чтобы все закончилось благополучно.

И потекли дни. В газетах, по радио было много положительной информации. Это успокаивало. Но вот наступил день старта космического корабля — 13 августа 1998 года. По телевизору вели репортаж с космодрома Байконур, я с ужасом смотрела на ракету, которая должна была вывести корабль на орбиту, представляя, как из ракеты вырывается пламя. Ведь это все равно что сидеть на пороховой бочке, думала я.

Когда часы зафиксировали минуту старта, я опустилась на колени перед иконой Тихвинской Божьей Матери, доставшейся мне от моего деда, священника Василия Васильевича Белюстина. Я — дочь советских учителей, совсем не научивших меня молиться, делала все так, как моя бабушка Мария Леонтьевна Градова, — молилась, как умела. Что я могла еще сделать?

А потом (Юра предупредил меня об этом) ко мне пришли Юрины друзья. Пили за здоровье космонавтов, за благополучный выход корабля на орбиту. У нас в квартире оказалось очень много цветов.

Наступили дни ожидания. Смотрела телевидение, читала газеты, кругом все ободряюще говорили о полете. В день возвращения корабля на Землю я должна была с друзьями Юры поехать в Звездный. Но мне еще надо было напечь пирожков, которые я обещала космонавтам.

Не хочу преувеличивать, но нужно многое усвоить, чтобы получилось, как у меня. Этим умением овладела только внучка Настя. Другие что-то добавляли, изменяли, но получалось не то.

Мы поехали в Звездный около полудня, так что приземления корабля я по телевидению не видела, но нам сообщили по телефону, что приземление прошло успешно. Посадка была мягкой. Это успокаивало. Правда, уже в Звездном мне кто-то из космонавтов на мой вопрос ответил так: «мягкая» посадка — это как свалиться с пятого этажа. Я растерянно спросила: а что же тогда жесткое приземление? Ответ был такой: а это значит, свалиться с девятого этажа.

Мы приехали в Звездный городок еще до прилета космонавтов на аэродром Чкаловский. На улице было много народу, все встречали космонавтов. В вестибюль профилактория пускали только родственников и журналистов. Я сидела на диване с букетом цветов и с пирожками в сумке.

Наконец космонавты прибыли, обнялись со своими родными и быстрым шагом прошли в сопровождении врачей в свои комнаты. Больше Юру я не видела до окончания медицинской реабилитации.

Когда Юра вошел в вестибюль, он мне показался похож на инопланетянина: серьезное, худое лицо, обтянутое кожей, огромные глаза, стройная фигура в комбинезоне стального цвета. Поговорить с ним наедине не удалось.

А нас, всех встречающих, пригласили в его номер. Я выложила пирожки в большое блюдо (они были еще теплые), поставила на стол. Тут же кто-то из военных принес коньяк. В номер постоянно заходили люди в форме, выпивали по рюмочке за здоровье космонавтов, закусывали пирожками и уходили. Правда, экипажу не досталось ничего. Объяснили: им нельзя.

А через полчаса нас всех пригласили в кафе, где, как нам сказали, всегда отмечаются благополучные приземления космонавтов. Здесь было народу еще больше, на столиках — угощение. Все уже праздновали свершившееся событие, тост следовал за тостом. Не успела я расслабиться за столиком, как ко мне подошли два генерала — Петр Климук и Юрий Глазков — и попросили сказать тост. Я была абсолютно не готова к этому, не успела еще переключиться от тревожности к успокоению. Но передо мной стояли два генерала, и я не могла им отказать в их просьбе.

В голове сразу появилась мысль, и я сказала примерно следующее: «Я работаю библиотекарем и прочитала немало книг о космонавтах, но почему-то я не увидела ни одной книги о матерях космонавтов, о том, что думают и чувствуют матери этих героев». И дальше что-то эмоциональное! Близко от себя я увидела французских космонавтов Жана-Пьера Эньере и Клоди Андре-Деэ. Я сказала, обращаясь к ним, что их родители, несомненно, гордятся, что их дети выбрали такую мужественную профессию, и передала им привет, и даже сказала пару фраз по-французски. Потом они подошли ко мне и поблагодарили.

Юру я увидела только через месяц. Я успокоилась, но это было для меня такой встряской! Будто я сама продела этот путь в космос и обратно.

Прошло много лет. Как-то позвонил Юрин товарищ по факультету журналистики МГУ Сергей Кирпичников и сказал, что всегда вспоминает, как я говорила тот тост. Его кто-то спросил тогда, кивнув в мою сторону: «Кто это?» Он ответил: «Это мама космонавта Юрия Батурина».

1Пленка сохранила слова Натальи Николаевны: «Юра, я уважаю твое решение. Я провожаю тебя в космос, как когда-то своего папу на войну, – и отпускать страшно, и не отпустить нельзя».

Редакция выражает соболезования обозревателю «Новой» Юрию Батурину в связи с гибелью мамы — Натальи Градовой.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow