СюжетыКультура

Неподражаемый

Богдан Ступка хотел уйти в день смерти мамы. Не хватило суток

Этот материал вышел в номере № 82 от 25 июля 2012
Читать
Богдан Ступка хотел уйти в день смерти мамы. Не хватило суток
Изображение

Портрет Богдана Сильвестровича на столе обернут в целлофановую пленку, чтобы не промок: на улице — непрекращающийся дождь.

Стол вынесли из театра к входу, под козырек, и портрет почти сразу скрылся за охапками цветов. С утра воскресенья, как только в новостях сказали о потере, к Театру украинской драмы имени Ивана Франко пошли зрители. Наверное, это и есть самая искренняя гражданская панихида, без присутствия руководства страны, именитых коллег и траурных речей, сообразных моменту. Киевляне стоят под зонтами, вполголоса переговариваются, у некоторых в руках теплятся свечи, вспоминают названия фильмов, сценические роли:

— Тевье Тевель — неподражаемый, да?

— И Тарас Бульба тоже.

— Не знаю, я лично всю ночь уснуть не могла после «Водителя для Веры», сердце болело по-настоящему.

— Я Богдана с «Белой птицы с черной отметиной» помню, он там бандеровца сыграл. Так играл, что плакать хотелось, а мы же тогда все коммунистами были и националистов считали врагами.

— Ой, как же это кино называется, о Брежневе? Что-то про зайца… Да-да, «Заяц над бездной»! Некого теперь любить после Ступки.

Похожая картина и диалоги — во Львове, у Театра имени Заньковецкой: ему Богдан Сильвестрович тоже немало отдал, 17 лет жизни.

Ступке понравилась бы эта публика и ее реакция. Он относился к себе без пафоса — но и, конечно, без ложной скромности. А когда журналист во время интервью начинал неумеренно льстить и таланту мэтра, и обаянию, и внешности, спотыкаясь при этом на «сложном» отчестве, Богдан Сильвестрович внимательно слушал, не перебивая, и заключал: «Называйте меня просто — Сильвестр Сталлонович». Свое 70-летие Богдан Ступка отметил в прошлом году. Название юбилейного вечера в театре — «Концерт номер 70» — подтвердил тем, что сел за ударную установку и выдал такой ритм, что первый, «правительственный», ряд чуть не оглох от неожиданности. В начале 60-х во Львове никто не носил брюки-дудочки уже, чем Бодя Ступка, никто круче не лабал джаз и никого из студентов так часто не «прорабатывали» в институтской газете — не исключили чудом.

Еще до юбилея Богдан Сильвестрович знал о своем онкологическом диагнозе всю правду. Несколько лет назад он похоронил мать, Марию Григорьевну. Утрата для него, зрелого человека, стала огромной, знаковой: день рождения, 27 августа, у матери и сына совпадал. Близкие знали: Ступка хочет, чтобы теперь совпала и кончина… Разница оказалась минимальной — только в одни сутки.

Сын Остап нашел в себе силы для короткого общения с журналистами. «Папа умер в больнице «Феофания» (элитная правительственная клиника.О. М.). Мы в субботу провели с ним целый день, но, к сожалению, к вечеру уехали. Поговорить с ним уже не могли, последние несколько дней папа уже не мог общаться. Врачей, когда он умер, рядом с ним не было: у нашей медицины были выходные. Но нас и не обнадеживали, болезнь съедала его на глазах».

Похоронили Богдана Ступку во вторник, 24 июля, на Байковом кладбище в Киеве.

Ольга МУСАФИРОВА, соб. корр. «Новой», Киев

Блуждающая звезда

Народный СССР. Нет, просто народный.

Свой в равной степени и для Украины, и для России. Он обладал не просто даром перевоплощения… Нырял сломя голову в предлагаемые обстоятельства, в чужой характер — с такой отдачей, самозабвением, что порой пугал партнеров и режиссеров. Натурально — пре-вра-щал-ся.

Кинематограф использовал дарование Ступки не слишком рачительно. Чуть менее 100 ролей! Но сам актер считал свои лучшие работы по пальцам. Среди них украинский националист Орест в крамольной по советским временам «Белой птице с черной отметиной» Юрия Ильенко, трусоватый Керенский в «Красных колоколах…» Бондарчука, непримиримый Трофим Лысенко в «Николае Вавилове» Прошкина, старый Дон Жуан в киногротеске Киры Муратовой «Два в одном».

В год, когда Ступка сыграл свои главные кинороли — любящего отца-генерала в «Водителе для Веры» и сложнейший характер старосты в военной драме «Свои», — мы говорили с ним об актерском темпераменте, о его министерской должности. Публикуем отрывки из этого разговора (см. «Новую газету», № 48 от 08.07.2004 г.).

— Сегодня мочаловские страстность и темперамент не востребованы.

— Безголосье в театре — мода, новая правда жизни. Бормочи себе под нос, сколько хочешь. Мой педагог, Борис Фомич Тягно, одергивал: «Ступач, то же, что в жизни, но на каблук выше…» Мне всегда нравились художники «крупного мазка»: Ульянов, Урбанский, Чхиквадзе. На Украине — Кучма, Крушельницкий. Сейчас все вроде как под сурдинку играют, в наши трубы вставлены такие специальные штучки, уменьшающие эмоцию. В оркестре же есть и форте.

— Поставленный голос, темперамент не мешают в ролях маленьких людей — Тевье, Афанасия Ивановича? Убираете звук?

— Занимаюсь перевоплощением. Меняю не только походку — ход мыслей. Это прокрустово ложе, насилие над собой.

— Вы сыграли десятки ликов власти: царей, военных, политических лидеров. Чем отличается самоощущение начальника в жизни от того, что приходится играть на сцене?

— К шекспировскому утверждению про жизнь-театр Сковорода добавил: «И каждый играет роль, на которую поставлен свыше». Роль министра культуры я играл год и пять месяцев. Заметьте, без репетиций. Бросили — выживай. Мне стало интересно. Увидел лица людей, которых никогда не встречал раньше.

— А реально могли что-то изменить в культурной жизни страны?

— Мог. К примеру, в 2000 году подал в Верховную раду проект закона о меценатстве, которого ни в России, ни у нас нет. До сих пор его не приняли. Для искусства он стал бы неоценимым подспорьем. Жаль, времени не хватило.

— Отчего в Лире, Эдипе, Ричарде, Дон Жуане вы прежде всего исследуете болезнь жажды власти?

— Мне смешно, когда человек раздувается на глазах. Кто ты такой, почему придумал себя таким? Первую половину жизни люди заняты тем, что решают: каким себя придумать? Когда стал министром, пришел играть первый спектакль, вдруг мои партнеры поменялись в лице: «Не знаем, как теперь с вами держать себя». Отвечаю: «Не я поменялся, это вы меняетесь».

И в этих работах я размышлял о неистребимой тяге к власти. Деньги и власть произрастают из одного корня. Почему идут во власть? Чтобы иметь деньги. Эдип твердит: «…О власть, о деньги. Сколько вы порождаете зависти». Хочешь стать царем? Президентом? Баллотироваться? Нужны деньги. Суть не меняется. У Леси Украинки в «Каменном властелине» Донна Анна велит: «Идите наверх. Станете командором. У вас будет не одна шпага. Тысячи шпаг». Философия ее истории о Дон Жуане — путь к власти. Не важно какой. Над толпой, над женщинами. Придя к вершине власти, герой взглянет на себя в зеркало и испугается: «Это не я, это он». Власть меняет лицо.

— Вы подобного не боялись?

— Я и в министрах продолжал играть спектакли, сниматься в кино. Для роли меня перекрасили в огненно-красный цвет. Захожу в министерство, секретарша сознание теряет. Нужно что-то подписать у премьера. Подхожу. Он смотрит: «Вот что могут короли». Я единственный ходил без галстука, в водолазке.

— Вы, профессионал, после высокого градуса сценического существования снимаете грим… И как себя чувствуете?

— Во время репетиций Лира начались проблемы с сердцем. После 25-го показа пришлось снять спектакль… Знаете, надорвался. Работа в театре — тяжкий труд. Когда играл Мастера, чертовщина не отпускала. Как-то после первого акта измерили давление: 240 на 140. Травмы замучили. Три года такой напасти — и написал заявление…

Лариса МАЛЮКОВА обозреватель «Новой»

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow