Я в переписке с Васей не очень давно, но интенсивно. Он мой ровесник, а остальное изменю так, как он просил: чтобы никто его не вычислил, кроме жены. Мне кажется, что на самом деле он пишет ей, а не мне. Ее зовут Светлана, и она читает «Новую». А «Васю» зовут вовсе не Вася. Письма «Васи» не проходили цензуру (у «Васи», как и у большинства сидельцев, имеется запрещенный интернет — кроме моего мужа, который упорно держит «итальянскую забастовку» и не пользуется тем, что запрещено). Поэтому мне было легко составить из десятка писем один рассказ, хотя я надеюсь, что когда-нибудь «Вася» опубликует их целиком, уж очень он наблюдательный и талантливый автор. Еще бы: «Вася», сидящий по заказу крупного чиновника из системы Минздрава по «резиновой» ст. 159, ч. 4, был руководителем известной фармацевтической компании — производителя лекарственных препаратов для лечения диабета, онкологии, лепры (проказы) и красной волчанки. Женат, двое детей. Его компания, разумеется, уничтожена после «Васиной» посадки.
«…Не соглашусь с твоими выводами о том, что люди, ставшие зэками, меняются на зоне, что в итоге по окончании срока отсидки приводит к разводу. Я пытался примерить ЭТО на себя, и что-то не получается. Вчера я за кружкой чая справил 28-летие совместной жизни с моей декабристкой, Светланой. Я ее очень люблю, хотя она в это не верит. Для этого у нее есть причины. С тех пор как я ушел в бизнес, я очень мало уделял внимания семье. Только здесь, на зоне, я переосмыслил свою прошлую жизнь и осознал ошибки по отношению к семье. Когда выйду — буду исправлять, что еще можно исправить.
Но люди, конечно, меняются. Я заметил парадокс: с одной стороны, они озлобляются на существующий в стране «порядок», а с другой — становятся более сентиментальными. Дело в том, что, когда ты попадаешь сюда, от тебя отворачиваются все или почти все. Твое общение с миром за периметром запретки происходит только через самых родных. Тех, кто помогает выдержать этот театр абсурда в течение нескольких лет, и ты знаешь, что о тебе помнят.
Общаясь с ребятами, я убедился в том, что многие здесь случайно или по глупости и на воле могут стать нормальными людьми. В силу того что я в лагере единственный юридически грамотный, то пишу народу различные документы: надзорки, касатки и ходатайства (говорят, у меня рука легкая) Как следствие, мне приходится знакомиться с их «делюгой». Так вот, 65% здесь сидят незаслуженно. Это мрачно… Впрочем, многие уже на свободе (я давно сижу), и этих ребят лагерь не испортил и на семейном фронте у них сейчас все нормально. Это еще один аргумент в пользу моей правоты по твоему спорному высказыванию. Есть, конечно, и другие, для которых проявление доброты — это признак слабости, но таких, слава богу, не так много. Этих не исправить, а дальнейшая судьба их очевидна.
Я, естественно, отдаю себе отчет в том, что моя жена и дети научились жить без меня, и допускаю, что к этому они уже привыкли. Жить проще, когда рассчитывать ты должен только на себя. Я не хочу быть обузой для семьи и источником проблем, но постараюсь принести в дом любовь. Буду очень стараться стать дома снова нужным и снова стать гарантом достатка, любви и дружбы в семье. Извини за пафос. Но ведь твой муж наверняка так же думает и говорит тебе? Поверь, он искренне.
…Ты тут спрашивала про цвет моей зоны. Как только я сюда попал из СИЗО, долго не мог понять — куда попал. Три года назад 70% населения лагеря состояло из жителей Средней Азии, сейчас стало много русских, в основном молодежь 20—35 лет. А цвет зоны до сих пор мне непонятен, т.к. блаткомитет поет под дудку администрации. Нонсенс! (На самом деле так обстоят дела во многих колониях, т.е. зона у «Васи» красная. — О. Р.).
Оль, как ты считаешь, исправительные учреждения отвечают своему названию? Что слышно про амнистию по экономическим статьям? Дядя Вова опять нас кинул? Впрочем, насчет амнистии я иллюзий не питал, но где-то в самом дальнем уголке моей души тлел малюсенький огонек надежды. Как говорят на Востоке: «Надежда — это отсроченное разочарование». Тем более глупо надеяться на что-то при власти ВВП. Ты бы видела, что тут творилось перед инаугурацией! Народ сидел на баулах. Хорошо, что мне некогда «сидеть» — работаю без выходных по 16 часов в сутки. Был токарем, слесарем, а потом стал рабочим на ферме. Люблю животных, да и вакансия образовалась кстати. Я тут ветеринар, зоотехник, орнитолог, пчеловод и чернорабочий в одном лице. Тяжеловато, но терпимо. В свободное время занимаюсь самообразованием, ну и, конечно, было время подумать о том, какие ошибки в жизни совершил. И я, материалист до мозга костей, химик, пришел к Богу. Только не смейся! Знаешь, когда моих ручных свинюшек, которых я недоношенными поросятами отогревал, отправили в пищеблок лагеря — я две недели ничего не ел. Там была одна свинина. Просто они у меня были все ручные. Это как съесть свою любимую собаку. Или котенка. Ты меня, надеюсь, понимаешь…
Ну, мне пора сниматься с работы. Девчонок-поросенок накормил, напоил, спать уложил. Сейчас сделаю курок и поставлю ловушки для крыс. И «домой». А ты давай держи хвост пистолетом…»
