В эти дни директор Института безопасности гидротехнических сооружений (ГТС), профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки РФ, член Экспертного совета МЧС России Виктор Волосухин находится в Воронеже — смотрит, каково состояние водохранилища, делящего город на две части. Даже визуально состояние особого оптимизма не внушает. За 40 лет (ленточку при пуске Воронежского водохранилища легендарный Виталий Воротников, тогдашний первый секретарь обкома КПСС, разрезал аккурат в июле 1972 г.) всерьез его не обследовали ни разу. И что там с ложем водохранилища (в городе ласково прозываемом водовонялищем), какие угрозы оно таит, никто толком не знает. А случись что, мало не покажется. По словам Виктора Волосухина, Воронежское море на сегодня является одним из 37 потенциально наиболее опасных крупных гидротехнических сооружений России.

Об этом Виктор Алексеевич, в частности, намерен говорить на намеченном на ближайший понедельник заседании Правительства РФ. Однако главным на том заседании станет, конечно же, «разбор полетов» событий на Кубани. Свою точку зрения самый авторитетный в нашей стране специалист по безопасности ГТС тут тоже намерен высказать.

В Воронеже мы задали профессору Волосухину ряд вопросов. Начали с главного.

— Виктор Алексеевич, был ли причиной потопа в Крымске аварийный сброс воды с Неберджаевского водохранилища?

— Как он функционирует?

—Смотрите, нормальный подпорный уровень водохранилища — 182 м, форсированный уровень (ФПУ) — на полтора метра выше. А отметка гребня плотины находится еще на полтора метра выше ФПУ.

— И что это означает?

— В случае подъема воды выше 182 метров, ну хотя бы на сантиметр, лишняя вода начинает сливаться автоматически. Именно так и задумана работа системы.

6 июля, в пятницу, в 23 часа, так сказать, в допотопные времена, я звонил и на Неберджаевское, и на Варнавинское водохранилище (оно находится на 8,2 км ниже Крымска). Все было в порядке, в штатном режиме. На Неберджаевском отметка воды фиксировалась ниже подпорного уровня, ниже 182 метров. Объем воды был 3 млн кубометров. При допустимом объеме 8 млн. Никаких излишков не было, нечему было сливаться. Это потом оно аккумулировало еще 5 миллионов. Начался подъем уровня воды около часа ночи уже 7 июля, а спад — где-то к пяти утра. За эти пять часов ничего экстраординарного тут тоже не случилось. Отметка поднималась до 182,86 м, то есть была далека от 183,5 м. Наибольший объем, который сбрасывался через шахтный водосброс, составлял 75 кубометров в секунду. Если бы вода сбрасывалась при максимальном уровне, то объем составил бы 130 кубометров. Но не было такого наполнения водохранилища. Не было!

Так что беда в Крымск пришла не из Неберджаевского водохранилища. Оно здорово сработало. Как, кстати, и Варнавинское. В водные годы поступление воды в последнее время составляет до 500 кубометров в секунду. В два часа ночи 7 июля эта величина равнялась 1506 кубов в секунду. Втрое больше! Но справились. И, заметьте, столь резкое увеличение произошло не за счет «прибавки» из Неберджаевского водохранилища. Там вода при превышении подпорного уровня на 85 см (а не на полтора или тем более на три метра) сбрасывалась, повторю, со скоростью 75 кубометров в секунду. Сравните: 75 и 1500.

— Так все-таки был сброс с Неберджаевского водохранилища или нет?

— Сброс был. Но по нашей ситуации — несущественный. Рабочий, если хотите. Сброс — он происходит не мгновенно, а по возрастающей — составил где-то 500 тысяч кубометров, а через один лишь Крымск прошло, по нашим данным, почти 100 миллионов. Улавливаете разницу?

— Улавливаю, что водохранилище в том жутком наводнении не виновато.

— Я вам больше скажу: водохранилище спасло десятки человеческих жизней. Жертв могло быть не 170, а больше.

Между прочим, питающее чистейшей, качественнейшей водой Новороссийск Неберджаевское водохранилище совсем не велико. Оно высокое, грунтовая плотина там 27 метров, но объем его составляет всего-то 8,1 милллиона кубометров.

— Водохранилища сработали здорово. Откуда тогда поток, принесший столько человеческих жертв и натворивший массу бед?

— Вы знаете, президент удивлялся: ну что там Крымск? Низина же. Но позвольте! Здесь — малые горные и предгорные реки. Их отличительная особенность, что паводок проходит всего за час-два, неся огромные объемы воды. Это вам не Дон, где паводковый период длится по паре недель. Вспомним 2002 год. Стало предельно ясно: нам просто некуда сбрасывать воду. Я тогда Шойгу письма писал. Прошло десять лет. Что сделано по малым горным рекам? В связи с чем возникает вопрос? Плотность населения в этом регионе сейчас достигает 900 и даже более человек на квадратный километр. А с учетом отдыхающих, курортников? 2000 человек и более. Тут мы приближаемся к европейским государствам. Однако уровень безопасности у нас совершенно иной. В том же Крымске, у которого в этом году, между прочим, 150-летний юбилей, в 2002-м была аналогичная нынешней ситуация. Здесь 57 тысяч населения. Каждый участок земли имеет особую ценность, все застроено самым плотным образом. 22 моста в Крымске: железнодорожный, три автомобильных, четыре пешеходных и т.д. Они все стоят на речке Адагум шириной менее 50 м, в которую впадает еще пять речушек, в том числе — перед самым Крымском — Неберджай.

Чему мы научились за десять лет после прежнего наводнения в Крымске? Какие уроки извлекли? Никаких. Строители пренебрегают всеми нормами и правилами, улочки узенькие, теснотища неимоверная, берега застроены, их нет, вода чуть ли не под окнами бежит. Ливневой канализации как не было, так и нет. Речки не чистятся, их устья захламлены, там образуются заторы. А городские мосты при тех ливнях образовали подпор, каскад напорных водохранилищ, своеобразных баррикад. Они держали воду, которая перехлестывала через их перила.

Что же касается низины… Верх дамбы Неберджаевского водохранилища — 165 м, средняя отметка Крымска — 25 м. Видите, какой перепад высот? А расстояние-то очень маленькое — 22—23 км.

Прошли ливневые дожди, выпала треть годовой нормы осадков, почва ничего уже не впитывала. Институт географии, основываясь на съемках из космоса, называет цифру скатившейся к Крымску воды: 50 миллионов кубометров. Но мы-то ведем инструментальные замеры. И получаем по одному только Крымску 66 миллионов кубометров выпавших осадков. На три часа ночи 7 июля приход воды в Крымске был не менее 1300 метров в секунду.

— Это много?

— Очень. Примерно три расхода Кубани. У Кубани, причем в устье, приход примерно 420. Тут — 1300. Но разве ровня Адагум Кубани? В Варнавинское же водохранилище за сутки прибыло, грубо говоря, из Крымска 56 миллионов кубометров, а с учетом сброса — еще 20 миллионов. Это масштабы Дона в его устье.

— Как избежать повторения трагедии?

— Я многократно выступал, в том числе на правительстве. Говорил о необходимости пересмотра работы в горных территориях. На сегодня существует 30 моделей — американских, европейских, наших, и все они показывают: в горных территориях где-то до 2030 года по отношению к году 1990-му на треть увеличится водность. Средний баланс останется тем же, но возрастут пики и минимумы. Соответственно, возрастает вероятность ЧП. А она и сегодня весьма велика. Так, в Краснодарском крае в последние десять лет риск погибнуть при наводнении в 32 раза (!) превышает среднемировой. Учтите при этом, что уровень рисковости задают в основном слаборазвитые страны.

Прямой ущерб от наводнений по России в среднем составляет 50 миллиардов рублей в год. Помножьте на семь (до 2020 г.). Получаем 350 млрд. Правительство на те же семь лет на снижение возможного ущерба выделяет примерно половину суммы от этого. Латаем дыры.

Смотрите, 150 лет городу Крымску. И 50 лет всего лишь нашему Закону о безопасности ГТС. Европейским законам (в Великобритании, например, в Германии) — более 200 лет. У них законы работают. У нас — сами знаете. Мы постоянно ждем ситуации грянувшего грома. С ливнями. И начинаем усиленно «креститься»: изыскивать миллиарды на компенсации жертвам и восстановление утраченного. Только по крупным случаям: Новороссийск, 2002 год, — 3 млрд рублей; Туапсе, 2010-й, — 3 млрд; по Крымску речь идет чуть ли о не 9 миллиардах. По количеству погибших мы впереди планеты всей. Эти бы деньги заранее вложить…

К тому же возникает вопрос: сколько из тех 9 миллиардов пойдет на науку, на обоснование зон затоплений, разработку мероприятий? Госзаказ нулевой, работаем на энтузиазме. Поэтому ущерб будет разрастаться.

Вы знаете, мне доводилось делать доклады в Италии, скажем, во Франции. На трехмерной модели я показывал, как будет проходить паводок по горной реке. С точностью до минут. Парадокс: там я могу докладывать, а у нас тема закрыта. Нашим жителям такая информация почему-то недоступна. Говорят, предупрежден — значит, вооружен. Но не у нас. По тем же кубанским событиям: местные власти были предупреждены о возможности ЧС еще 5 июля. И что?

После Туапсе в 2010 году выпущено очень разумное постановление Путина. Там все четко расписано для конкретного субъекта Федерации. За два года оно так и не было исполнено. Губернатору Александру Ткачеву мы тоже поминутно показывали, что будет происходить, если произойдет авария на Краснодарском водохранилище. Всё ведь просчитывается, обосновывается. По любой реке. Если бы нашим мнением интересовались…

Так и живем. Не желаем учиться. Не желаем прислушаться к людям, владеющим информацией. Чечню недавно затопило, 700 тысяч человек остались без электроэнергии. Ингушетия пострадала. Ставрополь затопило. Факт за фактом. Если посмотреть по горным территориям, за один только июль у нас пострадало больше 2 миллионов человек. Из 23 миллионов, проживающих в ЮФО. 10%! Ну нельзя заниматься исключительно ликвидацией последствий. Надо думать о предотвращении, о предупреждении. Надо вникать в причины, а не в последствия.

Сейчас ситуация какова? С 2013 года каждый субъект Федерации обязан иметь семилетнюю программу обеспечения безопасности гидротехнических сооружений. Иначе федеральные средства выдаваться не будут.

У нас же настоящая беда: 97% ГТС отработали свой нормативный срок. Потенциально все они аварийны. Завтра может «рвануть» где угодно, и мы получим еще один Крымск, другой, третий… По России 8 тысяч бесхозных ГТС. Ничьих! Да, есть соответствующие распоряжения и президента страны, и правительства. Но они упорно не выполняются.

— Требуется целый комплекс мер?

— Совершенно верно.

— Кто станет вкладываться? Собственники? Государство? Субъекты?

— К сожалению, по водному хозяйству у нас болезненно много собственников. Примерно 1% объектов в государственной собственности. Остальное перешло в собственность негосударственную. И найти тут концы… Допустим, Неберджаевское водохранилище находится в частной собственности. Его выкупило ООО «Югводоканал». Оно торгует водой. Его интересуют водозабор да насосная станция. Состояние плотины, водосброса его абсолютно не волнует. На мой взгляд, олигархов, зарабатывающих огромные деньги на воде и при этом ничего не вкладывающих ни в строительство, ни в эксплуатацию, ни в безопасность, надо, что называется, кастрировать и передать объекты реальному собственнику. С Неберджаем мы в 2010 г. заключили договор на 1,5 млн руб. Год трудились. Разработали документы по безопасности. И зоны затопления, и кто в них попадает — всё там есть. Практически можно заранее было узнать, что случится в июле 2012-го. Нам никто ничего не заплатил. «Югводоканалу» это оказалось не нужно. Зато теперь требуется 9 миллиардов. Не из олигархического, правда, кармана. И программы безопасности ГТС в Краснодарском крае не имеется. Круг, получается, замкнулся.

Александр СОРОКИН, газета «Воронежский курьер», — для «Новой»