(Окончание. Начало в №79)
Еще резче достоинства и недостатки всеобщего избирательного права и нынешних европейских стандартов видны в экономике. Тут тоже есть минимум, ниже которого не может опуститься европейская страна (и этот минимум лучше, чем в России), но есть и потолок.
В Литве я навестила несколько высокотехнологических компаний. Одна из них, Expla, образована на основе бывшего Вильнюсского института физики и поставляет примерно 90% пикосекундных лазеров для научных исследований. Когда я говорила с д-ром Андреюсом Михайловасом, одним из основателей компании, и ее сотрудником д-ром Михаилом Гришиным, который перебрался в Вильнюс из России, я задала им самый простой вопрос: почему таких, как вы, нет в России?
Что-что, а к концу 80-х советские лазеры мало уступали американским. Были уникальные разработки, была программа «Терра» (это наш аналог звездных войн). Почему же у маленького Вильнюсского института физики получилось то, что не получилось у ГОИ или ФИАНа?
В результате обсуждения выяснилось, что мой вопрос был неверен по существу. В России было основано много фирм — например, IPG Photonics Гапонцева, которые занимают сейчас лидирующие позиции на рынке лазеров. Просто все эти фирмы уехали из России. А Eхpla осталась в Литве.
Просто в Expla не приходили фээсбэшники с криком: «Вы Родину продаете!», ее не трясла налоговая, и в Вильнюсе — зеленом улыбчивом городе — приятно жить.
Примерно такой же ответ дал мне профессор Владас Бумелис, изобретатель советского интерферона, который на базе своего института основал две процветающие фармацевтические компании.
В России были специалисты в области генной инженерии, которые не хуже Бумелиса, — но все они сейчас работают за рубежом. А тем фармкомпаниям, которые процветают, евростандарты не нужны.
И все вышесказанное — безусловный плюс. Есть уровень, ниже которого демократия не опускается.
Но вот другая проблема. На фирме Baltic optical disks (тоже достаточно высокотехнологическое предприятие, которое производит где-то 50 млн DVD по цене на 20% дешевле среднеевропейской) я спросила менеджера: «Какое ваше главное конкурентное преимущество?» Ответ прозвучал без колебаний: «Зарплата». Потому что средняя зарплата на сборке — 1000 литов, это меньше 500 долларов. Это реально мало.
И это неправильный ответ. Потому что для развивающегося рынка ответ должен быть: «Здесь низкие налоги, простые правила, дешевая рабсила». Триада — низкие налоги, низкая зарплата, простые правила.
В Литве это правило не соблюдается. В Литве не низкие налоги — они низкие для Евросоюза, но самые низкие налоги в Евросоюзе — это как самый добрый офицер в гестапо. В Литве не такие простые правила (хотя много легче, чем в России).
Еще одна стратегическая проблема — это евробюрократия. Разумеется, именно вступление в ЕС и НАТО уберегло Литву от неприятностей, постигших Грузию, но логика бюрократов ЕС темна и непостижима. Закрытие Игналинской АЭС, сделавшее Литву объектом энергетического шантажа Москвы, кажется мне одним из самых безумных решений, когда-либо принятых евробюрократией.
30% дотаций бюджета Литвы составляют дотации Евросоюза, но, как и всякая халява, эти дотации являются mixed blessing. Уже только ленивый не писал о том, что европейские дотации на сельское хозяйство убивают рынок.
Конечно, евродотации коверкают литовскую экономику куда меньше, чем Россию — петродоллары, но халява еще никому не шла впрок.
Третья же проблема — самая главная.
Среди мест, в которых я побывала, был курортный городок Друскининкай. Находится он при лечебных грязях в 100 км от Вильнюса, и, признаться, когда мы приехали, я не поняла сначала, чего меня туда привезли.
Ну курорт. Все чистенько. Муниципальная грязелечебница, аквапарк, тоже муниципальный, 17 гостиниц, крытая snow arena, где посреди лета катаются под крышей на горных лыжах.
Мое недоумение продолжалось ровно до той минуты, пока мне не рассказали, что 12 лет назад в Друскининкае был полный разор: всё стояло, как после ядерной войны, безработица достигала 30%, народ бежал из города. А потом — 12 лет назад — в городе выбрали нового мэра.
Мы встречаемся с мэром. Его зовут Ричардас Малинаускас, это чрезвычайно энергичный человек, бывший автогонщик и местный олигарх, составивший состояние на торговле лисичками. Отец его устроил в их болотистом поместье очень трогательный и знаменитый на всю Литву парк бывших советских скульптур. Малинаускас, энергично жестикулируя, рассказывает мне то про лисички, то про инвесторов, то про экскаватор: пока консерваторы в парламенте дебатировали, что делать с парком и не восхваляет ли он проклятое советское прошлое, семья держала наготове экскаватор, чтобы, если что, перекопать единственный проезд через болото.
И я спрашиваю мэра: 12 лет назад, когда в городе была полная разруха, безработица составляла 30%. А какова безработица сейчас?
Мэр (социал-демократ, между прочим) тут же забывает про лисички и язвит: «Безработица — 15%. Только половина из тех, кто не работает, может быть, выйдут на работу за половину моей зарплаты. И то еще подумают».
Именно так. Сборщик на Baltic Optical Disks получает 1000 литов. А зачем, если при безработном мужике, да безработной жене, да при пособиях на детей они получат те же 1000 и даже 1100 литов?
Этот же вопрос я задаю на следующий день премьеру Кубилюсу. Он делает вид, что не понимает вопроса, и говорит, что проблема тех, кто злоупотребляет помощью (то есть работает, но при этом получает пособия), весьма остра.
«Простите, господин премьер, — прервала я, — но я не о мошенниках. Я о люмпенах». Это был жестокий вопрос премьеру, который уничтожил дефицит бюджета, сократил зарплаты и из-за этого осенью проиграет выборы, — но если этот вопрос не задавать такому премьеру, то кому же задавать?
«Да, — ответил премьер Кубилюс, — такая проблема есть. В Великобритании Дэвид Кэмерон тоже сказал после бунтов, что выросло целое поколение, у которого дед не работал, отец не работает и сын не знает, что такое работа».
Э, не надо говорить, что есть такая проблема. Я сама знаю, что есть. Что вы собираетесь с ней делать? Нет ответа.
Собственно, это не проблема Литвы. Это проблема любой страны со сравнительно приемлемым уровнем жизни, высокими запросами населения и всеобщим избирательным правом.
Есть минимум, ниже которого такая страна не опустится и в политике, и в экономике. Этот минимум значительно лучше того, что мы имеем сейчас в России.
Но есть и максимум. Потолок. И это очень низкий потолок. Страна находится в замкнутом круге. Зарплаты в Литве достаточно низки, чтобы вызывать отток мозгов и рук. Зачем молодому литовцу жить в Литве, если можно жить в Норвегии? При этом налоги Литвы недостаточно низки, а правила недостаточно просты, чтобы сделать ее конкурентоспособной — ну по сравнению с Китаем. Чтобы это был сборочный цех Европы. И это является прямым следствием всеобщего избирательного права.
Еще 20 лет назад как аксиома звучало: свобода экономически выгодна. Чем свободнее страна, тем быстрее развивается ее экономика.
Теперь тренд поменялся. Несвободные страны (см. Китай) зачастую развиваются куда быстрее свободных (см. Европа). Разумеется, речь идет лишь о политической свободе, потому что в том, что касается экономической свободы, закон по-прежнему верен. Экономически свободные страны (Китай) — развиваются быстрее экономически несвободных (Европа).
Политическая свобода при всеобщем избирательном праве, как всегда в истории человечества, начиная с Афин, кончается экономической несвободой. А в нищих странах — зачастую и диктатурой.
И я подумала: хочу ли я такой судьбы для России? Готова ли я согласиться на демократический минимум, добротный безрисковый путь, который сгладит вопиющее неравенство, населит парламент Удальцовыми, придвинет Россию к Европе, но, с большой вероятностью, не остановит коррупцию и окончательно заселит Россию пьющими избирателями и работающими гастарбайтерами?
Или я согласна на авторитарного президента, который, без гарантий, сможет превратиться во второго Путина, а сможет и провести необходимые для спасения нации реформы? Я не знаю. Но я знаю, что ответ этот не так прост, как нам всем — и литовцам, и русским — казалось в 1991 году.
