Бардовские строки, разделенные почти полувеком… От ушедшего недавно Юрия Кукина: «А я еду, а я еду за туманом//За мечтами и за запахом тайги». И от Галича наших дней — Тимура Шаова: «Аз многогрешный тоже деятель культуры//Алкаю денег, как все слабые натуры». Разные экономики — разная мотивация трудовой деятельности, особенно в тех случаях, когда в поисках нового рабочего места люди перемещаются по стране.
В «вегетарианский» период советской истории все было просто: массовые трудовые миграции на периферию для строительства крупных объектов или же для обеспечения работниками предприятий Москвы происходили, как правило, в порядке оргнабора. Который щедро разбавлялся романтической составляющей, например, в случае с «начинавшейся на «б» и требовавшей много мужчин и денег» Байкало-Амурской магистралью. В то же время трудовую миграцию конкретной личности власти не то чтобы запрещали, но и не стимулировали. Известная надбавка к пенсии за непрерывный стаж работы на одном и том же предприятии для многих означала вечную привязку к одному и тому же рабочему месту. Оно и понятно: в отличие от масс, личностью невозможно управлять, а ее представления о жизни могут существенно отличаться от постулировавшихся государством.
Романтика кончилась с либерализацией цен. Стало понятно, что большие шансы на профессиональный и финансовый успех в новых условиях имеют работники, которые не держатся за единственного работодателя, а ищут более эффективное рабочее место как в регионе своего проживания, так и на других территориях.
Масштабы межрегиональной трудовой миграции оценивает Росстат в ходе ежемесячно проводимых обследований населения по проблемам занятости (ОНПЗ). Респондент наряду с прочими отвечает на вопрос, была ли его основная работа на территории того же региона России, где он постоянно проживает, либо же в другом регионе, или в другом государстве. Так вот, в 2010 году тех, кто работал в других регионах, оказалось более 1,7 млн человек. Много это или мало? Если сопоставить эти данные с фоновым показателем — общей численностью занятых в экономике почти 70 млн человек, то окажется, что это составляет всего менее 2,5 процента.
Но зачем же едут граждане на работу в другие регионы? Вы скажете: за зарплатой — и лишь немного ошибетесь. Не сильно — потому что ход мыслей правильный. А ошибетесь — потому как часть этой зарплаты работник получает в виде неналогооблагаемых доходов. Статистическая зависимость между числом въехавших внутренних трудовых мигрантов и средней заработной платой в регионе оказалась меньшей, чем между числом таких мигрантов и объемом инвестиций в основной капитал. Не случайно на территории перечисленных выше регионов работали выходцы из десятков субъектов Российской Федерации (например, в Москве — из 56, Московской области — из 50, Тюменской области — из 37, Санкт-Петербурге — из 36 и т.д.). Симптоматично, что олимпийские инвестиции привлекли в Краснодарский край трудовых мигрантов из 33 регионов, а восстановление экономики Чеченской Республики позволило обрести рабочие места мигрантам из 17 регионов.
Ну а если инвестиции создают рабочие места — с белой или серой оплатой (важно, чтобы не с черной), то следует вполне логичный вывод об ошибочности региональной политики российского правительства, которая совершенно не учитывает геополитические интересы страны. С Олимпиадой всё понятно: паровоз уже укатил, и Олимпиаду не проведешь, скажем, в Кировской области, но вот Новую Москву не тормознуть ли, пока не поздно? И не затеять ли что-нибудь на деградирующих территориях — какой-нибудь чемпионат мира по хоккею в Омской области или «Формулу-1» в Республике Башкортостан? Глядишь, и Старая Москва будет притягивать меньше трудовых мигрантов. От стягивания страны в ограниченное число полюсов роста давно пора перейти к разумной стратегии ее территориального развития.
