Судьба «Чародейки» до сих пор складывалась незавидно. В мире она неизвестна; в России ее постановки начиная с 1887 года насчитывают голо торчащие единицы.

На новом спектакле видно, как Чайковскому хотелось создать идеальную русскую оперу. На сюжет из седой старины, с кипящими страстями; где рисовались бы крупные национальные характеры, а народные песни оборачивались бы ариями, сохраняя метафизический русский дух. Композитор искал опоры? Ведь именно в тот год было ему так худо, что он написал завещание. Искал идеальный женский образ — возможно, доказывал себе, что он не совсем уж эгоист, просто жена попалась не та, не та…

Но нет, не любит фортуна, когда очень стараешься. Такое впечатление, что музыку «Чародейки» писал не Чайковский, а его бледный эпигон.

Тем не менее Александр Лазарев, когда-то работавший в ГАБТе главным дирижером, предложил именно эту оперу и сделал ее, что называется, под себя. Оркестр Большого театра под его управлением, наконец, звучит как в свои звездные годы! Дирижер настолько страстен, что в наиболее драматические моменты певцы едва за ним поспевают.

Действие происходит в XV веке в Нижнем Новгороде. Всеобщая любимица, красавица Кума (Анна Нечаева) держит заезжий двор. Приглянулась она жестокому князю (Владислав Сулимский), а любит его сына Юрия (Эдуард Мартынюк). Княгиня (Елена Манистина) хитростью поит ее ядовитым зельем. Кума умирает; князь, не разобравшись, убивает своего сына и от ужаса околевает сам. Три трупа; княгиня застывает памятником собственной злобе; занавес закрывается.

Дикий сюжет, как ни стараются артисты, не дает им выполнить установку режиссера Александра Тителя «остаться живыми, адекватными, современными людьми в наивном старом театре». И еще вопрос, выполнима ли она вообще в таких условиях.

Традиционна и декорация (Валерий Левенталь); больше всего потрясает «настоящая» река, по которой даже один раз — хорошо, что без скрипа, — проплывает ладья (детский сад 50-х годов). Одна из самых грубых фальшивостей постановки — то, что хор («народ») рассовывается по сцене в стиле живых картин XIX века, спиной к реке. Зато с каким воодушевлением поют — Чернякову не снилось! Вспоминая, как на недавнем концерте в Колонном зале зал встал во время «Боже, царя храни!», на «Чародейке» ждешь, что кто-нибудь крикнет из зала: «Любо!»… Александр Титель заведомо и глубоко влез в шкуру мастера советской выучки — таков был заказ, потому что Титель настоящий так давно не ставит.

Двойственность сейчас легко проступает в каждом. Жизнь снова вынуждает вполне порядочных людей жить в двух измерениях. Так, еще месяц назад на пике скандала в Театре им. Станиславского и Немировича-Данченко, где Титель — главный режиссер, ему пришлось весьма изощренно отстаивать авангардно скособоченный спектакль Кристофера Олдена «Сон в летнюю ночь».

Какая судьба ждет новую «Чародейку»? Нет, злопыхатели не надорвутся. Кроме осанны Лазареву и старательным певцам, продирающимся через непроизносимый текст (вместо «что делать?» поют «беду избыть как лучше нам?»; вместо «выпейте» — «не побрезгуйте испить» и т.д. — чистая вампука), добавить нечего. В любом случае эта постановка — прекрасный козырь (кому какой) в ожесточенных спорах.

То есть либо статичные певцы стоят избушками к реке задом, к залу передом и дирижер священнодействует, либо режиссер перекраивает всё к растакой матери, низводит маэстро до аккомпаниатора, а певцов — до марионеток, продавливая самодурную концепцию. Как в другой сказке — или дудочка, или кувшинчик. Третий вариант совсем ужасен: унылы и режиссура, и оркестр. О четвертом все давно мечтают, затаив дыхание.

«Чародейка» в Большом оказалась дудочкой — не совсем, но все же чудесной. Хотя бы уже потому, что всем, кто будет подавать в суд на Большой театр за нанесение морального ущерба авангардными постановками, вместо денег можно будет выплачивать по иску недешевыми билетами на новый спектакль.

«Чародейку» покажут 28, 29, 30 июня и 1 июля.