На неделю жизнь российского кинематографа перенеслась в Сочи.
«Кинотавр» — город кино со своими районами (вроде «Кинорынка»), площадями (вроде Театральной, где идут ночные показы под открытым небом). Просмотры от зари до зари, конкурс гипотетических проектов на питчинге, дебаты о взаимоотношениях со зрителем, о диалоге с государством, об ответственности критики.
«Кинотавр» похож на съемочную площадку, где снимается, монтируется и тут же обсуждается диковинное кино. В его кастинге наряду с популярными артистами, зазывно звездящими и раздающими автографами, участвовали: слон (его привезли специально для презентации кинопроекта студии СТВ «Джунгли»), Карл Маркс (о его влиянии на жизнь современного общества спорили поклонники авангардного концепта «За Маркса…»), вагон метро (призывающий внимание профессионалов к будущему блокбастеру студии «Профит»)… Пока участники фестиваля знакомились с громадьем планов создателей фильма-катастрофы «Метро», в одном из номеров гостиницы «Жемчужина» режиссер Василий Сигарев снимал трехминутный фильм, инициированный порталом OpenSpase. По ходу съемки жгли бумагу в пепельнице, чем вызвали мгновенный интерес пожарных.
Тут был бы кстати титр: «а в это время»… Многочисленные участники презентации «Метро» не отрываясь смотрели на море, над которым летело, вздымалось в небо пламя: горела «ПЛОТforma» — популярнейший сочинский клуб. Публика, забыв о киношной кинокатастрофе, глазела на реальную. Коллега вздыхал раздумчиво: «Надо срочно сообщить в агентство». Но медлил. В нем не было уверенности: «Всамделишный пожар или аттракцион в 3D?»
Вот так и в фильмах. В одних картинах жизнь на экране дышит, корчится бьющей в висок болью. В других: герои и их проблемы — надрывные симулякры, то ли люди, то ли их телевизионные тени или голографические копии.
Конкурсная программа была неровной, от некоторых работ можно было бы с легкостью отказаться, зато непривычно разнообразной. К тому же современность, еще вчера робко выглядывающая с экрана, прочно на нем обосновалась.
Ключевым словом для новейшего авторского кино стало слово «кризис». В трагедии Сигарева «Жить» (приз за режиссуру, награда оператору Алишеру Хамидходжаеву, приз критики «Белый слон») и в драме Мизгирева «Конвой» (приз за музыку композитору Александру Маноцкову, приз за мужскую роль Азамату Нигманову) есть ощущение всеобщего смятения, экзистенциального поиска смысла жизни, мученическая попытка сохранить человеческое достоинство в нечеловеческих обстоятельствах («Новая» рассказывала об этих картинах). Оба фильма напоминают страшные сказки о действительности, в этом универсуме живые не расстаются с мертвыми, реальность неразрывна с мистикой, а образ и метафора высекаются из гиперреализма. Это кино «без обезболивания», при всех его изъянах, вынуждает зрителя к напряженной внутренней работе.
Современность просматривается и в неглупых комедиях различных форм и оттенков. Меланхолическая лирика «Дня учителя» Сергея Мокрицкого посвящена «маленькому человеку», который, в отсутствие душевного сочувствия, превращается в мелкое сварливое ничтожество. И только мечта о любви раскрашивает его банальные черно-белые грезы разноцветными пальмами. «Со мною вот что происходит» Виктора Шамирова — грустная новогодняя фантазия на тему судьбоносной «Иронии судьбы…».
Фильм телевизионного предназначения и формата, решенный в стилистике канувших в прошлое «телепостановок».
Кстати, телевизионный убогий язык сегодня процветает в российском кино, о чем свидетельствует и директор программы Ситора Алиева.
Две лучшие комедии: «Рассказы» Михаила Сегала, получившие приз за сценарий (о фильме читайте: http://www.novayagazeta.ru/arts/52986.html), и «Кококо» Авдотьи Смирновой. «Кококо» — социальная трагикомедия о дружбе взахлеб, о любви-ненависти питерской интеллигентной музейной тетеньки (Анна Михалкова) и простолюдинки с Урала (Яна Троянова). Яркая внешняя облатка (протестная демонстрация музейщиков, которая снималась задолго до Болотной, интеллигентские вечеринки с винтажными песнями Эдиты Пьехи) не камуфлирует главного для режиссера сюжета о противоречии прочных и в то же время хрупких дружеских связей, которые «больше чем любовь» и которые превращаются в кандалы. Это история и про небезопасное яростное увлечение народолюбием. Про нерасторжимую «сиамскую» связь презирающих друг друга аутичной интеллигенции и добросердечного народа, который решительно не может выбрать: взять в руки вилку или вилы. Яна Троянова и Анна Михалкова названы лучшими актрисами. Вообще, мощных женских ролей в программе было предостаточно. Чего не скажешь о мужских. Это симптоматично. И на экране, и в обществе ощущается дефицит «героев», мужской доблести и силы духа.
Самые радикальные высказывания на площадке современного искусства: «Я тебя не люблю» Павла Костомарова и Александра Расторгуева и «За Маркса…» Светланы Басковой. «Я тебя не люблю» — вторая часть трилогии, в которой режиссеры раздали ростовчанам видеокамеры и они на протяжении долгого времени сами себя снимали. Затем по сценарию доснимались ключевые эпизоды. Костомаров и Расторгуев занимаются исследовательской киноантропологией. В основе картины — любовный треугольник: местная красавица Виктория никак не может выбрать между двумя ухажерами. Виктория мечтает о большой любви и «другой жизни», такой же нарядной, как в дешевом глянце. Отчего-то жюри «Кинотавра», отличившееся в этом году необъяснимыми экстравагантными решениями, наградило не режиссеров за экспериментальный поиск новых форм на рубеже игрового и документального кино, а чудную подопытную девушку Вику. Но за Вику я рада, ее мечты сбылись, и фотографам она позировала вполне профессионально.
Хотя авторы «За Маркса…» и настаивают на том, что их «новое советское кино» — прямое высказывание о нынешнем «дикокапиталистическом» обществе, на самом деле их абсурдистский трагифарс — пограничье кино, брехтовского театра, видеоинсталляции — опирается на классическую живопись и советскую производственную драму. Революционно настроенные члены независимого профсоюза говорят о Годаре, Аскольдове, письме Белинского из Зальцбурга (на заводе есть киноклуб). Хозяева завода — беспредельные упыри, озабоченные торгами «Сотби», выведением денег в офшоры и уничтожением активистов, без которых народ сам рассосется. Зрелище любопытное, хотя с кинематографической точки зрения вызывающее вопросы. В связи с нынешней атакой на лидеров оппозиции соцартовское высказывание Светланы Басковой наливается тревожной злободневностью.
Решение жюри, состоящего сплошь из режиссеров, назвать лучшим фильмом работу Павла Руминова «Я буду рядом» вызвало массовое недоумение. Это история матери, умирающей от опухоли мозга и подыскивающей сыну приемных родителей. Картина сочинена особым образом. Режиссер снимал своих героев часами, они разговаривали, играли с ребенком. Живая камера была рядом, точнее — вместе с ними. Отсюда витальность фильма, фантастическая достоверность существования в кадре и Марии Шаламовой, сыгравшей на пределе возможностей главную роль, и шестилетнего Ромы Зенчука. Работа, вне всякого сомнения, интересная, однако ее драматургия не обладает целостностью, внутренним ритмом, развитием. Над лентой, задуманной как сериал, режиссер провел лоботомию — в купированных «сериях» героиня Шаламовой остается жить. Для Руминова это кино открытого действия. Он верит, что для матерей смертельно больных детей его кино станет утешительной терапией.
Очевидно, что жюри отдавало приоритет не столько профессии, сколько сублимациям авторского кино. Именно поэтому без наград осталась и большая историко-психологическая драма Александра Прошкина «Искупление» по повести Фридриха Горенштейна. О том, как идеология разъедает мораль и дочь — воспитанница сталинского образца — пишет донос на мать. Это традиционный кинематограф ХХ века, которому объявили войну экспериментаторы вроде Расторгуева с Костомаровым, разрушители литературоцентристской цивилизации.
Обсуждая на питчинге кинопроекты начинающих режиссеров и продюсеров, Марина Разбежкина заметила важное обстоятельство. Вроде действие подавляющего числа сценариев разворачивается в современной России. Только выглядит это «место действия» условным, искусственным, надуманным пространством, которого авторы не знают, не понимают ни умом, ни сердцем. Вот и всматриваются опасливо в свою страну, как мой коллега из информационного агентства, пытаясь понять: она настоящая или все вокруг нас — чистая голография, трехмерный призрак родины?
