Сборная России молчит. Она почти ничего не говорит о себе. Правильно, эти люди играют в футбол и не очень умеют говорить. Центрального защитника Игнашевича называют «Великий немой» — вся команда тоже коллективный «Великий немой», ибо мало тратит слов, не способна сама рассказать свою историю и стоически относится к той ужасной чепухе, которую несут о ней люди вокруг.
Рассказать подлинную историю этой команды и создать ее настоящий образ, понятный и близкий людям, могли бы пресс-служба федерации, или пресс-атташе сборной, или просто журналисты, знающие свое дело. Но таких отчего-то не находится. И поэтому сборная России отправляется на чемпионат Европы нерассказанной, невоспетой, не дошедшей до души и сердца страны.
Сборная России кажется многим собранием золотых мальчиков, ездящих на дорогих автомобилях, курящих кальяны в ночных клубах и пригоршнями кидающих деньги на воздух. Сборная России кажется многим компанией людей, живущих в теплице в то время, когда все мы вгрызаемся в землю, считаем последние рубли в кошельке и стынем на холодном ветру. Но этот образ врет: всё не так.
Сборная гламурных мальчиков? Нет, сборная пролетариев, пробивавшихся наверх с самых низов жизни. Как Юрий Жирков, который вырос в однокомнатной квартире, где жили шесть человек. Он допоздна играл во дворе в футбол, потому что не хотел мешать семье своим присутствием. Потом он играл на первенство колхозов за продукты. Это вообще кажется немыслимым в современной Европе и в современном цивилизованном футболе. Какой Роналдо, какой Ибрагимович, какой Роббен могут сказать о себе, что играли за еду?! Да еще на поле поселка с емким названием Мордово! Сегодня профессионалами становятся в 12 лет и учатся в футбольных академиях, где идеальные поля, модная формочка и чистенькие бутсы. Но это не про Жиркова, который помнит рваные кеды, классы ПТУ и имеет профессию электрика.
Он не один в сборной такой. Роман Павлюченко, выходец из поселка Мостовский (две церкви, месторождение гипса), в 16 лет заключая свой первый контракт с «Ротором», как весомое обстоятельство учитывал тот факт, что его отца тоже возьмут на работу в команду — водителем автобуса.
Сборная московской тусовки? Нет, сборная России, подавшейся на заработки в Москву и другие большие города в те тяжелые и нищие годы, когда в провинции стало нечем жить. Зырянов из Перми, Анюков из Самары, Широков из Дедовска, Жирков из Тамбова, Дзагоев из Беслана — эта команда словно справочник по русской географии.
Это сборная людей с трудной судьбой, которые не добивались положенного успеха в положенное время. И на них уже ставили крест. Таков Роман Широков, который в 25 лет был в футболе никем — полузащитник с опытом игры в командах «Видное» и «Химки» — и наверняка счел бы за насмешку сообщение о том, что ему еще предстоит забить два гола сборной Италии. Таков Константин Зырянов, у которого карьера пошла на взлет в тот момент, когда у всех остальных она обычно идет на спад, — в 30 лет.
Ни Широков, ни Зырянов никогда не рассказывали о том, что думали и чувствовали в то время, когда их футбольная карьера казалась окончательно неудавшейся. Спокойное отупение? Острое отчаяние от того, что столько потрачено сил, а настоящий успех так и не пришел? В самоиронии Широкова, который недавно, не забив, сам себе пожелал иметь ноги попрямее, угадывается внутренняя свобода человека, которого судьба уже вволю покатала на качелях. И в прямоте Зырянова, говорящего о возможных оправданиях в случае поражения на ЕВРО: «Все устали, сезон был полуторагодичный, летом жарко, играть тяжело, судья — болгарин, мяч оказался круглым… И так далее» — слышна интонация человека, который знает цену дежурным словам и уже давно не врет ни себе, ни людям.
Эта сборная России — самая оскорбляемая команда в стране. Она уже давно помещена СМИ и фанатами в такую особую прачечную, где людей всегда полощут только в грязной воде. Отвечать на это невозможно, разве что Широков что-то язвительное скажет в «Твиттере». К ним относятся не как к живым людям, а как к футбольным солдатикам, которых можно бить палками по голове и орать в лицо: «Не забил? Опять?! Ну сво-о-олочь!»
Вещи, которые нельзя говорить людям ни при каких обстоятельствах, им говорят в лицо и на всю страну. О вратаре Малафееве, потерявшем в автокатастрофе жену, комментатор Губерниев говорил ужасные слова кошмарным тоном. В этой развязной похвальбе на фоне чужой беды было что-то нечеловеческое. На голову Марата Измайлова, впервые за шесть лет приехавшего в сборную, тут же, словно торопясь не успеть, вылил ведро помоев комментатор Уткин, где-то числящийся большим знатоком по части футбола. Потом под видом извинений вылил второе. Тут нечего говорить о морали — за уроком элементарной морали идите в третий класс школы, — тут достаточно сказать только то, что лить грязь на игрока, который сидит на сборах и готовится играть за Россию, — абсолютное непонимание того, что есть спорт.
То, что все эти подтаскивающие грязь ведрами люди считают журналистикой, — это, конечно, не журналистика, а полное отсутствие профессии плюс одичание души и опустошение мозга, в которые страна вывалилась в годы деградации и развала. А как ведут себя в ответ на эту агрессию игроки? Они могли бы объявлять в ответ бойкот прессе, а всего лишь молча проходят микст-зону. Они могли бы объединяться в защиту товарища и требовать запретить хамам комментировать их матчи, а всего лишь говорят с улыбками, в которых есть какая-то трогательная беззащитность: «Мы не замечаем».
Вот они, стоят перед нами, эти непохожие друг на друга люди из сборной России, каждый со своим характером и судьбой: молодой Дзагоев, в наушниках которого все время звучит какая-то страшная попса; и умудренный опытом жизни любитель Высоцкого Игнашевич; и лысеющий Зырянов, трудолюбивый на поле, как муравей; и отец четверых детей Денисов; и любитель компьютерных карт и домино Семшов — все исключительно разные, все отмеченные неповторимым даром индивидуальности, все непохожие, все живые. И у каждого своя история. У каждого своя жизнь. В памяти и душе каждого что-то такое, что связывает его со страной, какой она была и какая есть, и со всеми нами, какие мы есть в тот момент, когда в страшном волнении и с пересохшим горлом садимся к телевизору, чтобы смотреть первый матч нашей сборной на ЕВРО.
Когда я вижу умницу Алана Дзагоева в игре, я думаю о мальчике, который был так рад своим первым бутсам, что не снимал их несколько дней и ходил в них по улицам и даже в школу. Когда я вижу Сергея Игнашевича, этого высокого центрального защитника, в лице которого есть нечто мрачное и угрожающее, я думаю о том городском мальчике в резиновых сапогах, который на лето ездил к бабушке в деревню в Белоруссию и там с удовольствием пас коров. А когда Александр Анюков — часто со свирепой, просто зверской физиономией — идет в отбор, я вспоминаю не только тот отчаянный мат, который слышен от него в матчах внутреннего чемпионата, но и то, что на матчи сборной он прежде брал с собой две иконки, одну с Георгием Победоносцем, другую — с Александром Невским. Про князя Александра Невского он говорил: «Тоже защитник». Может быть, эти иконки и сейчас, перед матчем с Чехией, стоят перед ним на тумбочке в его номере.
Эту сборную создал Гус Хиддинк, который изгнал из обихода старое рабство и дал игрокам новую свободу и новое достоинство профессионалов. До Хиддинка этой команды не было, хотя некоторые игроки в сборной были. Но та сборная, что существовала до голландца, походила на мертвую кучу хвороста и глины. И вот пришел веселый любитель ночного крепчайшего кофе в красных штанах, махнул рукой, сказал легкие слова — и сухие ветви вдруг зазвучали как флейты, а в глубине глины, в пустых ее полостях, вдруг забегал голубой живой огонек — душа.
Дик Адвокат укрепил стены и еще выше вывел крышу этого добротного дома, построенного из русского камня на голландском цементе. Второй голландец продолжил дело первого: команда затвердила свою свободу, как урок, и перестала быть непредсказуемой, как подросток, и научилась делать результат без паники и провала. При Адвокате это была уже не свобода как открытие и вдохновение, а свобода как правильный алгоритм и точная рутина. И это понятно: у Маленького Генерала твердая рука.
Эта сборная играет в умный, живой футбол. В последнем контрольном матче перед ЕВРО, с Италией, она показала, что может и умеет. Но иногда на техничную и умную команду вдруг словно наваливается болезнь, и у них гаснут глаза, скучнеет душа и не бегут ноги. Так было в товарищеской игре с Литвой. Что с ними случается в такие моменты коллективного бессилия и внезапного общего безразличия? Может быть, уроки Хиддинка не проникли до самой глубины, и Адвокат еще не довел свое дело до конца: это возвращается в команду память о прошлом, генетическая память о советском рабстве, о тренерской несправедливости, о грубых словах, о работе из-под палки, о бездушных чиновниках, о тех безнадежных годах разрухи и отчаяния, когда всем нам казалось, что выхода нет.
Они же не просто так играют. Они играют, чтобы дать почувствовать всем нам, что мы — можем.
