Вроде бы о чем тут спорить? Лучшие из умников убедительно доказали нерасторжимость бренного и вечного. Герцен, помнится, даже изумлялся глупым сомнениям: останется ли черный цвет в комнате, из которой вывели черную кошку? В Каннах точно засомневаешься.
Тело — крик души
Про силу духа в слабом теле мы наслышаны. Нам и на Европу оглядываться незачем: у нас свои Рахметовы, Островские, Маресьевы. Жак Одияр всегда был неравнодушен к проблемам тела (в «Читай по губам» героиня глухая, в «Мое сердце биться перестало» герой не может решить, как лучше употребить талантливые пальцы: играть или избивать иммигрантов). Название новой работы — «Ржавчина и кость» (по мотивам рассказов Крэйга Дэвидсона) — связано со вкусом крови во рту, когда от удара разбиваются зубы. Она про отношения лузера Али, бывшего боксера с пятилетним сыном на руках, и красавицы Стефани, дрессировщицы касаток в парке Marineland. Судьба бросает монетку черной стороной, и трагедия в бассейне лишает Стефани (Марион Котийяр) ног. В фильма Одияра, конечно же, режиссера с большой буквы (стоит вспомнить его мощнейшую криминальную драму «Пророк»), на мой вкус, — перебор с увечьями. Стефани лишается ног, сын Али проваливается под лед и лежит в коме, сам боксер, спасая сына, разбивает в хлам руки. Но при этом разговор на старую тему со зрителем получается совсем не трафаретным. У накачанного спортсмена, как говорил Булгаков, великая сушь в душе и полная неспособность взять ответственность за свою жизнь, за жизнь сына. Стефани вынуждена участвовать в боях без правил с собственной судьбой, а заодно пробудить впавшую в клиническую смерть душу Али. Одна из идей фильма: человек любящий знает тебя лучше, чем ты сам. Кульминация фильма — Стефани после реабилитации возвращается в бассейн и дирижирует танцами касаток, ее изуродовавших. Дирижирует собственной жизнью. Этой ролью Марион Котийяр всерьез претендует на звание лучшей актрисы. Одияр посвятил фильм прекрасному французскому режиссеру Клоду Миллеру, скончавшемуся от рака в апреле.
На языке тела
Какое низкое коварство, упрятать ранимое и хрупкое нечто в грубую плоть; распахнутое для любви сердце — в организм, изъеденный возрастом и целлюлитом. Героини сатирической трагикомедии «Парадиз. Любовь» (это первая часть большой трилогии) австрийского классика Ульриха Зайдля — немолодые европейки, приезжающие в Африку в секс-тур. На белоснежных кенийских пляжах вершатся ритуалы любовного поиска. На шезлонгах, охраняемые военными, возлежат тела (скорее туши) белых «сладких мамочек». За верёвочным ограждением дежурят «бичбои» — пляжные мальчики, продающие дешевые поделки. В том числе и собственные точеные тела. Ради «мамочек» они готовы вертеть сальто, делать стриптиз, клясться в вечной любви. Зайдль бестрепетной рукой лишает иллюзий сначала героиню фильма Терезу, а потом и зрителя. Проституцией в его кино занимаются и покупатели тела, и продавцы, все друг друга используют, и в итоге все друг дружку презирают. Женщины, приехавшие за усладой плоти, ведут разговоры о липосакции, реновации, пластике. Ключ к фильму — в прологе, в котором пациенты клиники для умственно отсталых катаются на машинках в парке аттракционов под присмотром Терезы. Секс-туристки — пригоревшие на солнце груды мяса, по сути, душевные инвалиды, испытывающие нефантомные боли.
И сама увядшая Тереза («терос» по-гречески «лето», а Тереза — уже глубокая осень) хочет в черных глазах внезапных ромео увидеть именно что любовь. И поначалу даже верит, что она — не только денежный мешок для ее жарких попутчиков. Зайдль показывает непреодолимую ментальную пропасть между нищими африканцами и разжиревшими европейцами, которую не преодолеть даже с помощью эсперанто — языка тела.
Очень модный сегодня тайский режиссер Апичатпонг Вирасетакул (в 2010-м его «Дядюшка Бунми, вспоминающий свои прошлые жизни»был удостоен «Золотой пальмовой ветви») представил очередное сакральное путешествие в мир духов. В его новой работе «Меконг Отель» актеры с режиссером репетируют фильм EcstasyGarden, в котором есть влюбленные и вампиры, ласково поедающие печень друг друга. Это очередное сновидческое кино, где духи и люди существуют в спокойном вдумчивом диалоге о прошлом и настоящем. Сама же быстрая река Меконг напоминает то воды священной Стикс, то вполне прозаические и страшные минуты наводнения в Таиланде, от которого пострадали миллионы. Столь свободное от нарратива кино, видимо, и много чего повидавших каннских отборщиков привело в недоумение, оттого и фильм экстраординарного режиссера, давно исследующего тему «опасных» связей духа и тела, отвели в укромное место — «Спецпоказ». Пусть там и договариваются.
Откуда взяться гармонии в диалоге между неистребимой душой и хрупкой плотью? Судя по фильмам каннской программы, их отношения — скорее сложный непредсказуемый поединок. И кто еще победит, увы, неизвестно.
