«Знаете что-нибудь о вудуизме? Поразительное явление! Не религия, не учение, нет, просто набор суеверий. Забавно, если бы я верил в магию, вышел бы толк, но я не верю в вуду!» Фильм «Догма»

…Ночью колдун вуду подходит к двери дома жертвы, прижимается губами к дверной щели и как будто бы высасывает душу спящего человека, помещая ее затем в специальный сосуд. Человек, лишенный души, вскоре умирает, его хоронят, а в полночь после погребения колдун с помощниками раскапывает могилу. Произносится имя жертвы, после чего умерший пытается поднять голову, ведь колдун держит в руке сосуд с его душой. Как только он сделал это, сосуд подносят к носу покойного и открывают на долю секунды, как бы выпуская частичку плененной души. Считается, что в этот момент в тело возвращается жизнь. В завершение ритуала колдун проводит воскрешенного зомби мимо его дома и читает заклинания, чтобы навечно лишить жертву памяти о прошлой жизни. Процесс зомбирования человека, основанный на краже души

В аэропорту Лагоса я провел почти сутки. Мой паспорт ночевал в сейфе пограничной службы, а его обладатель на железной скамеечке. Около полуночи добродушная уборщица разбудила меня и указала на другую скамеечку, тоже железную, но обитую дерматином. Сидя на ней, я мысленно суммировал неприятности, произошедшие со мной в Западной Африке, и все больше склонялся к тому, что Коко (мой проводник и помощник) был прав: без вуду здесь не обошлось. За последние недели со мной случилось несколько неприятных историй, к которым я относился философски — Африка, сэр, но Коко категорически заявлял, что меня зомбировал «бокор» (колдун вуду).

Дома у Коко все верят в существование зомби. Настолько, что в результате этой веры умерли члены их семьи.

Перед вылетом в Лагос мы сидели дома у Коко и ели вегетарианский замес, по вкусу напоминающий шпинат. Его готовят из двух традиционных культур: ndolй и hockleberry, листья этих растений тщательно моют, варят и тушат с множеством специй. За трапезой Коко напомнил мне о зомбировании и посоветовал съездить в Г’нани, «деревню ведьм». Так ее называют из-за того, что туда к хунгану (верховный жрец вуду) ссылают «на лечение» женщин, заподозренных в колдовстве, там же могут оказать помощь и их «жертвам». Я пообещал последовать совету, но не столько из-за того, что верил в диагноз, сколько из-за желания увидеть жрецов вуду в Западной Африке, на родине этой веры. Короче, поживем — увидим.

…Пожил — увидел, теперь ночую в «каталажке» и с умирающего телефона пытаюсь дозвониться местным знакомцам.

Прошли сутки моего «заключения», и только после многочисленных препирательств, выяснения обстоятельств и преодоления всяческих препятствий следующую ночь мне все-таки удалось провести в одной из столичных гостиниц. Я вспомнил присказку «береженого бог бережет» и рано утром поехал в Г’нани.

Деревня ведьм

Около полудня, на подъезде к деревне, со мной произошло еще одно странное происшествие. В момент, когда я по телефону поведал отцу о вуду и своих злоключениях, наш разговор внезапно прервал сильный удар в лобовое стекло машины. Остановились, около машины лежала большая черная птица и билась в предсмертных судорогах. «Вуду», — тихо сказал водитель авто и с опаской огляделся. Мы медленно въехали в деревню.

Деревня ведьм — это пара десятков вытянутых вдоль дороги лачуг, крытых соломой. Водитель наотрез отказался ехать дальше, поэтому нам с переводчиком пришлось идти пешком. После «встречи» с черной птицей скептицизма по отношению к вуду у меня поубавилось, про переводчика и говорить было нечего, его просто трясло. Походкой, напоминающей зомби, мы двинулись вглубь деревни в поисках дома жреца. На улице нам встречались одни женщины. «Ведьмы», — сквозь зубы шепнул мне переводчик, и стараясь не глядеть женщинам в глаза, спросил, как пройти к жрецу. На удивление ведьмы оказались очень приветливыми, улыбчивыми (даже смешливыми), и перебивая друг друга, все как одна указали на одну из хижин.

Она ничем не отличалась от других, была окружена забором из веток, а в глубине двора стояло небольшое строение, напоминающее сарай. У входа на участок нас встретил африканец лет тридцати, вся одежда которого состояла из белого покрывала на бедрах и дорогих часов на руке. Как мне объяснили позже, жрец вуду после инициации носит только набедренное покрывало.

Подойдя к нему, переводчик стал что-то говорить, периодически указывая на меня пальцем. Жрец выслушал его и поманил меня рукой, я подошел. Он сурово оглядел меня с ног до головы и вдруг широко улыбнулся, похлопал меня по плечу и сказал: «Завтра мы собирались работать в поле, но коли вы тут, welcome, мы проведем день вместе. Принесите эпиташи (70-градусный самогон: белый — пальмовый, красный — из красного дерева), курицу для жертвоприношения и приходите утром». В ответ на мои дальнейшие попытки продолжить диалог он лишь сказал: «Сегодня обсуждать больше нечего. Ждем вас завтра утром».

Мы пошли обратно к машине. После краткого общения с жрецом на душе стало как-то легко и даже весело. По дороге мы познакомились с молодой женщиной, которая, как оказалось, пришла пешком за много верст проведать мать. Они сидят у входа в мазанку. Дочь развела костерок и скоро, по-видимому, накормит мать, дряхлую полуслепую старуху. Та убаюкивает младенца, которого дочь принесла за спиной, чтобы порадовать бабушку, которую обвинили в колдовстве и сослали за тридевять земель сюда.

Когда обвиняемых в колдовстве привозят в Г’нани, верховный жрец испрашивает оракула, и тот решает судьбу вновь прибывших. Если оракул отрицает вину — их отпускают, но вернуться домой они все равно не могут — не поверив решению оракула, их растерзают семьи «пострадавших» от их «колдовства». Поэтому все женщины от греха подальше остаются в деревне ведьм. Помогают верховному жрецу пахать, сеять и убирать кукурузу, окру, сорго, просо, касаву на наделах у реки Оти и получают за это свой прожиточный минимум.

Приобретая жертву…

Отпустив водителя, мы пешком отправились в находящуюся недалеко деревню Янди, где устроились на ночлег: в Г’нани жили только жрец и ведьмы.

К вечеру, отдохнув с дороги в арендованном бунгало, мы пошли купить баа и эпиташи. Баа — это птица, приносимая в жертву. А я баколук — тот, кто приносит жертву.

Айи — девушка-продавщица из ларька в Янди, с которой мы разговорились, рассказала, что мать ее подружки из соседнего селения также сослали в деревню ведьм. Она получила специальный порошок (в качестве лекарства) от некой знахарки, но оказалось, что это зелье, которое обращает женщин в ведьм. Ей пришлось принести в жертву сына, чтобы избавиться от этого обращения.

Жертва, девственник или девственница, приносимая на алтарь вуду, становится жрецом или жрицей и пожизненно проводит все ритуалы. Получается, что проклятие работает не с виновным, а с его родными и близкими, включая следующее поколение. Таким образом, проклятие вуду вызывает муки совести у виновного.

Также раскаявшаяся ведьма указывает на дерево, где она заточила тотемный дух жертвы, воплощенный в тело ящерицы, бабочки или крысы. Если несколько жертв — в насекомых.

Люди во главе с верховным жрецом прорубают большую дыру в стволе. Оттуда сочится кровь (?!) и вылезают вышеупомянутые животные.

Я разговаривал с Айи до самой темноты и услышал еще немало разных историй о вуду — одну страшнее другой. На прощание она указала мне на темнеющий вдалеке лес. Там виднелись огоньки, прыгающие от земли в кроны деревьев. «Это прыгающие ведьмы», — зловеще сказала Айи. «И вам тоже спокойной ночи», — ответил я.

Духи Лоа

Верховного жреца зовут Джеймс Адоку. Он удовлетворенно взвесил на руке нашу баа (курицу мы купили самую крупную, черного цвета) и пригласил нас пройти в алтарь.

У входа в алтарь сине-бело-красный флаг вуду: синий — бог неба, белый — бог мира, красный (главный) — бог грома. В те же цвета было окрашено его набедренное покрывало. Заходим, в алтаре еще двое: жрец — Куаши, жрица — Сомето, в «красном углу» возвышается каменный идол, вдоль стен стоят деревянные дубины. Спрашиваю, зачем. Оказывается, деревянные палки в алтаре символизируют Божью кару, ими, к счастью, никого не бьют.

Жрец Куаши сворачивает голову моей баа и выпускает курицу на каменную плиту перед идолом. Птица стала биться в предсмертных судорогах, над ней склоняется верховный жрец и внимательно смотрит. Жертва приносится духам, по той позиции, в которой она умрет, будет видно: принята или нет духами Лоа моя баа.

Есть три позиции жертвенной птицы:

спина — духи приняли жертву; брюхо — не приняли; бок — спорная ситуация (решать верховному жрецу).

Моя баа после долгих трепыханий упала на бок. Верховный недовольно хрюкнул, быстро оторвал курице голову и стал поливать вытекающей кровью горку какого-то мусора в миске, среди которого выделялась игрушечная фигурка диснеевского кролика. Перемешав рукой это месиво, он частью крови смочил губы идола, а остальное высыпал на каменную плиту. Затем, напевая заклинания, стал перебирать и разглядывать какие-то палочки, которые при ближайшем рассмотрении оказались кусочками костей (надеюсь, не человеческих).

Все замерли в ожидании вердикта оракула.

Наконец верховный закончил свой ритуал, посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: «O’кей». «Духи Лоа приняли твою баа», — «перевел» мой толмач.

После мы сидели в доме верховного жреца и в ожидании еды (жарили баа) по очереди потягивали из бутылки эпиташи. Я спросил у верховного, почему среди костей — buheitxysq кролик. «Кролик в оракуле — посланник (messenger) вуду. Это часть системы оракула. Если готов — забирай, если нет — начнутся проблемы». «Понятно», — ответил я, но брать кролика с собой не решился.

Когда я в очередной раз потянулся за бутылкой, верховный вдруг указал пальцем на мое запястье. Там был едва заметный шрам — след двенадцатилетней давности от контакта с разбитым фужером. «Бэд», — сказал он. Понятно, что ничего хорошего, философски согласился я, хотя не понимал, чем его мог заинтересовать небольшой порез, который давным-давно зажил. «Бэд», — еще раз задумчиво произнес верховный. Я кивнул, и отхлебнув из бутылки, передал ее жрецу. Наш немногословный диалог прервала вошедшая в комнату жрица Сомето — курица была готова. Верховный жрец на правах хозяина разорвал ее и протянул половину мне. Потом мы молча ели.

Когда верховный провожал нас, мы вышли за ворота, где стояли несколько ведьм с детьми, и я сказал, что хочу сделать совместное фото на память. Они согласились. Все, включая моего переводчика (он — с бутылкой эпиташи в руке), выстроились вдоль забора, я пару раз щелкнул.

С окраины деревни послышались гудки авто, приехал наш водитель. Еще раз поблагодарив верховного жреца, мы пошли по Г’нани, перебрасываясь шутками с провожающими нас ведьмами.

Сергей ВЕРТЕЛОВ — специально для «Новой», Нигерия

P.S.Спустя три месяца, в Москве, когда я совсем позабыл о своем визите в деревню ведьм, моя рука (со шрамом) неожиданно заболела и воспалилась, пришлось идти к врачу. В Склифе мне сделали операцию — руку разрезали и оттуда, по выражению хирурга, «пошла тара». Оказалось, что в ране был маленький осколок от фужера, разбитого двенадцать лет назад! «Нот бэд, — резюмировал я. — Voodoo people — magic people!»