Люди в петербургском лагере протеста на Исаакиевской площади брали у меня «Новую газету» с фотографиями еще не разогнанного лагеря на Чистых прудах, и разглядывая снимки, восклицали:

— Ой, а это мы!

— Нет, это Москва! — возражала я.

— Да, нет же! — противились люди. — Это — МЫ!

И как-то так они это произносили, что сомнения исчезали: здесь — в Питере, в Москве, в Нижнем Новгороде, в Казани (и далее) — это все ОНИ — одинаково дышащие, думающие, делающие люди.

Кто они?

Невысокий парень плотной комплекции падает на скамейку рядом с остальными. Запрокидывает голову назад:

— Я сегодня после смены. Если буду вырубаться, пожалуйста, будите.

— А кем ты работаешь? — спрашивает девушка, разливающая всем сок и откликающаяся на имя Оля.

— Не поверишь — ангелом…

Не шутит. Анатолий — оператор петербургской городской службы «Ангел» (кстати, при правительстве города). Отлично знает языки. Помогает иностранцам не потеряться в мегаполисе. Как раз накануне полдня отдежурил на Московском вокзале и намотал несколько десятков километров по Питеру пешком.

Поблизости (сидят, стоят, ходят): Вадим — промышленный альпинист, Андрей — водитель такси, Федор — строитель, Антон — частный предприниматель (мелкорозничная торговля), Илья — звукорежиссер (собственная студия), Ольга — визажист, Мария — логопед, Татьяна — ветеринарный врач… Много — студентов, аспирантов, магистров.

Всеволод (предлагает горячий чай) сейчас заканчивает пятый курс факультета политологии СПбГУ, защищает диплом и готовится поступать в аспирантуру. Два года назад Сева, опасаясь репрессий, бежал из Минска. Часто повторяет: «Не дай бог, России стать Белоруссией!» Учит языки, делает переводы. Почти все учащиеся где-то подрабатывают. Именно поэтому утром и днем на площади у Исаакиевского собора не тесно: до 100 человек, по вечерам — до 300–500. Из 25 скамеек на площади оппозиционеры занимают 6–8. Освобождают их по мере возможности.

Предприниматель Евгений возмущен:

— Тот, кто берется судить: есть нам что делать или нечего, пусть поймет для начала главное! Мы тратим так свое время не потому, что нам «делать нечего», а потому, что нам не оставили возможности ничего другого сделать! Многие из нас были наблюдателями на выборах. Зафиксировали столько нарушений, что после выборов сходили проверить зрение: увы, но с глазами оказалось все в порядке. Взялись оспаривать легитимность выборов. Потянулись в суды. А там такой абсурд — либо то не суды, либо мы гуманоиды, доказывающие, что на самом деле — люди…

— Нам важно не количество народа на площади, а качество. А оно — не сомневайтесь — непременно перерастает в количество и очень быстро, — уверяет один из координаторов протестного лагеря в Питере Анатолий Богусловский.

— Сколько нас точно, мы и сами не можем счесть, — признается другой координатор Никита Сорокин. — Одни приходят, другие уходят: поспать пару часов, помыться, поесть, переодеться, зарядить телефон, ну и на работу…

Как они?

Живет питерский лагерь скудно и просто: каждый день пускают шапку по кругу, в нее — кто сколько может. А потом, подсчитав пожертвования, решают, что сегодня купить важнее — колбасу или батарейки. Принципиально ни у кого не просят помощи, не берут деньги у посторонних из рук в руки, хотя купюры им постоянно приносят.

— Чтобы никто не обвинил нас в том, что нас кто-то подкупил, — объясняют они.

Сейчас озаботились созданием Яндекс-кошелька (с полной и абсолютно прозрачной отчетностью), поскольку не хватает всего. Сама видела, как делят поровну, на всех, остатки печенья. Как по ночам, когда очень холодно, уступают друг другу одеяла. Девчонкам — в первую очередь.

Обожают гостей и «чудаков». Наперебой — о них:

— Бизнесмен Андрей регулярно привозит нам воду и коробки с продуктами (печенье, хлеб, сыр, колбасу). Сказал: «Сидеть тут не могу. Но морально и материально — с вами!»

— Как-то вечером позвонила женщина: «У меня двое маленьких детей, сегодня — дождь, нам к вам не доехать, мы живем на Васильевском острове, напекли вам блинов — приезжайте сами». Сели на велосипеды (у лагеря на Исаакиевской площади — солидный велопарк. — Н.П.) и доставили горячими.

— Потом звонил грузин из ресторана: «Я вам сварил суп харчо — заберите сами». Смешной. Добродушный.

— А одна бабушка, художница, она не говорит свое имя, но нас поражает каждый день: варит свежий бульон и в кастрюле, в термосах везет его в метро! Ей за 70…

15 мая в лагерь наведался Григорий Явлинский (руководитель фракции «Яблоко» в петербургском Законодательном собрании 14–17 мая был в городе). Пришел вечером, после традиционной ассамблеи (общественное собрание, где обсуждаются различные вопросы. — Н.П.). Круг расступился, впустил Явлинского. Григорий Алексеевич, поздоровавшись, спросил:

— Кто у вас главный?

— У нас нет главных.

— Отлично! — присвистнул политик. — Просто мы принесли вам ящик яблок. Куда их?

— На пищевую скамейку. Это каждый знает.

Яблоки (18 кг) активисты донести до импровизированного пищеблока успели. А вот журналисты добежать и сфотографировать их — уже нет. Фрукты сгрызли за пять минут.

— Яблоки — здорово! Спасибо, — поблагодарили петербуржцы. — Если б у партии еще была возможность помочь нам с горячим чаем и горячим бульоном, а то очень холодно, особенно — по ночам, не согреться…

— И хотя бы один туалет, — тихо попросили из толпы.

Сами купить не могут. Пока жителей лагеря выручают ближайшие кафе — спасибо их сотрудникам за понимание.

Где они?

Лагерь протеста в Петербурге развернулся 8 мая (см. №53 «Новой») стихийно, но в удачном месте.

— Сложилось так, — рассказывают студенты петербургского госуниверситета — Илья, Богдан, Михаил, — 7 мая мы провели на Исаакиевской площади «Марш миллионов». Негодовали из-за беспредела во время разгона акции в Москве 6 мая. Разошлись по домам и вдруг узнали, что москвичи не разошлись. Решили тоже вернуться на то же место 8 мая.

Справа от лагеря — городская прокуратура, слева — гостиницы «Астория» и «Англетер», сзади — Исаакиевский собор, а прямо перед глазами — Мариинский дворец, где заседает городской парламент. Окна его смотрят как раз на лагерь, но депутаты, видимо, не смотрят в окна. За десять дней к протестующим ни один не вышел. Хотя жители лагеря называют своей «голубой мечтой» диалог с властью. Пока же общаются — с иностранными туристами, от которых нет отбоя. С артистами (через день приезжает с концертами питерский рок-музыкант Михаил Борзыкин, приглашены Юрий Шевчук и Олег Басилашвили). 16 мая приходил погулять на площади и посмотреть на лагерь режиссер Александр Сокуров. Пообещал на днях выбрать время и прийти поговорить.

Наткнулась на семью: у папы на шее — двухлетний сын, мама ведет за руку девочку лет восьми.

— Вы случайно здесь?

— Да, мы случайно имеем привычку гулять по красивым местам нашего города, — смеется женщина. — Анна, — протягивает мне руку. — Мы же не оккупанты в самом деле! Конечно, мы знаем, куда пришли и по какому поводу…

— А дети?

— Они живут в семье. Все видят. Все слышат. Мы обсуждаем. Арина (дочка, — Н.П.) спрашивает.

— О чем?

— Почему девочек (Pussy Riot. — Н.П.) посадили? Почему люди выходят на улицы?

— Как вы объясняете это восьмилетней девочке?

— Просто: есть много вещей в нашей стране несправедливых и незаконных. Но еще больше людей, которые недовольны этим, не согласны с этим. Они договорились встречаться, гулять, говорить…

В отличие от Москвы, в Петербурге полиция не трогает лагерь. Губернатор города Георгий Полтавченко сказал: «Меня эти люди не раздражают, если они не нарушают закон. Хотят гулять — пусть гуляют».

Законы протестующие соблюдают свято: на траве расставили таблички «по газонам не ходить». В любое время строго запрещен алкоголь. После 22 часов песни Шевчука о свободе поют под гитару шепотом.

Единственный провокатор объявился тут 15 мая, когда ждали Явлинского. Неизвестный молодой человек в странном наряде (длинная холщовая рубаха, всклокоченные волосы) ворвался в круг, где шла ассамблея, и принялся провоцировать хоть кого-нибудь на драку. На вызывающее поведение и оскорбительные выкрики присутствующие отреагировали смехом. Тогда парень стал размахивать руками, касаясь рук, плеч, лиц людей. Круг мигом сжался, превратился в колонну, и та двинулась на провокатора со словами: «Уходи». Он и впрямь очень быстро убежал в сторону трех полицейских машин (обычно два автомобиля ППС дежурят на Исаакиевской площади, и инспекторы из них не выходят. — Н.П.) и привел с собой наряд:

— Меня избили, — вопил как ужаленный молодой человек.

— Покажите, кто? — попросили полицейские.

— Вот, вот и вот… — он беспорядочно тыкал пальцем в стоящих поблизости мужчин.

— Покажите ссадину. Хотя бы одну, — настаивали стражи порядка.

Парень замялся:

— Ссадин нет.

— А как вас избили?

— Ах, вы будете ждать, чтобы меня избили! — и он едва не накинулся на толпу, но полицейские ждать не стали и задержали самого провокатора. В машину его вели под аплодисменты: людей на площади — людям в форме. Полисмены затем вернулись и уже как будто нарочно гуляли по площади, улыбаясь прохожим и вылавливая ответные улыбки.

И зачем?

И на скамейках, и на ассамблеях в лагере неизбежно обсуждают самые сложные вопросы: «Сколько продлится протест?», «Чего мы хотим добиться?», «Чего добьемся?»

— Три дня уже не был на работе, пять суток — дома, — вздыхает Илья Вишня.

— Никто не мешает съездить, — отвечаю.

— Нет, для меня важнее, чтобы законы в моей стране действовали и соблюдались. А потом — все остальное…

— Я здесь останусь до победного конца! — оптимистично заявляет мне Анатолий Богусловский. — Пока у нас нелегитимная власть не уйдет. Пока президент не сменится. Пока в стране не возникнет правовое гражданское общество…

— То есть вы хотите провести на этой скамейке всю свою жизнь?

— Нет. Я думаю, два-три месяца…

Ну, всякое в жизни бывает, что тут еще скажешь.