Андрей Дикань, вратарь с переломанными костями лица, ведет себя с исключительным мужеством. Ни разу —ни получив удар коленом в лицо, ни сидя в окружении врачей за бровкой, ни затыкая тампоном кровоточащий нос, ни потом, в больнице, — он не позволил себе ни одной истерической, обиженной или злой реплики. Кержакова он сразу простил. Я потрясен его спокойным смирением и его ровной, устойчивой волей.
Я (как и многие другие) десятки раз просматривал в записи эпизод. Это всего две-три секунды. Удар Кержакова, бросок вратаря и жуткое — потому что неотвратимое — движение лица и колена навстречу друг другу. В записи соприкосновение головы вратаря с коленом нападающего совсем не выглядит страшным. В спорте бывают мгновения и пострашнее: нокаутирующие удары боксеров, которыми они в прямом смысле слова выбивают из соперников дух, перекошенные лица тяжелоатлетов, у которых под адским весом штанги вдруг начинают заплетаться ноги, завалы велосипедистов во время гонки, когда люди на скорости 50 километров в час слетают со своих хрупких машин и катятся по асфальту, обдирая руки и ноги… А тут — всего лишь мимолетное соприкосновение лица с коленом. Но господи боже, как же хрупок человек, если вот в таком кратком стыке ломаются чуть ли не все кости лица!
Мог или не мог Кержаков избежать столкновения? Этот вопрос задают себе тысячи людей, рассматривая в замедленной съемке неумолимое движение форварда навстречу катастрофе. Конечно, мог. Время и место сманеврировать были. Атлет с натренированным, ловким телом способен на резкие уходы и неожиданные смены курса — то самое, что Кержаков продемонстрировал пятью минутами позже, обыгрывая Пареху. И тут, в случае с Диканем, он тоже вполне мог уйти влево или вправо, мог подпрыгнуть или упасть. Физически уход от столкновения не представлял для него проблемы. Но дело не в физике, дело в психике.
Думать в две секунды эпизода некогда. Все решает не мысль (для рассуждения нужно время), все решает странная композиция из души, ума, сознания, памяти и подсознания, которая срабатывает в момент внезапного принятия решения. Чтобы идеальная машина, которую представляет из себя тело спортсмена, приняла верное решение, в нее должны быть заложены необходимые запреты и правильные алгоритмы. У доброго, хорошего парня Кержакова (посмотрите на его растерянное лицо, посмотрите на его испуганные глаза в тот момент, когда он понял, что натворил) в душе не сработала заповедь «Не убий!». Автоматически, на уровне рефлекса, в Кержакове сработала программа «Убей ради победы!»
За всю историю советского футбола вратарь пострадал лишь однажды, да и то на чужой земле: чилийский нападающий ударом ноги сломал челюсть вратарю сборной СССР Маслаченко. В гены нападающих, в их сознание было накрепко вбито, что нельзя идти на вратаря в тот момент, когда он прыгает головой и руками вперед. Вратарь, идущий на мяч, беззащитен, потому что видит только мяч, и все его тело открыто для удара. Себя в этот момент он защитить не сумеет. Теперь это не так. В наше время футбольный вратарь становится опасной профессией. Вратарь ЦСКА Перхун погиб в стыке с игроком соперника. Вратарь «Ростова» Радич лишился почки из-за столкновения с нападающим. Вратарю «Динамо» Габулову сломали челюсть. Вратаря ЦСКА Акинфеева выбили на многие месяцы. Теперь вот Дикань лежит в больнице со сломанными костями лица. Все это не случайные события. Футбол, в котором игрокам платят бешеные деньги и в котором сталкиваются бешеные амбиции огромных корпораций, дичает.
Все это нарастает и складывается в атмосферу, которая не может не давить на мозги и душу нападающего. Совершенно разные обстоятельства, абсолютно разные истории: майор Солнечников, накрывший собой гранату, и форвард Кержаков, чуть не убивший вратаря. Общее только одно: оба принимали решение в долю секунды, когда невозможно думать, и решение, как озарение, вырывается само из той глубины сознания, памяти, усвоенных с детства понятий и подсознания, которая и есть человек. Один спас, другой едва не убил. Висок вратаря был так близко от колена нападающего.
В спорте все чаще и чаще куда-то пропадает то, без чего он превращается в жуткую забаву кровожадных варваров, — тормоз. Тормоз этот не во внешних, писаных правилах, тормоз внутри самих спортсменов. Спорт это не насилие и не агрессия, это искусство и способность спортсмена контролировать агрессию. Боксеры, обнимающие друг друга после двенадцати раундов тяжелого боя, показывают всю разницу между реальной ненавистью жизни и честным противоборством в ринге. Прежде телевидение непременно показывало, как хоккеисты после игры выстраивались в цепочки и пожимали друг другу руки, до тех пор пока каждый не пожмет руку каждому. Теперь — посмотрите нынешние игры плей-офф — этот ритуал выброшен из телетрансляции как неважный. Снимается ощущение игры и общности дела, усиливается ощущение взаправдашней резни за деньги.
Для меня сущностью спорта, его высшей точкой и достижением является не гол, не рекордный прыжок, не нокаут. Для меня самым потрясающим моментом в спорте является та секунда в боксе, когда в разгаре боя, в бешенстве и азарте рубки боксер усилием воли, с искаженным лицом вдруг останавливает летящую в голову противника руку, потому что видит, что тот падает. И это очень трудно. Потому что после восьми или десяти раундов боя глаза залиты потом, подглазья вздулись, из сорванной брови сочится кровь, мозг сузился до счетного устройства, определяющего дистанцию, и руки не могут ничего, кроме как бить, бить и бить. Но я видел много раз, как в боксере — этой бьющей, сокрушающей машине — срабатывал тормоз, без которого нет ни спорта, ни человека.
