СюжетыПолитика

Леди и генералы

Аун Сан Су Чжи, лауреат Нобелевской премии мира, выиграла выборы у военной диктатуры в Мьянме. Впереди самое интересное…

Этот материал вышел в номере № 38 от 6 апреля 2012
Читать
В Мьянме прошли выборы, о которых можно сказать, что они ровно ничего не значат, кроме того, что с них, возможно, начинается новая история страны. Их выиграла лауреат Нобелевской премии мира Аун Сан Су Чжи. Она, дочь главного борца за независимость в современной истории этого азиатского государства, когда-то уже выиграла парламентсие выборы. И провела под домашним арестом 15 лет...
Изображение

В Мьянме (стране, которая раньше называлась Бирмой) прошли выборы, о которых можно сказать, что они ровно ничего не значат, кроме того, что с них, возможно, начинается новая история страны.

Во-первых, это были парламентские выборы, а парламент тут своеобразный. Четверть депутатов назначаются военным режимом. Для изменения конституции, продиктованной военными и отдающей им верховную власть, требуется 75% голосов.

Во-вторых, это были частичные выборы. На кону стояло всего 45 мест, оказавшихся вакантными, это даже не парламентская десятина.

В-третьих, это всего третьи выборы за два с лишним десятилетия.

Современная Мьянма — уникальное государство. В ней всего два субъекта политики. Военная диктатура — показательно тупая, жестокая и безликая (имена верховных правителей не вспомнить, они никому не интересны). И женщина, чье имя известно всему миру — Аун Сан Су Чжи.

Впервые они столкнулись 22 года назад, в ходе первых из упоминавшихся выборов.

Это была чистая формальность, впрочем, вынужденная.

Нет такой диктатуры в современном мире, которая не называла бы себя демократией. А это заставляет время от времени играть на публику, с разной степени натуги исполнять ритуалы. При этом подразумевается, что это игра с заранее известным результатом, поскольку все карты в одних руках. Победителем по определению считалась партия власти — до того единственная на политической арене. Результат оказался сокрушительным. Новообразованная Национальная лига за демократию во главе с новичком в политике Аун Сан Су Чжи собрала 60% голосов избирателей, что гарантировало ей 80% мест в парламенте. Конечно, она их не получила. Выборы были отменены как никогда не проходившие. Следующие пройдут только через 20 лет.

Его дочери было тогда два года.

Дочь национального героя… Это может быть очень комфортабельным амплуа. Богатство, почет… Восточная принцесса получила западное образование. Школа и колледж в Нью-Дели, Оксфорд, Лондонский университет. Политика, философия, экономика, ориенталистика… Мать — посол в Индии, что дополнительно открывает двери в мир, а тут еще Генсеком ООН становится ее соотечественник У Тан, и она получает назначение в ООН в Нью-Йорке. Счастливая семейная жизнь венчает эту пирамиду благополучия и успеха. Ее избранник — молодой англичанин Микаэль Арис, одаренный ученый, специалист по тибетской культуре, одно время он даже воспитывает наследника бутанского престола. Они поселяются в Оксфорде, у них рождаются двое мальчишек. Космополитичная жизнь, академическая орбита — что может быть желанней…

И тут приходит 1988 год, резко поменявший все жизненные вехи. Он настолько густ на события, что хронометраж следует вести по дням.

31 марта. Аун Сан Су Чжи получает сообщение о том, что у матери инфаркт, и первым же самолетом вылетает в Рангун, чтобы быть у постели больной.

23 июля уходит в отставку генерал Не Вин — после 26 лет у власти. Улица закипает — кажется, пришла долгожданная свобода. Точка кипения пришлась на 8 августа 1988 года. Восстание 8.8.88 армия гасит огнем и кровью.

Это первая ее публичная акция, можно сказать, политическая конфирмация.

26 августа на площади перед Шведагонской пагодой в Рангуне собирается полумиллионный митинг. Главный оратор на нем — Аун Сан Су Чжи. Рядом с ней стоят муж и двое сыновей.

На демократические требования военные отвечают своим ГКЧП — вся власть передается Государственному комитету по восстановлению закона и порядка. Позже название откорректируют на более благозвучное — Государственный совет мира и развития (чистая орвеллиана). На смену единоличной диктатуре пришла военная хунта. Одной рукой она натягивает вожжи. Более четырех не собираться! Специальным актом подтверждено права на бессудные аресты. Но другая рука отпускает вожжи. Анонсируются парламентские выборы, при этом дозволена многопартийность — с очевидным расчетом, впрочем, на то, что множественность партий растащит оппозицию.

27 декабря умирает ее мать. Похороны вдовы национального героя превращаются в тризну, на которой дочь клянется служить своей стране, как ее отец и мать — до самой смерти, если придется.

Так встретились в критический момент бирманской истории Аун Сан Су Чжи и демократия. Массам, взыскующим перемены, нужно было имя, которое бы их осенило. Молодая женщина, вобравшая в себя культуру двух миров, услышала этот зов.

С этого момента ее уже ничто не могло остановить. Знаменитый эпизод 5 апреля в долине Иравади доказывает, что это не метафора. В тот день колонну, возглавляемую Аун Сан Су Чжи, встретила шеренга солдат. Они подняли винтовки, приготовившись к команде «Пли!», но Аун Сан Су Чжи даже не замедлила шаг. И так бестрепетно прошла через строй замерших, словно в ступоре, солдат.

Двадцатилетняя история этого домашнего ареста — эпическая сага противостояния. Противники гротескно неравны. По Акту о защите государства от 1975 года (статья 10б) любого можно без решения суда сажать под домашний арест сроком аж на пять лет. По «Закону об охране государства от угроз со стороны тех, кто намеревается совершить подрывные акты» (статья 10а) любого можно отправить в тюрьму. А у Аун Сан Су Чжи только прямая речь, только слова, каждое из которых подпадает и под Закон, и под Акт. Но удивительное дело, диктатура явно боится своей узницы.

Чем она занимается дома под арестом, спросили как-то Аун Сан Су Чжи. «Читаю труды по философии и политике, а также биографии выдающихся людей, которые мне присылает муж. Практикуюсь во французском и японском, — ответила она. — Играю на фортепьяно Баха…»

А еще она высказывается. В том числе таким радикальным способом, как объявление бессрочной голодовки вместе с требованием поместить ее в тюрьму рядом со схваченными в ее доме студенческими вожаками, которых подвергают пыткам. Голодовку она прекратит только тогда, когда издевательства над арестованными будут прекращены.

Хунта все время ведет с ней какую-то странную и при этом явно вынужденную игру. То хватка ослабляется, и к ней в дом допускаются иностранные послы и министры. А однажды с ней встречается сам глава военного режима в компании с другими генералами.

Потом хунта вновь срывается с собственной цепи и тащит сидящую под домашним арестом Аун Сан Су Чжи обратно на скамью подсудимых.Поводы — один фантастичнее другого. Например, неуплата налогов. С чего? С Нобелевской премии! Тут уже не просто злоба, тут зависть! (К слову, на нобелевский миллион был учрежден фонд помощи бирманскому народу в здравоохранении и образовании.)

Другой громкий процесс был устроен по еще более удивительному поводу. Однажды в ее дом на озере приплыл американец. Это был полный сюрприз. Обессиленному пловцу был предложен кров. Когда, восстановив силы, он поплыл обратно, его схватили. Аун Сан Су Чжи предъявили обвинение по статье «Нарушение режима домашнего ареста».

Генералам позарез нужно одно: чтобы она исчезла. Но убить ее они не решаются — это вызвало бы цунами внутри страны и бурю за границей. Окружить ее завесой забытья тоже не получается — она не молчит. К ней стучатся и то и дело прорываются политики и журналисты. Ее статьи в международной прессе, интервью, письма каждый раз становились заметным событием.

Сахаровская премия за свободу мысли (Европарламент, 1990 г.), Нобелевская премия мира (1991), медаль Валленберга (1991)…

За нее сражается ООН, страны АСЕАН, США, Великобритания, Япония, Европейский союз. Правительства сулят деньги за возвращение к законности. Грозят санкциями за упертость. Впрочем, Пекин и Москва выступают против санкций террористическому режиму. (Пекин — еще понятно: Мьянма — его клиент и вассал. Но Москва-то не может сослаться даже на материальные интересы. Сегодня история один в один повторяется с Сирией. Похоже, быть рядом с террористическими режимами — осознанный выбор. Это трудно понять, но и невозможно опровергнуть.)

Генералам явно доставляет удовольствие цедить миру «нет». Но и совладать со своей жертвой они не в состоянии. Беспримерный домашний арест — компромисс. Ничего больше генералы не могут себе позволить. Меньше тоже — это значит признать свое поражение.

Остается один выход — выдавить ее из страны. Аун Сан Су Чжи предлагается сделка: свобода в обмен на отъезд. Леди отвечает отказом. Разъяренные тюремщики пускают в ход психологический террор. Они давят на самое сокровенное и больное. Мужу и детям отказано в визах в Мьянму. Если она так скучает по родным, пусть летит в Лондон. При этом никаких сомнений — обратно в страну дорога заказана.

Ситуация драматизируется, когда выясняется, что у мужа неизлечимый рак и срок, отпущенный ему, исчисляется месяцами. У него одно желание — прилететь попрощаться. К последней просьбе умирающего присоединяются Папа Римский Иоанн Павел IIи Генсек ООН Кофи Аннан. Хунта посылает Папу и Генсека куда подальше.

27 марта 1999 года в возрасте 53 лет Микаэль Арис умирает в Лондоне. Аун Сан Су Чжи так и не сможет с ним попрощаться. Сыновей к ней тоже не пускают. Пока она пребывает под домашним арестом, у нее родятся внуки, но ей не дано их увидеть.

Мне несложно перечислить вехи этой поразительной судьбы. В моей памяти новый фильм Люка Бессона «Леди». Леди — это Аун Сан Су Чжи. Ее играет малазийская актриса Мишель Йео, поразительно играет, как если бы она была двойником своей героини. Фильм художественный, но сценарий, можно сказать, документальный — настолько точно он следует реальной канве событий. Забегая вперед, позволю себе сказать, что это, возможно, самый документальный художественный фильм, который мне довелось видеть. И самый художественный документальный. Фильм я увидел на недавнем Мировом экономическом форуме, публика там специфическая, и весь этот политэкономический бомонд стоя аплодировал видеообращению, которое прислала в Давос Аун Сан Су Чжи.

Фильм «Леди» снимался в Таиланде. На границе с Мьянмой воссоздали дом, где под арестом находилась Аун Сан Су Чжи. Это ее отчий дом, тот самый, на берегу озера, которое переплыл экзальтированный американец. Оказывается, он хотел предупредить ее о грозящей опасности… 2 мая 2008 года, когда на страну обрушился циклон «Наргис», с дома сорвало крышу, разнесло в клочья электрические провода, и хунта долгое время не давала произвести ремонт, так что Баха пришлось играть при свечах. Люк Бессон рассказал, что с помощью спутниковой аэрофотосъемки он постарался воспроизвести дом «до сантиметра», вплоть до того, под каким углом падают лучи солнца в разное время дня. Когда уже после завершения съемок он попал в настоящий дом, рассказал режиссер, он поразился: все вокруг было знакомо. Атмосфера в фильме предельно достоверная. Массовку играют беженцы из лагеря на границе. И еще в кино вошли сотни метров съемки, сделанной в Мьянме скрытой камерой.

— Где вы нашли такую замечательную актрису? — спросил я на пресс-конференции Люка Бессона.

— Это она меня нашла, — ответил режиссер. — Она принесла мне сценарий, чтобы по-дружески посоветоваться. Я прочел и спросил у нее: «А у тебя есть режиссер?»

Честно говоря, вопрос я задал, глупее не придумать. Мишель Йео — знаменитая гонконгская и голливудская актриса. Девушка Бонда в «Завтра никогда не умирает». Главная героиня в «Крадущемся тигре, затаившемся драконе».

А теперь из вечности — в актуальную политику. В Мьянме сегодня интересно.

Через двадцать лет после тех несостоявшихся судьбоносных были объявлены новые парламентские выборы. Политической арестантке №1 было предложено их освятить авторитетом ее партии, притом что самой ей баллотироваться запретили. Она отказалась. Правящая партия записала победу на свой счет. Несколько дней спустя, 13 ноября 2010 года, с Аун Сан Су Чжи сняли арест.

30 марта 2011 года военная хунта объявила о своем расформировании. Здесь теперь гражданское правительство.

…Три года назад мне довелось попасть в Мьянму туристом. Главный шок, с которым я уже не смогу расстаться, я сейчас постараюсь описать. Ритуальное буддийское сооружение — ступа, больше напоминающая склеп, могильный камень, чем храм. Представьте себе ряд ступ, вросших в землю или вырастающих из земли, самого разного размера и степени архитектурного совершенства. Многие ряды ступ, уходящие во все стороны, насколько может объять взгляд.Это мертвое царство ступ, заполняющее все пространство вокруг, имеет свое объяснение. После себя человек должен оставить не дом, не ферму и не фабрику, но ступу, славящую Будду. Пусть даже самую примитивную. Для этого — и ни для чего другого — приходит в эту жизнь человек.

Во вторую половину ХХ века Бирма вошла отсталой колониальной страной. Впрочем, не одна она. Но все ее соседи — дальние и ближние — так или иначе, рано или поздно нашли в себе силы для рывка в модерн. А эта страна застряла. И тут уже поздно кивать на колониальное наследие или вековые традиции. Тут вся ответственность лежит на правящем режиме. В 1962 году военные скинули гражданское правительство, с той поры они правили всегда. Всех, кто им мешал, они безжалостно убирали.

Они называли свою систему: «Демократия, содействующая расцвету дисциплины» — бирманский вариант «суверенной демократии».

Результат очевидный и закономерный. Им не на кого пенять. Военные оказались бездарными правителями. Они не только не смогли обеспечить требуемого прогресса. Они задушили все ростки развития.

…В уличном пейзаже Янгона (бывшего Рангуна) явно преобладали два цвета. Оранжевый — цвет хитонов буддийских монахов. И хаки — военная форма. Монахи и солдаты повсюду. Монашество — долг. Через монашество должно пройти все юношество. Накормить монаха — святое дело. Вооруженные солдаты патрулировали улицы как оккупированное пространство.

Другой мой бирманский шок — телевизионные картины солдат, расправляющихся с монахами. Когда восстают монахи, это означает, что перейдены все возможные границы. Картины избиения солдатами монахов окончательно убедили мир в том, что диктатура в Мьянме — за пределами всего.

Но теперь, кажется, и внутри страны нет сомнений, что военная диктатура — банкрот. Более того, внутри самой правящей касты пришло понимание исчерпанности модели. Отсюда перемены.

Скептики говорят, что все это вынужденные меры, и они направлены на то, чтобы снять экономические санкции, привлечь в страну капиталы… Мол, все это зыбко и ненадолго. А тут еще многозначительное предсказание главного астролога режима, что этим летом президента ждут серьезные проблемы со здоровьем. Астрологам в этой стране верят куда больше, чем политологам. И вообще, чтобы армия совсем ушла со сцены, а не просто отошла за кулисы — такого просто не может быть!

В это действительно трудно поверить. Никаких гарантий, что страна встала на нормальные рельсы, нет. Кроме одной надежды. Ее зовут Аун Сан Су Чжи.

На парламентских довыборах в минувшее воскресенье она одержала двойную победу. Безоговорочно выиграла в своем округе. И из 45 оспариваемых мест членам ее партии, по предварительным данным, досталось 40.

Тем не менее не далековато ли даже от триумфа 1990 года, если вспомнить, что в парламенте 664 места? Не так далеко. 22 года спустя хрупкая арестантка развернула историю своей страны в нужном направлении. Она не просто доказала, что была права. Она поставила военный режим на свое место.

«Мы верим в лучшее, но готовы к худшему!» — говорит Аун Сан Су Чжи.

# Аун Сан Су Чжи — о страхе

«В системе, которая отрицает существование основных прав человека, порядок дня начинает диктовать страх. Страх тюремного заключения, страх пыток, страх смерти, страх потерять друзей, семью, собственность либо средства к существованию, страх нищеты, страх оказаться в изоляции, страх поражения. Самая коварная форма страха — та, что камуфлируется под здравый смысл или даже мудрость, осуждающую как глупые, безрассудные, бессмысленные или бесполезные маленькие повседневные акты мужества, которые помогают человеку сохранить самоуважение и врожденное человеческое достоинство. Нелегко народу, обуреваемому страхом, привыкшему, что сила и есть право, освободиться от удушающих миазмов страха. Тем не менее даже при самой давящей государственной машине мужество поднимается раз за разом, потому что страх — неестественное состояние цивилизованного человека».

«Не власть развращает, но страх. Страх потерять власть развращает тех, кто наверху. Страх кнута развращает тех, кто внизу».

«Единственная настоящая тюрьма — это страх. Единственная настоящая свобода — свобода от страха».

«Никогда не давайте вашим страхам помешать вам делать то, что, вы знаете, правильно».

«Среди основных свобод, к которым стремятся люди, мечтающие о полной и нестесненной жизни, свобода от страха стоит особняком. Она и средство и цель. Народ, которому суждено построить государство, в котором сильные демократические институты учреждены прочно как гарантии против злоупотреблений государственной власти, должен прежде научиться освободить свое сознание от апатии и страха».

«Бывает дар бесстрашия, но, возможно, более ценным является мужество, обретенное через попытки, мужество, которое происходит из воспитания привычки не давать страху диктовать тебе поступки и действия, мужество, которое может быть названо «достоинство вопреки давлению» — достоинство, которое вновь и вновь возрождается перед лицом грубого нарастающего давления».

«Страх — это привычка. Я не боюсь».

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow