Митинги за честные выборы, – по мере того, как шок от их феерического старта проходит, – вызывают все большее брожение умов и недоумение. Протестное движение многим кажется каким-то политически неполноценным и противоречивым. Претензии к митингам сводятся чаще всего к следующим пунктам. Во-первых, в них подозревают нечто опасно революционное, некое расшатывание основ, за которым неизвестно что последует. Вторая претензия состоит в том, что у митингов нет начальства, а потому они «не способны к диалогу», к переговорам и компромиссу. В-третьих, считается, что у митингов нет полноценной политической программы, так сказать – видения будущего. Они, дескать, против, а не за.Ну, и наконец, многих возмущает соседство на митингах либералов, коммунистов, националистов и бог знает, кого еще.

Первоначально эти претензии были сформулированы властями, но среди здравых и даже умудренных людей чувство беспокойства по поводу политической неполноценности протестовтоже нарастает. Дело движется какой-то непривычной дорогой, и это настораживает.

Однако претензии эти, если разобраться, выглядят странными.Вот вы пришли, к примеру, в магазин, купили мяса, того-сего на 400 рублей. Протянули тысячу, вам возвращают 100 рублей и говорят: «Следующий». Вы – возмущаться, мол, где моя сдача, еще 500 рублей? А вам в ответ: бунт?! революция?! «Мужчина, я сейчас милицию вызову, если хулиганить не перестанете». Вы повторяете: я не бунтую, просто верните мне сдачу. Вам говорят: ну, идите в суд в таком случае, если, конечно, можете документально подтвердить, что у вас была эта тысяча; есть у вас документик? Вы все свое твердите тупо: верните мне мои деньги.«Ах, так!- говорят, внезапно смягчаясь,- хорошо, мы видим, вы самый приличный тут, в очереди, креативный такой. Давайте тогда решать это за столом переговоров, вступим в цивилизованный диалог. Вы назначьте своих представителей и четко сформулируйте, что вам не нравится конкретно. Может быть, освещение у нас плохое (мы, кстати, сами его собрались менять, решение уже принято), качество мяса вас не устраивает? Давайте назначим экспертизу. Вы только четко определитесь с претензиями, чтобы конструктивно обсуждать. Программа у вас, кстати, есть какая-то позитивная? Как добиться лучшего качества мяса, например. И вот, кстати, эти пресловутые 500 рублей, что вы с ними собираетесь, к примеру, делать? Пива на них купить? Или вам деньги ради денег нужны, просто из постыдного такого меркантилизма?»

Глупо, не правда ли? И предлагая переговоры, вам,в сущности, навязывают представление, что ваше возмущение обманом – это лишь предлог. Владимир Путин в сердцах так и высказался, что, мол, все эти разговоры о честных выборах – это чтобы захватить власть, и потом делать точно тоже, что и я. Однако и вполне серьезным, добронамеренным людям кажется, что выборы – это как-то недостаточно для преобразования страны. Должна быть еще программа.

По мне же, напротив, трудно придумать более содержательную, ясную, конструктивную и важную политическую программу, чем та, которая выдвинута митингами и которая сводится всего к трем словам: «За честные выборы». И дело здесь не в ее моральном пафосе. Наоборот, вопрос в некотором смысле сугубопрактический. Ибо что такое борьба за честные выборы? Это борьба за институты. Борьба за процедуру. Потому что демократия и право имеют в основе своей, в конечном счете, процедуру. А не сговор, между прочим.

Наш слишком богатый опыт неудач в области институциональных реформ требует какого-то более жесткого разбора полетов. Возможно, причина кроется в двойной ошибке: в желании «реформ широким фронтом», во-первых, и в уповании на «добрую волю» в качествеих основного двигателя, во-вторых.

Происходит это примерно так. Идеологи реформ искренне убеждены, что реформы должны быть комплексными и полными, чтобы перескочить всякие неприятные моменты роста. Они хотят построить зрелое и современное общество. А для этого у нас должны быть: сильная партийная система, развитое гражданское общество, независимый суд, хорошая полиция, эффективная бюрократия, подлинно независимые СМИ… Но пока этот список читают лишь до середины, общество, которому как приговор врача перечисляют его недуги, впадает в безнадежную апатию и теряет к процессу всякий интерес. А реформаторы приходят к убеждению, что осуществить масштабный проект можно только «сверху», с помощью правильной «власти».

И надо сказать, «власть» всякий раз с удивительной охотой берется за дело. Хотите дерегулирование – пожалуйста, хотите реформу судов – пожалуйста, милиции – да на здоровье. И не успел еще газон Репинского сквера очухаться от нашествия гражданственных ботинок, как гражданин Медведев уже взбежал на трибуну с кипой листков, в которых была изложена реформа политической системы. Заказывали? Получите.

Из всех этих потуг всегда рождался разной степени благообразия мертвый плод. По той простой причине, что главным стержнем институционального строительства должно стать собственно изъятие власти у «власти» и передача этой власти институтам. Поэтому с каким бы упорством, а порой и искренностью, «власть» ни трудилась над внешним и внутренним устройством институциональных гомункулов, у всех у них оставалось одно главное свойство – их дисфункциональность.

Но институты – это не дизайн гостиной, не прическа, не следствие «доброй воли» или полюбовной договоренности. Сутью института является принуждение. И пока мы не способны обеспечить принуждение, не будет и института. А один муляж.

Той модели, которой мы были привержены много лет, модели, где осознавшая свою ответственность перед будущим, правильная «власть», наконец, осуществит комплексные институциональные реформы, можно хотя бы в порядке эксперимента противопоставить другую. Модель, в которой общество консолидируется для принуждения к исполнению хотя бы одного, но функционирующего правила – правила для всех. Например, такого: выборы должны быть честными, и точка. И, кстати, видимо, именно существование такого общего правила, непреодолимой преграды даст импульс к постепенной трансформации других квазиинститутов. Потому что закон и суд, к примеру, станут потребностью не тогда, когда мы проведем какие-то хитроумные реформы, а когда угроза потери власти и с нею собственности (вследствие неопределенного исхода выборов) станет более или менее реальной перспективой для любого игрока.

У этого рассуждения есть еще два следствия. Первое: политические программы и «видения будущего страны» имеют мало веса сегодня и вряд ли могут всерьез увлечь общество, пока мы не можем принудить власть проводить честные выборы. А второе – да, нам придется стоять рядом с коммунистами и националистами. Потому что, во-первых, только на базе очень широкого консенсуса мы сможем добиться поставленной цели. А во-вторых, и потому, что одним из результатов борьбы за честные выборы будет как усиление левых (правда, более умеренных, без папаши Зю), так и легализация умеренных националистов. Ибо едвали удастся провести такую политическую реформу, единственными бенефициарами которой станут «Парнас» и «Солидарность». Не надейтесь.