И не в силах я бороться, Я спокоен, я встаю, У жирафьего колодца Я окончу жизнь мою.
Н.С. Гумилев. «Леопард»
Жирафьими их называют из-за узкого длинного «горла», идущего глубоко вниз, это сделано для того, чтобы вода, скопившаяся в колодце после сезона дождей, как можно меньше испарялась в жаркое время. В Африке такие колодцы есть около каждой деревни, часто они являются единственным источником питьевой воды.
Из-за страшной засухи, длящейся уже четвертый год, колодцы пересохли. Воды, которую завозят из других районов Кении, катастрофически не хватает. Дневная норма не превышает 100 граммов на человека.
Из-за постоянной жажды деревенские дети часто приходят к жирафьим колодцам. Не понимая, что они высохли, малыши ищут в них воду, иногда срываются вниз и гибнут.
Дадааб
Минувшей осенью я в качестве наблюдателя от UNHCR (комиссия ООН по делам беженцев) прилетел в Кению для посещения лагеря Дадааб.
Дадааб — это лагерь беженцев, находящийся на границе Кении и Сомали, в котором на данный момент находится более полумиллиона людей. В основном это сомалийцы, пытающиеся спастись от гуманитарной катастрофы, вызванной войной и затянувшейся на четыре года засухой. Прибыв в Найроби, я в тот же день выехал на север Кении в город Гарисса, от которого далее к сомалийской границе идет дорога в Дадааб.
В Гариссе мы взяли попутчиков до лагеря — сомалийца Абаза с женой и дочкой. Это случайное знакомство значительно повлияло на дальнейшее развитие событий, но это выяснилось позже, а пока мы доехали до конечной, как мне тогда казалось, цели моей экспедиции — лагеря Дадааб.
По совету Абаза осмотр лагеря мы начали с места, где проходят регистрацию прибывающие беженцы. В день население лагеря увеличивается в среднем на полторы тысячи человек, но несмотря на гигантское количество скопившихся в Дадаабе людей, все они по мере возможности обеспечены медицинским обслуживанием, продовольствием и водой. По признанию самих беженцев, самым трудным и страшным испытанием для них была дорога сюда. Дело в том, что террористическая организация «Аль-Шабаб», полностью контролирующая юг Сомали, запретила пользоваться машинами всем тем, кто хочет покинуть страну. Мол, «валите пешком». Людям, желающим попасть в Кению, приходится пройти сотни километров по безжизненной пустыне. Было страшно услышать историю о том, как из сотни жителей одной деревни до Дадааба добралось меньше половины…
Беженцы часто жаловались на лишения и трудности в Дадаабе, но как только я их спрашивал про Сомали и о том, не хотят ли они вернуться, смотрели с недоумением, словно я сморозил какую-то глупость. Наверное, так оно и было.
Аргани
Заканчивался третий день моего присутствия в Дадаабе. Солнце скрылось за горизонтом, лагерь погрузился в непроглядную тьму. Мы сидели в темноте на лежаках и строили планы на завтра. Абаз рассказал мне о страшной засухе, длящейся уже четвертый год на огромной территории, охватывающей юг Сомали и север Кении. А еще — о своей родной деревне Аргани, находящейся там. «Жизнь в деревне гораздо хуже, чем здесь, в Дадаабе, там до нас никому нет дела. Вы можете поехать туда и сами все увидите», — сказал он.
Я понимал, что это шло вразрез с целью моей экспедиции, но Абаз был прав, ситуация, сложившаяся в Дадаабе, была, безусловно, тяжелая, но не такая критическая, как ее преподносили СМИ. Было решено завтра же ехать в Аргани.
Деревня Аргани находится в 1200 километрах от Дадааба.
Чем дальше мы продвигались на северо-восток, все глубже проникая на территорию, охваченную засухой, тем безотрадней и страшнее становился окружающий нас пейзаж. Нам все чаще встречались люди, стоящие у дороги с надеждой получить хоть чуть-чуть воды. Мы раздавали, сколько могли. К концу первого дня пути багажник был пуст. К счастью, под вечер мы доехали до опреснительной станции, которую установила немецкая благотворительная организация NAVIS. Узнав о цели нашей поездки, сотрудники станции предложили взять воду для Аргани у них. Пока Чало и Абаз пополняли запас питьевой воды, я разговорился с этими бесстрашными людьми, которые не побоялись в этой опасной приграничной глуши добывать воду и лечить людей в походном госпитале. Душевно попрощавшись с ними, мы поехали дальше. К утру следующего дня добрались до Аргани.
К утру следующего дня мы были в Аргани. Абаз первым делом отвел меня к бетонному резервуару, который с начала засухи был для жителей деревни единственным источником питьевой воды. Год назад его ночью, по ошибке, разбила машина-водовоз. С тех пор воду в деревне жители набирают из небольшой пластиковой цистерны, ее привозят раз в неделю, иногда в две. Для пятисот домов деревни это невероятно мало.
К нам стали стягиваться местные. Я познакомился со старейшиной, сказал, что привез немного воды для жителей, и спросил, как и кому ее распределить. Решили отдать ее беременным женщинам. Одна из присутствующих устроила скандал: хотя она и не была беременной, но у нее на руках трое малышей. Слава богу, им тоже хватило воды. Привезенная нами вода была, конечно, каплей в море, но хоть что-то. Я пообещал старейшине, что по возращении домой попытаюсь обратить внимание на проблемы с водой в Аргани. Но таких деревень в тамошних краях — великое множество…
P.S. Этой зимой я полечу на сомалийскую границу, чтобы восстановить резервуар для воды в деревне Аргани…
От имени людей, живущих на истощенной засухой земле, я обращаюсь за помощью ко всем, кому небезразлична их судьба. Сергей ВЕРТЕЛОВ — специально для «Новой»
