События на Чистопрудном бульваре 5 декабря напомнили мне о Праге ноября 1989 года. Оставив в покое «исторический контекст» (разные времена, разные страны, разные люди, разные нравы), я просто расскажу, как 22 года назад начиналась революция, пусть и «бархатная». И в этом смысле российская дура-власть на Чистопрудном сделала уверенный и широкий шаг навстречу «своей», доморощенной революции (едва ли она будет «бархатной»). Наша власть в минувший понедельник наступила не на традиционные грабли. Наша власть (на то она и дура) шагнула на минное поле: когда и где рванет в следующий раз, можно только гадать.
…Так вот, как все начиналось в Праге? Забегая вперед, скажу — очень похоже.
17 ноября, Международный день студентов, студенческий митинг в пражском районе Альбертов, транспаранты над головами: «Требуем академических свобод», «Долой монополию одной партии!» После митинга студенты (до 10 тысяч человек) попытались прорваться на Пражский град и вручить петицию президенту республики Густаву Гусаку. Мосты через Влтаву перекрыли бойцы Корпуса национальной безопасности. Спецназовцы отсекли головную часть колонны, загнали ее на узкий Национальный проспект, блокировали с двух сторон и начали избивать людей (дубинки в руках, ноги в берцах). Никто не погиб, но по воздействию на психику это сравнимо с бомбежкой — диагноз специалистов.
На следующий день вдоль всего Национального проспекта (по протяженности это, конечно, не Ленинский проспект в Москве, но все-таки) горели свечи, сотни свечей — в память о жертвах «рассеивания» (термин, родившийся в недрах агитпропа ЦК КПЧ) студенческой демонстрации 17 ноября. В ответ на насилие забастовали театры и вузы, а власть, уже не полагаясь на напуганных чужой кровью полицейских, ввела в город части Народной милиции числом 20 тысяч человек. «Железный кулак» компартии готовился ударить по аудиториям, где дневали и ночевали студенты, по театрам, в которых митинговала интеллигенция. И вот еще что я запомнил: совсем небольшая, человек сорок, группа людей на Вацлавской площади в окружении гораздо более многочисленной толпы зевак… Чей-то голос: «Присоединяйтесь, не бойтесь, они ничего с нами не сделают, если мы выйдем на площадь и если нас будет много…» Потом я ходил в центр Праги как на работу (собственно, это и была моя работа — я тогда служил корреспондентом ТАСС).
На следующий день у подножия памятника Святому Вацлаву стояло человек двести, еще через день — уже тысяч двадцать. А дальше площадь прирастала десятками тысяч. Когда к митингующим первый раз обратился Вацлав Гавел уже в качестве лидера объединенной оппозиции, знающий человек сказал мне, что на Вацлавской площади и прилегающих к ней улицах тысяч триста, не меньше. В Праге к этому времени безупречно (интернета тогда еще не было, а телевидение ничем не отличалось от нашего сегодняшнего) работало «сарафанное радио» — информация передавалась изустно и стремительно.
Из самых сильных впечатлений тех дней: я видел, как людей покидал страх, они расставались с ним мучительно, памятуя о водометах, бронетранспортерах и дубинках. Страх выходил с болью, как ребенок из лона матери, как камни из почек. Но и после невыносимой боли, кроме опустошения, чувствуешь, что ты еще жив, что ты еще человек. «Мы люди!» — скандировали демонстранты на Вацлавской площади.
Финальный аккорд: 750 тысяч на Летенском поле (такого количества людей Вацлавская площадь не вместила бы). Телевидение ведет прямую трансляцию (журналисты наконец-то отказались выполнять преступные приказы начальства, потому что стало ясно, на чьей стороне сила). Неизменный модератор всех революционных митингов священник Вацлав Малый объявляет минуту молчания в память о жертвах коммунистического режима, и, кажется, будто кто-то выключил звук у огромного телевизора — такая наступила тишина. Только хлопает на ветру гигантский транспарант: «Революция снизу — у нас нет своих Горбачевых — победила!» Десятого декабря в 13.00 по среднеевропейскому времени на Пражском граде Густав Гусак принял присягу нового правительства и подал в отставку с поста главы государства. А под Новый год президентом республики стал Вацлав Гавел. Кто-то подсчитал: ему со товарищи понадобилось 10 тысяч минут (17 ноября — 10 декабря), чтобы победить.
…Конечно, история, тем более чужая, нас ничему не учит, но у нее есть своя логика.
