Обещанный в очередной раз конец света, теперь в 2012-м, вызвал жизнеутверждающее оживление на Алтае. Тысячи лет назад люди отсюда расходились по свету, сейчас сюда съезжаются. Это не назвать новыми миграционными потоками, просто отдельные люди продают квартиры в городах и устремляются в Уймонскую степь, о которой Николай Рерих пророчествовал: здесь, где чисто и звонко, будет воздвигнут Звенигород, новый центр знаний, творчества, культуры. Прятаться от существующей культуры, искать-строить иную сюда прибывает одна семья переселенцев за другой.

Уймонская долина — 35 верст. Поперек — от 8 до 13. Тут уже находили убежище от мира старообрядцы да беглые с кабинетских земель Кузбасса, демидовских заводов и рудников. Они тоже бежали не от одного физического, но и от духовного голода-нужды, тоже надеялись найти особенную судьбу и по-особенному встретить конец света. И лишь кажется, что сейчас сюда едут другие люди. Чем они другие?

Коммерциализация не апокалипсиса, но его ожиданий еще станет самым прибыльным бизнесом. Здесь на спасении мятущихся душ уже зарабатывают. Появились псевдонаучные обоснования, почему, когда конец света придет (чаще всего он отождествляется с новым потопом), здесь люди спасутся. Уймон — эдакий природный ковчег, равноудаленный от океанов, в центре Евразии, поднятый на тысячу метров над уровнем моря и защищенный со всех сторон горами. «Золотому миллиарду» тут не спастись, «бриллиантовой тысяче» — вполне.

Спасется кто или нет, но сейчас это уже действительно ковчег — в том смысле, что каждой твари по паре.

Сахарыч (Владимир Сахарович Музыков, алтаец) виртуозно водит японскую машину, живет в Усть-Коксе, рассказывает, когда мы летим по долине, что цены на землю растут сказочно, но пока всем всего хватает, и у него отношение к приезжающим ровное. Подозрение, что земля для местных и приезжих имеет разную цену, позже мне подтверждают. Называют разные цифры, проверить их невозможно. С москвичей, красноярцев или екатеринбуржцев попросят за 20 соток под жилищное строительство 2 млн, а то и больше. А еще здесь народ из Новокузнецка, Челябинска, Питера, Донецка, Крыма.

Едем мимо огороженного городка с автономными системами жизнеобеспечения. «Пограничники», — рассказывает Сахарыч. Далеко за военной крепостью сверкает на солнце крыша красивого резного особняка. Новосибирцы. Дальше ехать — красноярцы наставили трехэтажные сферические дома, их называют драконьими яйцами. Здесь же избы староверов из листвяги и пихтача, которым по 150—200 лет: лес валили два дня осенью и три — весной, соблюдая лунные циклы, избы крепче каменных.

Говорят, под индивидуальное строительство земля уже в дефиците. Многие деляны скуплены агентствами недвижимости. Вот один из сайтов, организованных для продажи уймонских участков от 50 соток до нескольких гектаров: сразу напоминают о 2012 годе, пророчествах майя, заявляют покупателям, что они приобретают не землю, а «билет в будущее»; ссылаются на мнение «местных старожилов»: дескать, затопит много земель, а Уймонская долина останется нетронутой.

Здесь уже встречали конец света, и старожилы вспоминают о тех днях с теплотой. Не потому, собственно, что не случилось, а потому, что они обогатились на понаехавших «бледнолицых братьях». Те пили и ели, как надо, эсхатологически — в три глотки каждый. Лезли голые в Катунь. Тот палаточный городок у подножия горы Белухи очевидцы оценивают в тысячи душ. Однако, прождав Судного дня кто неделю, кто чуть больше, народ — в основном интеллигенция из крупных городов — разъехался.

Не все радовались тому нашествию. «Та публика нам подпортила репутацию, старожилы к нам настороженнее стали», — Сергей Сапунков два дня водил меня по Музею Рериха в Верх-Уймоне. Точные слова, быстрый ум, сходство (как это часто бывает с учеными и экскурсоводами) с предметом изучения — особенно Сергей похож на Юрия Рериха: эспаньолка, глубокие глаза, что-то старорусское в манерах.

С Рериха и началось хождение интеллигенции в Уймонскую степь. Он был здесь в 1926 году, в 1967-м следы пребывания его экспедиции начинают искать барнаульские художники, в 70-х — уже паломничество: «рерихнутые», как их здесь называют, из разных концов СССР рисуют, снимают кино, собирают травки и предметы старины, «вбирают» энергию этих мест и добиваются от властей решения о создании музея в доме старообрядца Вахромея Атаманова, где останавливалась семья Рериха… С 1995-го новосибирская интеллигенция реализует мечты методом народной стройки. Приезжают вахтами (новосибирец Сапунков сейчас именно в такой командировке).

По лекалу рериховского музея (он и в Новосибирске, и здесь) возник еще один музей — солнца. Валерий Липенков, лаборант Института ядерной физики из новосибирского Академгородка, художник, чеканщик, резчик по дереву, в 1980-м строил экспозиционный павильон под Музей Рериха. Тогда и решил рядом создать Музей солнца. Сначала получилось в Академгородке, потом уже здесь, в Баштале, две версты от Усть-Коксы — видно его отовсюду, непременно завернешь. Удивительное собрание поделок на солярную тематику, прикладного творчества по материалам археологических находок: сотни солнц десятков культур и народов, умопомрачительные олени, без ног, но с клювами, летящие по небу за солнцем, маралы, на одном роге которых растет солнце, на другом луна, и прочие чудеса.

Уймонский ковчег — уже бренд, на эсхатологических настроениях бы и зарабатывать, пока «Единая Россия» не отменила конец света. Давать молодежи работу в рекреационной и курортной инфраструктуре — едут ведь не в норах и бункерах отсиживаться, а запомнить вкус чистой воды, запах снега, успеть насладиться — на ход ноги — свободой, привольем, пейзажами — в общем, всем, чем особенно дорога жизнь на этом свете. Речь, конечно, не только о тех, кто надеется спастись. Ежегодно в республику с 200-тысячным населением теперь приезжает более миллиона туристов. В этом году — уже 1,4 млн. В региональном правительстве прогнозируют, что в будущем, и недалеком, будет 2,4 млн.

Из Уймонской долины поставляли хлеб, масло, орехи, мед в Зимний дворец, к царскому столу. Позже частым гостем здесь был знатный пчеловод Юрий Лужков, здешний мед — особый. На что еще надеяться республике, как не на туризм и не на связанную с ним торговлю экологически чистыми продуктами, травами и корешками, пантами, медом, прополисом? На газопровод в Китай? Но какое он имеет отношение к экономике региона?

Впрочем, имеет. Индустриальные, вчерашнего дня, кондовые решения могут похоронить экотуризм, всю эту «зеленую» экономику, которая робко, но дает ростки в регионе и из которой можно было бы сделать постиндустриальную конфетку, мировой образец. Хочешь продавать красивые виды — береги их. Если построят трубу и дорогу в Китай, это, конечно, не помешает той части туристов, что приезжает жрать водку в предгорьях, недалеко от Горно-Алтайска. Но немало народа устремляется сюда еще за чем-то. И за последние годы число турбаз выросло в разы. Для чего и кого их строили?

Опыт освоения других регионов китайскими овощеводческими и лесозаготовительными бригадами демонстрирует, что после этих ребят остаются мертвые земля и вода: даже простейших не найти, ни амеб, ни инфузорий, ни их туфелек.

Из той же оперы — про трубу «Алтай» — предложение Грызлова помочь Верх-Уймону, и, благо, спикеру хватило соображения все-таки не строить старообрядцам молельный дом от ЕР: он по доброте своей душевной предлагал им — те, естественно, отказались. За царя не молятся, ничего от власти им не нужно.

Почему эта матрица в московском начальстве так живуча — пытаться осчастливить тех, кто в чужих заботах не нуждается? Почему так трудно не лезть со своими лапотными решениями в иную реальность? В Республике Алтай, например, появилась особая экономическая зона (ОЭЗ) туристско-рекреационного типа «Алтайская долина». Это сказка сказок, это даже не та древняя история, когда покоряли природу под девизом, что не могут ждать от нее милостей. Нет, на Алтае говорить об этом глупо, милости явлены, однако в регионе, где есть Телецкое, где множество других красивейших озер, в рамках ОЭЗ копают искусственный водоем и насыпают искусственные острова. Проект стопорится, бытует мнение, что ничего путного не получится, поскольку он неграмотен и инженерно.

Чиновники не то чтобы планируют превзойти природу, их интересы, понятно, прагматичнее. Только на переделку пейзажа подписан госконтракт на сумму более 1 млрд рублей. Урмат Князев, Эл Башчы (лидер) алтайского народа, депутат республики, невесело шутит: «В республике 10 административных районов, но у администрации их всего 5: ОЭЗ, ЖБИ (Майминский завод), аэропорт Горно-Алтайска, Манжерок (горнолыжный курорт) и агротехнопарк». Князев перечисляет проекты, в которые вливаются громадные деньги и которым власти уделяют всё свое внимание. «По районам не ездят, они только на этих объектах».

Приоритеты власти явлены со всей наглядностью. В симпатичном, чистом Горно-Алтайске и его пригородах все строения можно поделить на три сорта. Во дворцах обитают госструктуры и некоторые банки. Сорт второй — хоромы: предпринимательские офисы и вся туриндустрия — кемпинги, базы, стоянки, гостиницы. А те дома, где, собственно, и проживает население республики и всё, что связано с его жизнеобеспечением и социалкой, — сорт третий, так себе. Для чего в принципе республике такая власть, непонятно.

Многие оппозиционеры полагают, что глава республики Бердников не сам прирос к креслу, его пришили — дабы без проблем провести трубу и реализовать другие коммерческие мегапроекты, а сам он уже тяготится своей должностью. Похоже на то: даже депутаты жалуются, что с ним невозможно встретиться и поговорить. Стили работы бывают разные, но глава региона обязан отвечать на многочисленные вопросы, которые в сегодняшнем Алтае не могут не возникать. Власть с народом разговаривает, но весьма оригинально. Так, сразу за аэропортом вдоль Чуйского тракта идут масштабные вырубки и строительство. Тут же полно рекламных щитов, от которых можно было бы ожидать информации о смысле этих работ. Нет, на них — даты Сталинградской битвы, блокады Ленинграда, других событий Великой Отечественной. И повсюду уличные рекламные конструкции заполнены информацией о той войне. Нет индикатора четче: власть прячется. Удобно, память о войне свята, никому и в голову не придет критиковать.

России надо налаживать с Китаем, а также с Монголией и Казахстаном общий туризм на Алтае, трансграничные маршруты, строить аэропорты и гостиницы. 9 ноября с помпой и участием министра транспорта Игоря Левитина открылся после трехлетней модернизации, на которую государство выделило 1,1 млрд рублей, аэропорт Горно-Алтайска. Год назад порт купила частная компания «Сибмост» (и вложила в реконструкцию в 10 раз меньше). На открытии спикер алтайского парламента Иван Белеков констатировал, что сбываются предсказания алтайцев: настанет то время, когда мы сможем побывать от дойки до дойки кобылиц — в Москве и Петербурге.

Безусловно, радостное событие — не столько для доярок, сколько для туристов; обнадеживает и то, что в Горно-Алтайске и окрестностях уже полно гостиниц, турбаз, постоялых дворов, где достигнут вполне европейский уровень сервиса, где на ровно подстриженных лужайках пасутся кролики и козы. Но прелести курортной экономики тем скромнее, чем глубже забираешься в республику. В Уймонской долине первой встречает Усть-Кокса. В ее центре ни одного фонаря, вечером не видно ни зги. Провалившись по колено в яму посреди тротуара, добредаю до гостиницы. В прейскуранте значатся: номер с удобствами, номер с комфортом и номер с повышенным комфортом. Чем отличается повышенный комфорт от простого, меня приглашают ознакомиться въяве и выбрать номер эмпирическим путем. Пока поднимаемся на второй этаж, поясняют, что повышение комфорта заключается в т.н. «мягком уголке» и холодильнике. Поскольку это непринципиально, предлагаю смотреть номера обеих категорий. В первом отсутствует свет. Видимо, перегорели лампочки. Давайте, предлагаю администратору, поработаю электриком. Спускаемся вниз за лампочками к охраннику. Лампочек нет. Идем смотреть другой номер. В нем выломано окно, за голым проломом дождь переходит в снег. Решаю, что в третьем номере, что бы ни было, останусь. Здесь и свет, и стеклопакеты присутствуют. Они заклеены бумагой (видимо, чтобы не сквозило), и из них убраны все ручки, чтобы их не вздумали открывать-выламывать. Присутствуют также «мягкий уголок», холодильник, электрочайник и телевизор. Правда, на всё — одна розетка. Всё можно включать по очереди. А еще в углу стоит миска, полная пшена и семечек. От живности? Ага. Яд там? А чего такого, администратор замялась, виновато улыбаясь.

Усть-Коксинский район, конечно, тоже меняется. Восстанавливают не работающий с 1995 года аэродром, строят турбазы, но не это главное. Приезжие, с научными степенями, двумя-тремя высшими образованиями, рано или поздно идут воспитывать и учить; непонимание и настороженность аборигенов тают. Сапунков, подменив ушедшую в декрет учительницу, преподавал в сельской школе историю. Челябинский профессор — математику и информатику.

Кажется, как могут интеллигенты учить крестьянских детей крестьянским же ремеслам или резьбе по дереву или камню? Но когда ребенок приносит в дом денег больше, чем отец — а просто туристы купили вырезанные сувениры, — вопросы к «пришельцам» у родителей снимаются. От обретения новых, пусть прикладных, технологий меняется само содержание жизни, об этом мне многие говорили. Для чего-то здесь, где жить очень трудно, люди существовали веками, у них были общие смыслы, цели. Потом их потеряли. И жизнь отсюда утекала. Целью стало вырастить детей и отправить их подальше. Но вот приходят новые переселенцы и пробуждают местных, напоминая им что-то главное об этой земле, о жизни. И вот она уже заиграла новыми гранями.

На юге Красноярского края происходит нечто подобное уже на протяжении 20 лет: сюда тоже съехались тонкокожие из Москвы, Киева, Казани с аллергией на потребительскую цивилизацию, с оголенными нервами и упованием на целительные силы природы. Бывшие министры и бизнесмены, продюсеры и художники, кандидаты наук и полковники-ракетчики построили оккультный неосоциализм, называющийся Церковью последнего завета (ЦПЗ), она же община Виссариона. И, как в Уймонской степи, освоили те ремесла, что в деревнях забыты и учат им теперь местных ребятишек. Даже именуется эта затея одинаково — «Город мастеров». И здесь профессора преподают в школах и кружках, а экс-звезды столичного шоу-бизнеса дают концерты бабушкам, собакам и гусям.

Это — тенденция: люди уезжают из городов, ждут великого потопа, высаживают финиковые пальмы и авокадо. Религиовед Людмила Григорьева поставила ЦПЗ диагноз: «Игры для интеллигенции на свежем воздухе». Ну да, ролевые игры, сказкотерапия. Поскольку конец света всё откладывается, общине приходится жить, обретая тем самым статус традиционной. И адепты Виссариона, и новопоселенцы в Уймонской степи идут и во власть — в селах. В отличие от живущих по соседству староверов, считающих любую власть антихристовой, «нововеры» знают, как с ее помощью решать свои проблемы.

Сапунков: «Из городов люди едут сюда за самовоспитанием, самообразованием, обузданием эмоций. Но и местным мы не в тягость: сельский клуб мы отремонтировали, бабушкам новые крыши покрыли». Новосибирские профессора ищут и отправляют в свои вузы талантливых ребят. Рериховцы выставляют репродукции картин, и не только Рерихов, в ДК, школах, в колонии строгого режима, показывают свои фильмы. Организовали музыкальную гостиную: люди хлынули потоком. Ребятишки несут в музеи оставшиеся от прабабушек полотенца, сарафаны, куклы — они уже уяснили, насколько это ценно. Отцы этих детей осваивают новую работу и постигают новые смыслы существования здесь и сейчас.

Во многих регионах планеты научились так подносить объекты своей культуры, что они заинтересовывают весь мир, почему тому же не научиться на Алтае?