Я тут в майке обычно хожу. А когда курица кончается, еще от гриля какое-то тепло, но сегодня всех кур купили, так что нет обогрева. Я работаю до пяти утра, потом иду спать. Нас тут двое работает, я и сын хозяина. Хозяин — друг моего отца. Я приехал в Москву, знаешь, как — вообще… экстренно. Полгода назад. Я учился в институте экономики и экспорта, и тут отец звонит: приезжай срочно, есть место. Я говорю: э, дада (папа, узб.), куда я поеду. Он говорит: ты хочешь, чтобы я загнулся тут один? Бери академ и приезжай. А у меня там сестренки остались и мама — все. Мама медсестрой работает, сама понимаешь, какая зарплата. Жили мы только на то, что отец присылал.

Ну, я что, беру академ, отец присылает денег на самолет, покупаю билет. Моя девушка сразу плакать начала, да, говорит, найдешь себе, как твой отец. Это я ей рассказывал, ну, такая история, короче… Отец тут девушку нашел, ну и стал с ней жить. Молодая, в доме живет, где он работал. Мама не знала, конечно, но эта девушка ей позвонила и говорит: а вы знаете, что Камолиддин мой муж теперь? Мама, конечно, переживала, не ела, худая стала, отец звонит каждый день, она трубку не берет. Девушка эта сука. Я если бы ее увидел, не знаю что… Короче, мама тоже приехала, да. Папа девушку бросил, но мама такая стала, псих, один раз даже подрались они… А они тогда жили, как сказать, в доме, как сказать по-русски — ЖЭК? Да, в ЖЭКе. Соседи пожаловались на шум, и отца уволили. Он там за двором следил, лед убирал зимой. Мама такая стала, ревнивая. В общем, они поехали домой, а оттуда в Рязань работать, вместе. Мама сказала: больше я твоего отца не отпущу никуда одного. Нет, ну это правильно, мужчина же не может долго один. И моя девушка поэтому дома плачет, плачет…

«Какие-то парни приходят ко мне, одни и те же, и говорят: чурка, давай свою отраву!»

Московские девушки — красивые. Только такие, много себе позволяют. Шаурму почему-то больше мужчины покупают. Девушки нормальные редко, больше такие, которые пьют. Ночью часто приходят.

Живу я на квартире, для нас снимает хозяин. Нас там четверо, квартира маленькая, хозяин думает, что там двое живут. Стиральной машинки нету, холодильник есть. У меня дома за месяц до моего отъезда мама купила стиральную машинку — отец специально прислал деньги. Там теперь сестренка за старшую. Плохо, что они там вдвоем одни. Они же девочки. Старшей надо платить за контракт. Младшая тоже поступать будет, но она хочет в Ташкент ехать, потому что Самарканд вообще другой город стал. Там, знаешь, она себе даже мужа нормального не найдет. Все в России, или дети мажоров.

Вообще, Москва мне нравится. Я, знаешь, что думаю, надо по-русски научиться писать, и потом в институт тут поступить. Нет, я могу писать, я в русской группе учился, но это… плохо учился.

Мы же тут как животные… Такое к нам отношение. Какие-то парни приходят постоянно ко мне, одни и те же, говорят мне: чурка, давай свою отраву!

Я первый раз им говорю: если это отрава, не надо кушать. Они мне говорят: мы сейчас твою палатку тебе на голову наденем. И они ходят каждый день. А я не чурка, да. Я их язык понимаю. Шаурма свежая. Курица нормальная, огурцы нормальные, я вот в перчатках, как так можно? Не хочешь шаурму — иди в «Макдоналдс». Нет, каждый день приходят: давай свою отраву. Потом уходят. Отцу сказал, он говорит: не отвечай, а то убьют. Я не понимаю.

«Я хочу по-русски научиться писать. Можешь меня научить?»

Знаешь, какой самый главный вопрос? Я не хочу тут жить навсегда. Я хочу дома жить. А как? Отец получил гражданство. Я тоже получу — я деньги свои домой не отправляю, я на гражданство собираю (московский «шаурмен» зарабатывает от 15 до 40 тысяч рублей в месяц. Хамид называть свою зарплату, как и фотографироваться, отказался. — Прим. ред.). Там у отца есть какие-то знакомые, можно сделать. Еще несколько лет, да, и родители старые будут, они, значит, здесь жить будут, да, потому что гражданство. А где? В ЖЭКе? Значит, я должен что-то сделать, я же сын. Я не знаю, что. Я пока не думаю, я хочу по-русски научиться писать. Можешь меня научить?

Таджики много ошибок делают, я сам вижу, смотрю — ПИЛЬМЕНИ. Он же пельмени каждый день покупает, не видит, что там написано? Обычно шаурму кавказцы продают или таджики. Армяне еще. Женщины — никогда. Не знаю, почему. Наверное, потому что восточные мужчины лучше готовят, чем женщины. Хотя что ее готовить? Ты ее двадцать раз сделаешь, и с закрытыми глазами потом сможешь. Некоторые русские не любят капусту. Я сам не понимаю, зачем там капуста. В Узбекистане шаурма вообще другая. Там говядина, лук, соленых огурцов нет. Капусту кладут, потому что она дешевая. Дешевле, чем лук.

Я уже курицу как еду не воспринимаю. Я лучше пойду «Доширак» съем. И шаурму не ем. Ел первую неделю, а теперь не могу. У меня подружка тут есть, она мне все время говорит: Хамид, у тебя кошки в шаурме сегодня свежие?

«Я по дому скучаю, когда один в квартире просыпаюсь»

Я знаешь, когда больше всего по дому скучаю? Когда просыпаюсь, а никого дома нет уже, все на работе. И тихо. У меня дома, я когда просыпаюсь, мама уже завтрак сделала, соседка зашла, Гульноза, телевизор включили. А тут — тихо. Потом идешь — соседи на тебя смотрят, как будто я их дом ограбил. Один раз домофон замерз, я звоню в квартиру рядом, говорю: домофон не работает, откройте, пожалуйста. Она, женщина, мне говорит: я не открою, я тебя не знаю. Я там стоял час, пока дедушка с собачкой не вышел. Я понимаю, почему все чего-то боятся, Москва — большой город, много людей. Тут постоянно кто-то дерется рядом с рынком. Утром приходят какие-то люди темные туда. Но почему все злые — я не понимаю. И почему так бухают — тоже не понимаю. Попрошаек тут много, какие-то больные ходят, деньги просят. Такое место. Хозяин говорит — выгодное.

Я вообще ничего не знаю про власть, ты говоришь? Что такое власть? Ну, я знаю — Путин. Нормальный президент. Я по телевизору видел, как он пел. Хорошо пел, он же не учился, он же не певец. Наш президент не поет. Его даже по телевизору редко показывают.