В Москву приехал Майкл КАННИНГЕМ — прославленный американский прозаик, автор романов «Дом на краю света», «Плоть и кровь», «Избранные дни». Самый известный роман Каннингема «Часы» (в 1999 году автор получил за него Пулитцеровскую и Фолкнеровскую премии) стал в 2002 году сценарной основой знаменитого фильма Стивена Дандри «Часы» с Николь Кидман, Мерил Стрип и Джулианой Мур.

В России Каннингем представил новый роман «Начинается ночь» (перевод вышел в издательстве Corpus). В эфире телеканала «Дождь» ведущие Михаил КОЗЫРЕВ и Алекс ДУБАС предложили писателю сыграть «в слова». Каннингем согласился — и, кажется, в пятиминутном раунде переиграл современников. Козырев прислал тексты в редакцию.

Игра в слова

Майкл КАННИНГЕМ, Алекс ДУБАС и Михаил КОЗЫРЕВ

ДАНО:лысина, светофор, Иран, яйца, вдохновение, йо-йо.

ВРЕМЯна написание рассказа: 5 минут

Прямой эфир программы «Мгновения» на телеканале «Дождь»

Алекс ДУБАС:

«У светофоров в Ираненет сигнала «Внимание!». Этих желтых иллюминаторов, которые зажигаются между красным и зеленым. Только «Стой!» и «Иди!». Здесь всё без предупреждения. Вдохновленный дождем, я шел по вечернему Тегерану, продираясь сквозь толпу. Лавка лысого старьевщика, продуктовая лавка (яйца, молоко, сыр, конина); антикварная лавка со всяким барахлом (канделябрами, радиоприемниками из 70-х, игрушками, куклами,йо-йо, машинками)… И в этот момент я увидел Фатиху…»

Михаил КОЗЫРЕВ:

«Вдохновение посещало его каждый раз на подъезде к светофору. Он думал об одном и том же: где та рука, что швыряет его, словнойо-йо, с берега на берег, от терминала к терминалу, с пыльных улиц Ирана на колдобины латиноамериканских кварталов?.. Пока люди в соседних автомобилях ковыряли в носу, утирали пот со взмокших лысин или чесали яйца, он думал о вечном. О судьбе. О Боге. В детстве он же не мечтал, что вырастет и станет наркокурьером…

Он стоял на красном. Впереди несся поток машин. Не дожидаясь зеленого, он резко нажал на газ. Йо-йо! Свет погас».

Майкл КАННИНГЕМ:

«Светофоры на дорогах в густой тьме Ирана были идеальными, как желтки яиц: сочные, безмятежные, упорядоченные — только светлее от них не становилось… От них исходило холодное сияние, как от вереницы лун, подвешенных кем-то в пространстве. Лысина человека, бредущего под ними, отражала свет пунктиром — как прыгающая йо-йо. Это и было вдохновением; единственным, что его вообще вдохновляло. Этого было достаточно. Луна, плывущая вдоль вереницы лун… Он шагал в пустоте — безупречный, загадочный, рассекающий темноту, подобно небесному телу, от которого не оторвать глаз; он шел, излучая мерцающий свет, упоенный своим одиночеством…»