Брали всех подряд, с документами и без, конвейером штамповали постановления о депортации. За прошлую неделю негласная акция отмщения за осужденных российских летчиков переросла в неконтролируемый отлов по этническому признаку.
И усердие уже дошло до маразма. Сотрудники полиции ловят уезжающих таджиков с билетами на руках, отбирают деньги и прямо из аэропорта «Домодедово» отправляют в суды оформлять депортацию. Билет в Душанбе в среднем стоит 20 тысяч, ждать депортации за решеткой можно месяцами — но государство прокормит, государство заплатит.
Первоначально ФМС озвучивала цифру 300 — именно столько таджикских нелегалов планировалось выслать на родину. Сколько уже таджиков задержано, а сколько депортировано, неизвестно: официальной статистики нет. По словам представителя ФМС России Залины Корниловой, это «живой процесс», и о статистике говорить пока рано. Однако нам удалось узнать, что только в одном из восьми центров содержания иностранных граждан Москвы, в поселке Северный, сейчас содержатся 253 таджика. И в том, что все они нелегалы, лично у меня возникают большие сомнения.
В течение последних десяти дней Залина Корнилова категорически настаивала: рейды ФМС плановые и конкретно к таджикам отношения не имеют. Предположения о наличии политической подоплеки происходящего называла конспирологической теорией и способом пиара для правозащитников. «По статистике, каждый 10-й мигрант в России — таджик, вот и кажется, что их отлавливают больше всех», — объясняла она мне.
В прошлый четверг я отправилась в одно из московских отделений ФМС оформлять патент на работу для няни моего ребенка, гражданки Таджикистана.
Пока двое молодых фэмээсников (один с заплывшим глазом, по его словам, последствие празднования Дня сотрудника органов внутренних дел) пристально изучали документы, мы разговорились.
— Усиление по таджикам продолжается? — между делом интересуюсь я.
Вместо ответа один из фэмээсников, широко улыбаясь, берет со стола стопку талонов, с виду больше похожих на длинные кассовые чеки, трясет ими в воздухе:
— Пятнадцать депортов за один день — и только по нашему отделению, а в Москве их 123. Сама прикинь.
— И что, у всех документы не в порядке? — уточняю я.
— А это не имеет значения. Но ты не думай, у нас все строго по закону, — подняв палец кверху, декларирует он.
— Вот смотри, — он берет в руки миграционную карту, — тут не подчеркнута цель визита, значит, депорт.
— Но ведь карточка заполнена через компьютер самими пограничниками и выдана как действительный документ, — возражаю я.
— А это вопрос не к нам, а к погранцам. Или, например, указал цель визита — «частная», а сам работает здесь — депорт; число не указано — депорт, — увлекается фэмээсник. — Нужно продлевать патент или разрешение на работу, опоздал на один день — депорт (по закону делать это нужно строго за два дня до истечения строка действия патента). В каком бы идеальном состоянии ни были документы, причину всегда найдем. Тем более что эти чурки и читать по-русски не умеют, вот и подписывают в суде все, что им скажут.
— Я у вас была два месяца назад с этими же документами, почему тогда вы ничего не сказали? — Мысленно я уже прощаюсь с няней.
— А тогда была другая политическая обстановка, — еще шире улыбаются они.
После разговора с фэмээсниками мне стало еще любопытнее, что же такое подписывают депортируемые в суде. Выяснить это можно, только побывав в депортационном центре и пообщавшись с депортируемыми. Однако всю неделю ГУВД Москвы и начальство Центра в поселке Северном объясняло мне, что сейчас не лучшее время для посещений журналистов. Взяв знакомого адвоката, я отправилась в Центр без официального разрешения.
Адвокат Роза Магомедова работает в правозащитной организации «Гражданское содействие» и специализируется на проблемах мигрантов. После встречи с таджиками она выглядела удивленной. А я, изучив судебные постановления о депортации, почувствовала себя чуркой, хотя проблем с русским языком до этого не испытывала
Так, 11 ноября судья Преображенского суда города Москвы Орлова З.П. постановила депортировать Ахмада Рахмонова. При этом у Рахмонова при себе имелись паспорт, миграционная карта, а также регистрация в Москве до 26 декабря 2011 года включительно. Все документы подлинные.
Тем не менее судья Орлова на основе признательных показаний (!) обвиняемого пришла к выводу, что Рахмонов «находится на территории РФ без правовых оснований, длительно нарушая место пребывания». Об этом, по мнению судьи, свидетельствовал тот факт, что Рахмонов встал на учет в Северо-Восточном административном округе, а на момент своего задержания якобы жил на улице Красноярская, дом 5/36.
Необходимо пояснить, во-первых, согласно правилам регистрационного учета города Москвы, гражданин, имея регистрацию на территории Москвы, имеет право находиться и проживать в любой точке города. А во-вторых, ровно по этому адресу находится ОУФМС «Гольяново», где Рахмонов и был задержан. Он пришел туда сам — разбираться, за что схватили его племянника.
Теперь в паспорте Рахмонова красуется жирный штамп, запрещающий ему 5 лет въезжать на территорию РФ, он сидит за решеткой, обязан оплатить штраф в размере 2000 рублей, а его жена и трое детей остались в Москве без средств к существованию.
В тот же день, 11 ноября, судья Орлова поставила свою подпись под 17 подобными постановлениями, они написаны словно под копирку, разница только в фамилии обвиняемого.
Из четырех таджиков, с которыми удалось встретиться адвокату Магомедовой, обжаловать это решение согласился только один. Остальные наотрез отказались — боятся. В процессе конвоирования сотрудники полиции проводят профилактические беседы с гражданами Таджикистана, после которых у них возникает только одно желание — поскорее вернуться домой. Но и этой роскоши они лишены. В случае депортации покидать пределы РФ за свой счет миграционное законодательство позволяет только в экстренных случаях, как то: тяжелая болезнь, смерть родственника и т.д. А практика показывает: ждать депортации можно месяцами.
