Мы живем в той же стране, в которой родились. В Советском Союзе. Страна изменила свое название, сократились территория и народонаселение. Но ментальность осталась во многом прежней. Так что присутствие советского гимна в качестве гимна «свободной капиталистической» России, конечно же, не случайно. Мы все обознались в 1991 году, решив, что родилась новая страна. Для новых стран характерны пассионарность, духовный подъем народа, рост демографических показателей, завоевание территорий, социальная перспектива, которая формируется в идеологии.
Ни одной из этих тенденций нет в «новой» России. 20 лет — огромный исторический срок, и не верьте тем людям, которые говорят, будто 20 лет — это очень мало. За 20 лет, к 1965 году, поверженная атомными бомбардировками Япония заполнила весь мир своими транзисторами и относительно дешевыми «Тойотами». Была полностью восстановлена Восточная и Западная Германия. А в Советском Союзе только что окончилось бурное хрущевское десятилетие, давшее многим нашим людям отдельные, пусть и не слишком комфортабельные, квартиры. Тогда же были открыты ворота тюрем, и двадцатилетняя программа построения коммунизма — не просто хрущевская блажь. Это было последнее проявление нашей пассионарности. Высыпавшая на улицы восторженная Москва в день полета Гагарина (я был этому свидетель) — одно из маленьких доказательств исторического оптимизма, в котором еще пребывала нация.
Деградация стала все более заметна в эпоху Брежнева, лично ответственного за превращение романтической идеи «свободы, равенства, братства» в циничный и сонный маразм. И сегодняшняя депрессия, переходящая в отчаяние, во всех слоях российского общества — от наемного рабочего до чиновника высшего звена опровергает то, что мы живем в новой стране. Потеря перспективы и собирание чемоданов свойственны тем, кто ни во что не верит и ни к чему не стремится, во всяком случае на Родине. В. Путин назвал крах СССР крупнейшей геополитической катастрофой. Это выражение не совсем точно, можно его расширить и уточнить. Инерционное движение расколотой глыбы под названием Советский Союз продолжается, и с точки зрения реалий ХХI века — это движение вспять. Для меня, как художника, не слишком интересны статистические показатели, характеризующие наше сегодняшнее образование, медицину и систему правопорядка. Достаточно сходить в любую неправительственную поликлинику, и всё станет ясно. Меня интересует другое. Главный конфликт русского общества, раздирающий страну на протяжении веков — конфликт между бюрократией и народом, — не только не изжит в «новой» России, но все более набирает обороты. Истоки его не совсем понятны. Понятно лишь то, что идеей «слома государственной машины» и отправление любого государства на «свалку истории» (работа «Государство и революция» 1917 года) В. Ленин пытался этот конфликт разрешить, но потерпел полное поражение. Оно было вполне очевидно уже к началу 20-х годов прошлого века. Сохранились ленинские апокрифы со словами: «Мы, конечно же, провалились». И борьба позднего Троцкого против линии Политбюро вызвана пониманием масштаба этого исторического провала. Кстати, его отказ от ареста и расстрела Сталина в 1924 году, которое предложил командующий Московским военным округом, доказывает, что Троцким двигала не только жажда личной власти. При Сталине вместе с отменой ограничений привилегий для партийных чиновников и хозяйственников многовековой конфликт между правящим классом и народом начал разгораться вновь.
В наши дни он уже пылает вовсю и готов охватить Россию целиком, снизу доверху. Государство, в котором мы живем сегодня, это слегка подправленная ленинская модель НЭПа, принятая им по подсказке левых эсеров. При этой модели существует диктатура одной партии и сужение поля политических свобод для граждан. Однако хозяйственная мелкобуржуазная инициатива поощряется государством при оставлении за последним «командных высот» и «контрольного пакета акций».
В этой ситуации нам, остаткам русской интеллигенции, нужно прежде всего избавиться от иллюзий и спасать от пожара то, что еще можно спасти. Иллюзий у нашего сознания множество, и перечисление их может составить увесистый том. Например, что «ворюга мне милей, чем кровопийца». Покойный Бродский, наверное, переворачивается в гробу каждый раз, когда мы, с ученым видом знатока, мусолим эти строки, превратившиеся в трюизм. А почему милее, непонятно. И разве ворюга не может совместить в себе черты кровопийцы? А вот еще одно, отчего сводит скулы: «Народ безмолвствует». Какой народ? Пушкинский? Так он в «Борисе Годунове» молчит в ужасе. Откройте трагедию и посмотрите: четвертая строчка вверх от финала драмы… Мне русскую литературу во ВГИКе читала Л.А. Звонникова, замечательный литературовед, убедительно показавший, что пушкинский народ категорически отказывается славить нового неправедного государя, молчание — его протест, а не холуйство.
Пушкин первый знал, как те, кого считают «холуями», вдруг берут в руки топоры и стряхивают у дворянства пыль с ушей. Потому он и написал «Историю пугачевского бунта». Наш народ просто долго запрягает, и его «молчание», как правило, носит угрожающий характер. Или еще одно: «Власть отвратительна, как руки брадобрея». Это уже Мандельштам, что лишний раз доказывает то, что мы вышли из литературной цивилизации. Какая власть? Вся ли? Думаю, что нет. А лишь та, которая не контролируется снизу, не имеет обратной связи с рядовыми гражданами. Она — действительно не только отвратительна, но и бесперспективна. Другая же власть, имеющая связь с обществом, является мощным рычагом для решения социальных и культурных задач. Из этого же набора — «Не надо выбирать новых. Эти уже наворовались, а те только начнут…» А разве у «наворовавшихся» нет жен и любовниц? Нет детей? Нет внуков?… Конечно, есть. Им тоже многое нужно, этим детям. Поэтому понятие воровства при сословном обществе стремится к дурной бесконечности. Оно зависит не от контроля, а от воспроизводства рода. Поэтому племенной строй, с помощью которого Россия стремительно деградирует, не предполагает внутренних изменений.
Я давно замечал, что «коллективное бессознательное» «молчащего» народа оказывается умнее и дальновиднее мнения мудрых политологов, одетых в дорогие костюмы и проматывающих свою жизнь на международных конференциях. Вспомните, с каким пренебрежением этот «молчащий» народ отзывался о Горбачеве. И был прав. Михаил Сергеевич оказался порядочным человеком в приватном измерении, за это ему спасибо. Но в государственном измерении он сильно проиграл. И многие проиграли вместе с ним. Отношение же к Ельцину и Гайдару было уже в середине 90-х враждебно-отрицательным. Народное «бессознательное» каким-то особым чутьем распознало то, чего не увидели мы, интеллектуалы и «прекраснодушные пескари», — реставрацию сословной системы, усиливающую худшие черты советского строя, «капитализм» для своих, избавление государства от социальных функций. Гражданам достались приятные бонусы, подлива: свобода выезда за рубеж и материальное потребление, грозящее подменить все остальные функции человека. Основное же «блюдо» — контроль народа за бюрократией — было постепенно отнято к концу прошлого века и похоронено в уже наше славное время. Интеллигенция, кстати, была слита в то же отверстие, что и остальные социальные прослойки, не имевшие отношения к управлению. Парадокс состоял в том, что именно на плечах слитой интеллигенции Ельцин влез на свой танк, а Гайдар воздвиг себе «памятник нерукотворный», с которым теперь неизвестно что делать. Та приватизация, которая была проведена, и те залоговые аукционы, раздавшие собственность «своим», являются миной под нашим движением из «Калинина в Тверь», если выражаться словами одного небезызвестного рокера. Эту мину следует обезвредить, иначе она рванет.
Мы делаем всё, чтобы об этом не думать. О деприватизации сейчас вам не скажет ни один из действующих политиков. Понятно почему: это грозит кровью и потрясениями, от которых Россия устала. Эти действующие политики сейчас разыгрывают карту национализма, хотя она грозит России не меньшим скандалом, чем пересмотр приватизационных схем недавнего прошлого. Национализм, пожалуй, единственное чувство в нашем обществе, в котором еще осталась энергия. Это весьма печально, но с реальностью следует считаться.
Поэтому на извечный вопрос «Что делать?», нужно отвечать прямо и не пугаться неприятных выводов. Вывод первый: российский народ не может существовать без вселенской идеи. Имперская идея нам не по росту, потому что слишком мелка. Нам подавай космос и всю Вселенную. Такая глобальная идея у нас была еще совсем недавно — «свобода, равенство, братство», которые мы пытались осуществить даже на безлюдной Луне. Но американцы высадились туда первыми, и идея оступилась. Именно в ней, а не только в терроре была сила большевиков. В этой вселенской идее мы родня народу еврейскому, и внутреннее разложение наше столь же мучительно, как в сегодняшнем светском Израиле. Кстати, только там нас понимают и там еще можно говорить об этих вопросах, не опасаясь, что упекут в сумасшедший дом. Или наш народ исчезнет и переработается в биомассу, не имеющую культурных корней, или мессианская идея воскреснет внутри нас в том или ином виде в недалеком будущем.
Вывод второй: главная угроза нашей безопасности состоит во внутренней пустоте, которую с успехом заполнит фашизм в той или иной современной упаковке. Фашизм есть сакрализация маргиналитета. А маргиналов у нас теперь — чуть ли не половина страны. Фашизм сможет на какое-то время спаять остатки нации перед тем, как ей рухнуть в пропасть. Что может быть противопоставлено фашизму? На мой взгляд, только социал-демократическая идея. Демократы будут довольны второй половиной этого термина, социалисты — первой. Уверен, если что-то и дала Россия в области политической мысли, то только корпус социал-демократической литературы начиная с Плеханова. Создание полноценной партии, опирающейся на эти традиции, дело ближайшего будущего. Она более актуальна, чем полноценная либерально-правая партия. В конце концов, «Единая Россия» тоже в меру либеральна (если дело не касается выборов) и в меру правая.
Вывод третий: нам всем необходимо личное участие во всех гражданских акциях, какими бы «неполноценными», разрешенными или неразрешенными они ни были. Я долго думал, как мне поступить в день голосования на предстоящих парламентских выборах. Советовался с друзьями — статистиками и политологами. Вывод, к которому я пришел, парадоксален. Любая форма поведения для тех, кто озабочен сегодняшним положением дел, является ошибочной. Ошибка не прийти на выборы и прийти на них. Ошибка перечеркнуть бюллетени и заполнить их как надо. При любом раскладе у власти, особенно на местах, остается достаточно средств, чтобы подвести результаты под известную кальку. Поэтому из всех ошибок я лично выбираю ошибку, которая мне ближе, — я обязательно приду на выборы и проголосую за одну из двух партий социал-демократической направленности. К обеим партиям есть серьезные вопросы. Одна из них борется со следствием, а не с причиной. Другая — не хочет ни с кем объединяться. Но это моя «ошибка», которую никто не вправе отнять.
Вывод четвертый: интеллигенции нужно оставить свой снобизм по отношению к народу. То, что народ не достоин «великих реформ», — это уже стало общим местом, и здесь либералы вполне смыкаются с нашим правящим классом. И ведь сильно изменился этот правящий класс со времен Брежнева, во всяком случае в столице. Нами правят симпатичные подтянутые люди без животов, многие из которых годятся мне в дети. Они богаты и «всё понимают», отлично знают английский язык, носят джинсы и свитера, они сплошь западники, но вынуждены маскироваться под евразийцев вследствие того инерционного процесса, о котором говорилось выше. Народ, конечно же, их недостоин. И я не хочу дожить до того дня, когда народ поймет, что управленцы недостойны его, народа. Тогда произойдут неприятные вещи, для описания которых у меня не хватает темперамента.
И последнее. Я собирался писать эту статью о гуманитарных вопросах, а скатился к проблематике «пикейных жилетов». Я — действительно посторонний в политике, никогда ею не занимался и не планирую заниматься в будущем. О том, что здесь написано, лучше говорить людям, участвовавшим в управлении. Именно они могут компетентно объяснить, что именно построено и почему это «что» не поддается позитивной трансформации. Один из них — Андрей Илларионов напечатал сенсационное интервью в прошлогоднем «Континенте» о Е. Гайдаре. Оно будто провалилось в «черную дыру» и последствий в либеральном сознании, насколько я знаю, не имело. Большинство либералов до сих пор считают нынешнюю власть узурпатором великого демократического процесса, что крайне наивно. Есть и другой человек, который мог бы сказать о нашем генезисе всё, — но он упрятан в тюрьму на неопределенное время. Там он, кажется, не только уже искупил свои возможные грехи, но и грехи всего класса людей, к которым принадлежал.
Не стоит думать, что инерционный процесс вечен. Он когда-то закончится. И мы увидим, что из бетонных глыб проросла трава новой жизни, о которой мы пока не имеем представления. Всё, что мы, куски бывшей интеллигенции, можем делать сейчас, — это думать, лечить и учить (под последним я понимаю сугубо образовательные функции.) Нужно оставаться в России и бороться за ее культурное выживание. Но это уже тема для совсем другой статьи.
