15 сентября 1956 года в Ганновере двадцатиоднолетний Иванов на пару с девятнадцатилетним Стрельцовым дважды разорвали немецкую оборону. Каждый из них забил в тот вечер по голу, и сборная СССР выиграла 2:1. За год до этого немцев обыграли на «Динамо» 3:2. Дважды подряд выиграть у чемпионов мира, причем один раз на их поле? Это сейчас кажется невозможным, а тогда все было возможно, реально, спокойно и прочно. Прочны были коричневые фибровые чемоданчики футболистов, тяжелы их черные бутсы, и синие тренировочные костюмы с большими белыми буквами СССР на груди казались верхом элегантности.
Иванов и Стрельцов начинали во дворах послевоенной Москвы. Иванов на своей Авиамоторной обстучал мячом все стены и заборы, Стрельцов в своем Перове накручивал в дриблинге по пять человек. Оба играли в заводских командах: Иванов за команду ЦИАМа, Стрельцов за завод «Фрезер». Это сейчас путь в команду мастеров лежит через школы с шикарными вывесками и академии с пафосными названиями, а тогда люди стартовали из заводской команды прямо в чемпионы СССР, а с московских полей с серыми скамейками, на которых, попивая пивко и поплевывая семечки, гутарили дядя Миша и дядя Паша, улетали прямо в огромную чашу стадиона города Ганновера, под взгляды 86 тысяч человек.
Скуластые молодые лица, челки, крепкие подбородки, неизбывная уверенность в себе. Это знаменитое «Торпедо» образца 1960 года. Иванов и Стрельцов очутились в заводской команде не прихотью агентов, пять раз перепродающих игроков, чтобы срубить пять тонн бабла, а точным ходом судьбы. Оба успели до футбола поработать — один слесарем, другой сборщиком. В «Торпедо» (команда, кстати, одно время имела прозвище «Слесаря») они делали крепкий, как бицепс работяги, смачный, как рассказанный на улице анекдот, пролетарский футбол. Быстрый пас-перепас, быстрое движение, ударчики с мыска, протыкающие вратарей, удары с подъема, в которых ощущается вся мощь завода ЗиЛ, Автозаводской улицы и рабочего класса — вот что это такое.
Иванов, высокий худощавый парень, был мастером комбинационной игры. Он был ее конструктором. У него было все в порядке с техникой, отточенной в бесчисленных играх за двор, завод и клуб, и двигался он тоже неплохо — его манера бежать, сильно помогая себе на бегу руками, запоминалась сразу. Но еще лучше у него было с головой. Все, кто с ним играл, потом всегда вспоминали, что Валя — в игроцкие годы его звали Валей или даже Валькой, и только став тренером, он превратился в Козьмича — мыслил на поле комбинациями. Партнер Иванова должен был этому его стремлению разыграть спектакль в четыре паса соответствовать. А если не понимал, не соответствовал, не угадывал и оказывался дураком, то Валя Иванов раздражался на дурака и мог приложить сильным словом.
А что вы хотите? В той заводской торпедовской Москве, на всех этих Автозаводских и Кожевнических улицах, где Иванов был героем и кумиром, только так и разговаривали. И он этой речи тоже оставался верен всю жизнь. Я помню, как будучи тренером «Торпедо» — кажется, это было уже в девяностые — он однажды на бровке схлестнулся с Газзаевым. Все слова бурного диалога, который вели футбольные аксакалы, были непереводимы ни на один из мировых языков, но тот, кто вырос во дворе и провел жизнь под стук мячей, все прекрасно понимал. Так говорят в России мужчины, не сошедшиеся в трактовке офсайда!
В 1965-м Игорь Нетто, стоя в центральном круге поля в Лужниках, передал Иванову повязку капитана сборной. Со сборной Иванов выиграл Олимпийские игры и Кубок Европы. Со сборной он дважды выходил в четвертьфиналы чемпионатов мира, по дороге вышибая Англию, Югославию, Уругвай, но это только сейчас кажется успехом. А тогда люди, невооруженным глазом видевшие проплывавший в небе первый советский спутник, хотели многого, надеялись на большее. Осиянная улыбкой Гагарина, оставившая за спиной черную муть сталинских лет, отворившая окна с присохшими шпингалетами страна жила в упоении от свежего воздуха и свежего времени. И футбол тот был неповторим. И частью того футбола был вот этот человек с издавна знакомым лицом и вмещающей в себя всю Россию фамилией.
