СюжетыОбщество

«Третьего в Москве не найти»

Коренной москвич. Зовут Ренат. Возраст — 39 лет

Этот материал вышел в номере № 126 от 11 ноября 2011
Читать
Время сейчас такое настало — разучились пить. Раньше как было? Покупаем бутылку — ищем третьего. Мы ходили с бутылкой и искали. А сейчас что? Чем меньше народу, тем лучше. Купили вдвоем бутылку, забежали за угол, хлоп-хлоп — и все...
Изображение

Мы почти не интересуемся теми, кто живет у нас за стеной, – какие мысли посещают наших соседей, чем они живут. А ведь на одной с нами лестничной площадке порой случаются комедии и трагедии почти шекспировского масштаба.

«Третьего в наше время не найти»

Время сейчас такое настало — разучились пить. Раньше как было? Покупаем бутылку — ищем третьего. Мы ходили с бутылкой и искали. А сейчас что? Чем меньше народу, тем лучше. Купили вдвоем бутылку, забежали за угол, хлоп-хлоп — и все… Потому что на улице остались только хулиганы и молодежь лет по двадцать. Остальные по квартирам прячутся. Как тут третьего найдешь?

Но на улицу все равно тянет. Телевизор надоедает, а выйдешь во двор — и обязательно где-нибудь напьешься… Потом думаешь — зачем? Да ну на фиг! В выпивке, ты знаешь, работает закон подлости. Когда не хочешь выпить, сразу кого-то встречаешь на улице из знакомых — и началось. А когда хочешь выпить, смотришь в окно, на улицу выходишь, гуляешь, гуляешь, и нет никого. И домой идешь трезвый. Почему так? Не понимаю.

«Молодежь не умеет бить»

Молодежь безбашенная сейчас. Все на драку нарываются. А бить-то не умеют! На меня вот недавно напали. Сижу на скамейке часов в двенадцать ночи, никого не трогаю. Проходят мимо трое. Говорят: «Чтоб мы тебя тут больше не видели!» И дальше пошли. Ну я, конечно, сидеть остался. Возвращаются. «Мы же говорили: чтоб мы тебя больше не видели!» И начали бить меня. А бить-то не умеют! Хотят попасть по морде — и не попадают. Хотят ударить сильно — а бьют слабо. А я с ними драться не хочу. Потому что я с одного удара нос сломаю или челюсть сверну. Вот они помахали кулаками, а я им говорю: «Все, идите отсюда!» И они ушли. Даже синяков не осталось. Вот какая молодежь… Никогда не занимались спортом, пьют и курят с тринадцати лет, откуда у них силы?

Но вот когда они меня бить пытались, никто мне на помощь не пришел. Сейчас люди стали — каждый отдельно. Раньше крикнет девушка на улице «Помогите!» — выбегут из подъездов мужиков пять-семь. А сейчас если девушка кричит, думаешь, кто-нибудь выбегает? Выбегаю ли я? Я всегда выбегаю! Только все время опаздываю. Прибегаю — там уже все сделано: сидит девушка на асфальте, а сумочку уже отняли. Она говорит: «Что так поздно?» А я: «Извини, с четвертого этажа сбегал»…

«А помнишь девяностые, когда мы были слишком добрые?»

В девяностые мы закончили школу и стали думать — либо идти в милицию, либо в бандиты. Каждый решал для себя. И кто пошел в школу милиции? Кого в школе били, кого чмырили. Или те, у кого папа милиционер.

Был еще третий путь — коммерцией заниматься. Мы с друзьями пробовали. Начало девяностых в этом плане было самым трудным. Рэкет только начинался. Тогда все стекались в центр Москвы, каждый хотел иметь свою палатку… У меня пистолет был. Купил я его за 50 долларов. Ни разу так и не выстрелил: достанешь его из-за пазухи — все разбегаются.

Многие мои знакомые в девяностые поднялись… Почему я не поднялся? А ты не понимаешь, почему? Потому что я не ходил по головам. Может, я слишком добрый… Вот сейчас, когда с моими ровесниками мы в подъезде выпиваем, я говорю Андрюхе: «А помнишь девяностые, когда мы были слишком добрые?» Он кивает — помнит… А многие, кто по головам ходил, те поднялись, но многие все равно потом упали, потому что уже по их головам пошли… А не надо ходить по головам! Я верю, что все равно когда-нибудь повезет. Вот недавно я пять тысяч на улице нашел. И никому ради этого зла не сделал…

Знаешь, сейчас такое время — хуже, чем девяностые. Все путается. В начале девяностых все установилось — вот бандиты, вот коммерсанты, вот милиционеры, и все пошло прямо. Прошло время, и все опять пересеклось. И уже не отличить бандита от коммерсанта и милиционера. Вот ты можешь отличить бандита от милиционера? То-то! И я нет. Выходит из подъезда милиционер — лысый, в кожаной куртке, здоровый. И садится в джип. А сам — младший лейтенант. Вот скажи мне, на какие деньги он купил джип? То-то.

И сажают они ни за что. У меня много знакомых отсидели вообще за просто так. Посидит человек полгода, год, кому повезет — пару месяцев. Потом выпускают его, а он спрашивает: «А за что я все-таки сидел?» Ему говорят: «Извините, недоразумение».

«Не надо завидовать Путину»

Путин, Медведев, «Единая Россия»… Вообще не знаю, что сказать. Я их вроде как даже не замечаю. Так, с друзьями в подъезде иногда за бутылочкой поговорим: «Ты за кого голосовать будешь?» — «За Путина». — «А ты?» — «А я за Медведева». И чокаемся. И все, никаких споров…

Зачем я за них голосую? А за кого голосовать? Бывает, я везде прочерки ставлю, если, например, злюсь. И опускаю в ящик. Но кому это повредит или поможет? Ни-ко-му.

Мне интересно слушать Путина, когда он разговаривает, или Медведева, когда он выступает. Например, когда газопровод какой-то строят, или Медведев говорит, что будут дороги хорошие у нас в стране… И Собянин говорит, что станет полегче в Москве… Ты думаешь, снова врут? Может, ты и прав. Но мне кажется, что я верю. Какая-то же должна быть надежда, да? Вера в кого-то должна быть? Нельзя никому не верить. Вот мой принцип: если человек тебя обманул, ты потом все равно ему поверь. И ему стыдно станет… Его совесть загрызет. Не знаю, может, нашим президентам когда-нибудь станет стыдно, если мы им будем все время верить…

Но я не жалуюсь на них, нет. Путин смог добиться власти — значит, это его. Туда лезть уже не надо. А те, кто его критикует, — они-то не добились! И они ворчат у него за спиной… Оппозиция, говоришь, это называется? Ну хорошо, оппозиция. Вот кто-то критикует-критикует Путина, а сам почему не добился власти? Значит, ты не такой какой-то. У тебя же все в руках было! Нужно было учиться, работать. Может быть, ты бы тоже добрался до президента… А теперь ты только ворчишь и критикуешь. Не надо Путину завидовать! А то, что мы плохо живем, это не только вина руководителей. Это вина каждого из нас. Потому что не может всем быть хорошо в нашей России! Вот мы с тобой в элиту не попали… Да туда многие не попали, иначе бы Кремль треснул…

«Когда мы выпиваем, нам не важно — православный рядом, мусульманин, да хоть даже узбек»

Все мои друзья прекрасно относятся к церкви, все ходят на службы. Все православные, только я мусульманин. Но когда мы собираемся и выпиваем в подъезде (зимой) или на лавочке (летом) — нам не важно, мусульманин ты или православный, да хоть даже узбек…

Я соблюдаю наши мусульманские обряды — вот в августе мы целыми днями всей семьей не ели. И в мечеть хожу раз в год… И по-татарски я говорю… Спрашиваешь, как будет по-татарски «Давай выпьем»… (Задумывается.) «Аракей чабес». Что? Почему это нельзя мусульманину алкоголь? Ты что? Это кто тебе сказал? Мухаммед так не говорил. А писатель Омар Хайям — знаешь такого? Вот он сказал: «Без женщин и вина очень трудно жить на свете». А он святой считается!

…Как ты можешь такое спрашивать? Откуда я знаю, куда попаду после смерти? Не думаю, что в рай… Мне об этом трудно думать. Не хочу я об этом думать. Рано мне.

Конечно, хотелось бы еще пожить после смерти… Думаю, у меня получится. Потому что я слишком добрый человек.


«Я ездил по домам, детишек замерял»

А работ у меня много было… Сейчас одного коммерсанта вожу на тачке. Но редко — раз или два в неделю…

Когда-то я работал фельдшером в одном частном медицинском учреждении. Мне написали в трудовой книжке, что я окончил фельдшерские курсы, хотя я даже об этом и не думал никогда… Дали мне машину, и я ездил по домам, детишек замерял — какой вес, какой рост. Так прикольно было! Я часто это время вспоминаю…

Работал я и шофером — это вообще моя основная работа… Я возил замгосстроя России! Профессора одного. Такой мужичок был отличный! И машина хорошая была — с мигалкой! Возил я его с 2001-го по 2006-й. Я помню, когда он в отпуске был, я на его машине с мигалкой на юг поехал. С женой — я тогда еще женатый был. Все расступались! Все! Но в Краснодарском крае вдруг перестали уступать. Такой упрямый народ там оказался! А около Москвы все снова уступали…

«А ты думаешь, интеллигенция не пьет? Так пьет, что смотреть страшно!»

Мама меня все время ругает, что я пью. А не хватает чего-то мне… Чего-то нету… Вот есть люди, которым что-то интересно. Они идут домой, торопятся. А есть те, кому ничего не интересно. И домой они тоже не хотят. Вот таких людей я очень много знаю… Мы с ними встречаемся на лавочках или тут, у нас в подъезде…

Почему в России так много пьют? Чтобы разговор хороший начался. Что мы, сядем и друг на друга будем глядеть? Спрашивать, как дела? (Смеется.) Потом все равно кто-то скажет: «Может, пивка возьмем?» А через десять минут: «Что-то пиво слабовато. Может, покрепче чего?»

Если человек не пьет или редко пьет, он становится замкнутым. Он сам себе на уме, ни с кем не разговаривает. И пока не выпьет, будет молчать. А водка скрепляет людей… А ты думаешь, интеллигенция не пьет? Так пьет, что смотреть страшно! Я вот возил профессора… Привезешь его в компанию, а потом обратно приезжаешь через несколько часов его забирать. И видишь такую картину: один испачкал костюм, другой уже говорить не может, только мычит… галстуки развязаны, все к чужим женам пристают… А утром везешь профессора — он уже нормальный. Уже интеллигенция.

Или я художников возил. Вот они вообще всегда пьяные. Один, помню, попросил подвезти в мастерскую. А сам пьяный в ноль. Я спрашиваю: «Как ты кисточку-то держишь в таком состоянии?» А он говорит: «Я трезвым рисовать не могу!»

Все пьют, и раньше все пили — и что? И ничего.

«Вышел мусор выносить, сел в машину и уехал в Ялту»

Сейчас я живу с родителями, но комната у меня своя. Жена моя бывшая в этом же доме во втором подъезде живет. Когда встречаемся — здороваемся, интересуемся, как дела. Все хорошо.

А расстались мы с ней неожиданно. Я в Ялту уехал на десять дней, а ей не сказал. Когда приехал, она говорит: все, не могу больше. У моего друга тоже были проблемы — он вышел пьяный мусор выносить, тут мы его и сагитировали. Сели в машину — и вперед, в Ялту. По дороге купили сланцы, шорты, плавки… И на море!

Позвонили мы нашим женам где-то день на восьмой… Я толком не помню на самом деле (задумывается)… Да, точно, на восьмой. А один наш корефан вообще моря не видел за десять дней. Он утром спускался из своего номера в бар и пил до ночи. В Ялте у него запой начался. А в Москве прошел. Тогда он очнулся, на себя посмотрел, на нас посмотрел: «Вы чего такие черные?» — «А ты где был-то, Сань?» — «Не знаю, где-то в Подмосковье мы были…»

Жена полгода его пилила. Он ко мне потом долго ходил и говорил: «Ты что, дурак, что ли? Зачем поехал?» А я ему: «А ты что, не дурак, что ли? Мусор он пошел выносить…»

А мы с женой после этой Ялты совсем разошлись. Что? Да, наверное, ты прав, внезапным расставанием это не назовешь… «Нервов у меня не хватает», — сказала она.

Мечта? Какая у меня мечта?.. Я хочу ребенка. Лучше всего девочку. Я думаю, если она родится, то все сложится само собой. Тогда уже ничего плохого со мной не случится.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow