Сергей Вертелов — специально для «Новой», Земля Сурмы (формально — Эфиопия), www.himalaya.ru

«Донгу бросил — тайм-аут. На колени встал — ждет нового бойца, с кем еще биться. На спину лег — ждет поддержки болельщиков, пойте мне. Боевой клич — так же и коров своих зовем. Лучших бойцов все знают и боятся. Понимают, что крепко можно получить. А если человек в момент энергичного обмена ударами вдруг всё бросает и выбегает из круга — значит, он сдался. Удары колющие, то есть концом палки — запрещены. Четыре основных удара примерно таковы: верхний правый, замах от правого плеча, верхний левый и, соответственно, нижние. Блоков и защиты почти нет, оба бойца практически открыты, дело в скорости — кто первый ударит, и в силе этого удара».

Основные правила битвы на палках Сагне

Сурма

Когда мы оказались на границе Эфиопии и Судана, наш друг и проводник Фереу указал на перевал и сказал: «Там живут люди Сурма. Их женщины режут губу, а мужчины бьются на палках, заедем?» Увидеть настоящее Сагне, так называется битва на палках — «донга», было интересно для фильма, который мы снимали об Африке, и поэтому я ответил: «Заедем». Мог ли знать я тогда, чем это для меня обернется…

Сури (так называют сами себя люди племени Сурма) воюют с племенем Буми. Когда-то Буми и Сури жили вместе и держали общий скот. Как-то Буми украл у Сури козла, и на вопрос, зачем он это сделал, ответить не смог. Тогда началась битва на ножах и палках. Буми победили и выгнали племя Сури с плодородных и богатых солончаками земель. С тех пор между ними война за пастбища и скот. Угоняют друг у друга коров, а в Диме меняют их на «клач» (автомат Калашникова на языках всех здешних племен зовется «клач», но Сури называют его более ласково — «люща»).

Поселок Дима — это лагерь беженцев из Судана и Гамбеллы плюс три примыкающие к нему улицы с постоялыми дворами и лавчонками, забитые ширпотребом и фруктами. Вокруг — племена Нуэр, Ануак, Динка, Дизи, Сурма, Амхара. В Судане уже 20 лет идет война за нефть — оттуда непрерывном потоком идет оружие, поэтому здесь вооружены все взрослые мужчины поголовно.

Сагне — официальный инструмент правосудия. Поединок превращается в массовое социальное явление, сразу используется многими соплеменниками, родственниками, соседями, чтобы свести старые счеты, но не только это. Женщины приходят на Сагне, чтобы увидеть и приметить лучших бойцов; дети смотрят, как бьются их старшие братья и отцы, и учатся. К тому же Сагне заменяет радио: последние известия — кто жив, кто умер, когда, где и с кем будет следующая битва. Но прежде всего Сагне — это такое сконцентрированное пространство для социальной карьеры мужчины Сури. Само понятие мужественности в племени неотделимо от Сагне. Внешним атрибутом ее является фаллический символ — «гебе», которым увенчана каждая донга.

Еще день езды. Ландшафт быстро меняется: еще утром мы продирались сквозь густую чащу, а сейчас вокруг нас саванна, покрытая редкими зонтичными акациями.

Миновав селение Тулгит, наше авто, хрипя и отплевываясь красноземом, вскарабкалось на перевал. У меня даже дух захватило. Далеко под нами простиралась долина реки Кибиш — сердце нашего «затерянного мира». На желто-зеленом фоне саванны выделялись темные точки — кровли соломенных хижин Сурмы. Над поселком возвышалась гора Курум, которую мы прозвали Наутилус: так она похожа очертаниями на подводную лодку. В сумерках приехали в Кибиш.

В полной темноте идем через темный пустынный поселок к реке искупаться, и вдруг нам навстречу шаги и звук передернутого затвора:

— Стой! Кто идет?

Идентифицируемся, осветив свои лица фонариком. Из темноты выплыл силуэт. Это высокий, средних лет человек, атлетического телосложения. Голова его покрыта шрамами. Увидев, что мы не Буми, знакомится. Его зовут Арипула. Имя Арипула означает «Черный Бык с Белым Пятном». Вообще все сурмические имена имеют два основных вида происхождения: либо они связаны с внешними атрибутами и окрасом скота (белый хвост, красный бык), либо с событиями или местом при рождении ребенка (Баркоши — лес, Нгакоши — роща). «Бар» — приставка к мужскому имени, «Нга» — к женскому.

Вернувшись в палатку, записываю все это в дневник. На календаре 5 сентября, перед сном читаю высказывание индийских мудрецов на этот день: «Знание — есть уничтожение границ между собой и другими». Задумавшись, уснул.

Арипула

Завтракали у Арипулы. Пищу готовили во дворе на огне. Едим «дана» — обжигающе горячую плотную массу из обжаренной кукурузной муки, вроде мамалыги, и «чинуй» — мелкие тушеные капустные кочанчики, нечто среднее между брокколи и брюссельской капустой. Все это запиваем «гессо» — густой брагой из сорго, не столько хмельной, сколько питательной. Случись неурожай — и «гессо» станет едой.

Не будучи старейшиной племени, Арипула тем не менее пользовался огромным уважением у людей Сурмы и Дизи. Арипула был хорошим оратором, он владел искусством убеждать. Он был спокоен, нетороплив, жесток и предельно конкретен в переговорах и решении вопросов, но в то же время добродушен, порой как-то по-детски. Чувство юмора не изменяло ему, он понимал наши шутки, а мы, как правило, понимали его.

Арипула — признанный боец, на его дереве 401 зарубка (болисай), по количеству одержанных побед на Сагне. Первая его битва случилась, когда ему было около тринадцати лет.

Одного за другим он победил двух соперников, и дядя на радостях дал залп из автомата. Шло время, Арипула выигрывал бой за боем. У него за плечами было уже 140 побед, когда он увидел Нгатюрту. Она была молода и хороша собой. Арипула стал ухаживать за ней, и как-то раз она дала ему на битву оберег. К тому времени у Арипулы было уже 90 коров, большинство из них он угнал у Буми. 35 голов и автомат в придачу он отдал отцу Нгатюрты, это был его «гама» — выкуп за невесту. Она ушла в лес, разрезала губу, и через некоторое время они поженились. Прошло еще несколько лет, они с Нгатюртой уже нажили 4 детей, и тут Арипула встретил Нгаранджу. Вскоре и ее отец получил такой же «гама».

Расспрашиваем Арипулу, как первая жена ладит со второй. Оказывается, вполне ладят. А если начинают не ладить, Арипула их поколачивает. За пьянство тоже бьет. Правда, это касается в основном старшей жены, младшая пока не позволяет себе лишнего.

Осторожно интересуемся у Арипулы, не ожидается ли случайно в ближайшем будущем Сагне. «А как же! — радостно говорит Арипула. — Уже скоро. Будет большая битва. Осталось…» — он раскрывает две огромные пятерни перед нашими глазами, показывая, сколько дней осталось до Сагне, и немного подумав, загибает один палец. Осталось девять дней! Мы бурно радуемся, а Арипула снисходительно смотрит на нас. В языке сури есть особое слово «лойя». Оно имеет двоякий смысл. Первое значение: лиса. Второе: мужчина, который не бьется на Сагне. Мы для Арипулы — «лойя».

Женщины Сури

Эти девушки пока не помышляют о замужестве, и губы у них в порядке (с нашей точки зрения). Вообще поначалу мурашки шли по коже при виде разрезанных и оттянутых губ у женщин, свисающих изо рта, как толстенные вермишелины. Потом, конечно, мы слегка пообвыклись… Каждая девушка на выданье проходит подобную экзекуцию. Ответом на вопрос, зачем резать губу, служило общебытующее мнение мужчин: во-первых, это красиво, во-вторых, таков обычай — а как же иначе? Женщины, как правило, уходили от ответа. Очевидно, изначально эти обычаи имели одну и ту же цель — унизить плоть, уменьшить чувственность женщины, столь высокую у африканок. Акцент от флирта и секса смещается в сторону брака и материнства. Деревянный или глиняный диск — бургуй — вставляется в губу вскоре после разрезания и с течением времени заменяется другим, большего диаметра, и так, пока губа не достигнет предела своей эластичности. От размера бургуя, в частности, зависит цена выкупа невесты. Средний бургуй — величиной с чайное блюдце. Но порой нам попадались и такие, что размером были с метательный диск. За такую красавицу полагается не 30 коров, а 40, и еще два калаша в придачу. Разрезанная и оттянутая губа без диска уродливо свисает и болтается ниже подбородка женщины, когда же она вставляет бургуй, возникает, хотя и странное, но все-таки ощущение некоторой эстетической целостности. Появиться перед гостями, на сходке, битве, поминках, а также принести мужчине пищу женщина может, только «надев» бургуй, т.е.принарядившись. Разрезание губы называется «сигаро», и девушка, когда режет губу, год сидит дома. Происходит это, когда девушка уже помолвлена. Если из нескольких претендентов на невесту родители выбирают богатого, но нелюбимого ею жениха — есть вероятность побега с любимым. Как правило, за год беглые молодые успевают обзавестись первенцем и минимальным поголовьем скота, обычно этого достаточно для того, чтобы вернуться в родительский дом и избежать расстрела молодого отца.

Сагне

И пришел день Сагне… Сегодня воины будут готовить и потреблять гераре и докай — ядовитые корни, растираемые в воде и провоцирующие мощный рвотный эффект. Говорят, они убивают любую кишечную инфекцию. У реки, прямо в земле, делают лунки, в которых готовится взвесь из растертых корней с водой. Эффект возникает мгновенно, бойцы фонтанируют. Так бойцы проходят очищение перед битвой, полностью избавляясь от содержимого желудков, и заодно освобождают их объемы для серьезных порций мяса, крови и молока. Таково меню перед сражением.

Арипула с самого утра был напряжен, лаконичен, явно настроен по-боевому. Покупаем мясо, наши бойцы моментально усаживаются в кибитку при мясной лавке, разделывают его и принимаются готовить и есть.

Потом выдвигаемся к месту Сагне — на поле у реки Годоння. У самой реки все останавливаются и начинают тщательно раскрашиваться мелом. Воины выводят друг у друга на спине, груди и бедрах затейливые узоры и круги белым, желтым и красным, наносят боевую раскраску. Поддавшись общему возбужденному состоянию, мы решаем выбрить на головах узоры Сури. Один из воинов быстро и филигранно работает лезвием пару минут… и готово. Наши новые «прически» вызывают окрест удивление, впрочем, весьма одобрительное.

Нехитрые доспехи — плетеные волокнистые щиты, диаметром с тарелку, разбросаны вокруг. За многими воинами тянутся длинные разноцветные ленты — это «кому», девушки вручают их своим избранникам перед битвой. «Кому» придают Сагне романтический оттенок рыцарского турнира. Иногда цвета ленты соответствуют именам воинов: у Арипулы — черно-белая, у Олереги — красная.

И вот момент настал! Более тысячи человек сходятся перед нашими объективами в битве на палках. Гипнотические устрашающие гимны и приплясывания, черно-белые знамена, воины, разрисованные мелом и рыжей глиной, шрамами в виде леопардов, перьями и хвостами животных, — неужели все это явь?!

Пробираемся в самую глубь сражения. Удары палок очень сильны и весьма болезненны, случалось и нам получать палками. Похоже, болевой порог у людей Сурмы сильно отличается от нашего. На палочные удары они почти не реагируют. Палки со свистом рассекают воздух. Сухой треск ударов и гортанные выкрики. Прямо передо мной громоздятся черные спины, лоснящиеся от пота. Пытаюсь пробраться в центр круга, пролезаю ужом и выскакиваю на открытое пространство. Под ребра больно уткнулся приклад калаша моего соседа. Это все не важно. В объективе — крупно — черный бритый череп, густо залитый кровью.

Один из дуэлянтов был повержен наземь ударом в голову. Это нормально по законам Сагне, но материнский инстинкт не признает никаких законов, и мать лежащего в пыли юноши бьет обидчика.

Нам это хорошо видно, потому что на этот раз мы заранее выбрали точки съемок общего плана — на невысоких деревьях рядом с полем битвы.

Битва в разгаре… и вдруг появился целый взвод бойцов с автоматами, снятыми с предохранителей, раздались выстрелы. Люди вернулись с войны с Буми и потребовали прекратить Сагне. Выстрелы учащаются, и со своего дерева я вижу, как гурьба ребятишек стремглав прыгает с соседних ветвей и несется прочь. Стреляют поверх голов, и линия огня приходится аккурат на линию наших «засидок» на деревьях. Кто-то снизу дергает меня за ноги. Прыаю вниз и падаю ничком на землю.

Р ядом оказывается Арипула, уже слегка остывший после боя. «Пойдем отсюда, — устало говорит он. — Дерьмо эта стрельба. Всегда так. На палках надо биться. Стрельба обычно из-за мести начинается — за убитых мстят, за старые долги. Слава богу, так не часто случается…»

«Герси нинге» — «Без дерьма»

Часа три дороги домой, и в сумерках наконец приползаем в лагерь. Необходимо снять чудовищное напряжение: все бойцы смертельно устали, даже люди с камерой, которые, казалось бы, в битве участия не принимали, еле волочат ноги. Пьем много таджа — знаменитую медовуху, воспетую еще в сказаниях о царице Савской, легкую и душистую на вкус, по эффекту превосходящую шампанское.

Арипула произносит «речь» о том, что после этой Сагне мы стали членами его гуранняра (клана). Сагне была большая, настоящая, мощная, но мы вели себя достойно, снимали отважно. Бывало, забегали в центр круга, не боясь получить палкой по голове. Мы с удивлением слушали о собственной доблести.

Часа через два, основательно подогретая медовухой, задушевная беседа с «нашими» суриками приводит меня к вопросу: «Что, если жизнь меня забросит к вам без денег, пищи и одежды?» «Теперь мы вас знаем, — ответили они. — Мы будем готовить вам пищу и дадим одежду».

Под утро заходим в хижину Арипулы. Старшая дочь Нгатаги («Луна»), получает обновку — яркий фотай (плед), а Нгатюрта («Семья») — новый котелок. Арипула вручает подарки угрюмо и как бы нехотя. Потом все сидят в хижине на высушенных коровьих шкурах и смотрятся в блестящий котел, как в зеркало. Вокруг — похожие на мимов дети с вымазанными мелом лицами.

С рассветом наступил поворотный момент нашей были-небыли в дебрях Африки. Нам предстояла дорога домой.

Мы прощались с Арипулой до весны. Он поочередно обнял нас, бормоча: «Бер мач» (Thanks very much), и пожимая руку, сказал: «Герси нинге» — «Без дерьма».

P.S.Вернувшись в Москву и немного придя в себя, я вдруг заметил, что меня неудержимо тянет обратно в Сурму. Слишком многое вокруг стало казаться излишне рациональным и ненужным.

А позже я прочитал в дневниках Миклухо-Маклая: «На мою долю выпало редкое счастье — жить среди людей, непричастных ни к какой цивилизации».