Перед тем как ехать в Пошехонье, я для эксперимента спросила нескольких человек: как вы думаете, где оно есть, это Пошехонье? Двое сказали: в Сибири, один — на севере, еще двое сказали, что в сказке. Одним словом, все чувствуют, что Пошехонье где-то далеко (возможно, даже недосягаемо далеко).

Так ли это? И да, и нет. Пошехонье — город в Ярославской области. Население — шесть тысяч человек, а с окружающим районом — двенадцать с половиной. От Пошехонья до Москвы — 415 километров. Что по российским меркам немного. Как говорят в центральных областях, город находится «в радиусе активности московского дачника».

Но в то же время Пошехонье — очень далекий угол России. Край. И дело не только в географии, хотя, чтобы добраться до Пошехонья, надо ехать день. Сначала 4 с лишним часа (до Ярославля) на поезде, a потом еще около 5 часов трястись на стареньком пазике, который холят, как тощую корову в разбомбленной деревне.

Но Пошехонье далеко от Центральной России еще и по внутреннему содержанию своей жизни. По своему характеру.

Салтыков-Щедрин писал собирательно o пошехонцах, что они «были люди смирные и уклончивые. В пограничных городах и крепостях не сидели, побед и одолений не одерживали, кресты целовали по чистой совести, кому прикажут, беспрекословно. Вообще не покрыли себя ни славою, ни позором».

Это, я вам скажу, не стесняясь классика, всё неправда. И великий русский писатель (хоть и признался в эпиграфе к «Пошехонской старине», что имеет в виду некое обобщенное российское «Пошехонье») очень своим произведением пошехонцев обидел. Экскурсовод в местном музее оскорбленно поджимает губы, если спросить про Михаила Евграфовича. «Он у нас, — говорит, — никогда и не был, чтобы такое писать».

Я вам расскажу про то, какие пошехонцы на самом деле. Расскажу на конкретном примере.

Пошехонье сильно треплет нервы областному руководству. В прошлом году пошехонцы поперек воли «Единой России», — поперек, подчеркну, очень конкретно выраженной воли, — вознесли себе в районные руководители совершенно не того человека. До бунта не докатилось, но было очень близко к тому — отчего вышестоящие пошли на уступки местному населению. А сейчас этого народно избранного районного главу снимают через уголовное дело, дошло уже до областного суда.

По этому поводу в пошехонском городском кинотеатре (который, между прочим, до сих пор работает как кинотеатр) было объявлено «собрание городской общественности». Именно так, вот такая интересная формулировка. Меня на это собрание пригласила жена подсудимого главы района Н.Н. Белова — Надя Белова. Заочно мне про нее было известно только то, что она руководит городским музеем. Мне показалось, что это очень хорошая рекомендация для жены опального главы района. И я поехала на собрание.

Время было рабочее, но все равно народу пришло достаточно. Было много молодых. Тему собрания обозначили как «Гражданское общество и пошехонские реалии. Имеем ли мы право выбирать?». Конечно, костерили Чубайса и Москву, с горечью вспоминали советские времена. Цитировали даже Тэтчер и Бжезинского. Но в основном говорили про прошлогодние выборы.

После собрания мы с самыми активными участниками — трое врачей, учитель, водитель автобуса и Надя — пошли в лучшую городскую кафешку (на столах опрятные клееночки, в меню нет алкогольных напитков). И они рассказали мне, за что бьются.

Николай Николаевич Белов баллотироваться на главу района не хотел. До выборов он был в Пошехонье городским главой (а еще прежде — председателем работящего колхоза). На посту городского главы он начал сильно конфликтовать с главой района Владимиром Глебовичем Кабановым. Причин для конфликтов хватало: Пошехонье — хоть и отдельный городской округ, но в хозяйственном смысле сильно зависит от района. Тогдашний районный глава, как казалось Белову, не сильно пекся o нуждах города. Население замерзало — a район два года кряду не мог освоить спущенные деньги на реконструкцию котельной. Газификация — не мычала и не телилась. Дороги опять же… Да много вообще чего. И все знали, что с Кабанова спроса не было и не будет.

Короче, как говорит Белов, друзья и соратники уговорили выдвигаться на районного главу.

Кандидатур на выборы было заявлено много, но коренных претендентов было трое: действующий глава района Владимир Кабанов, выдвинутый «Единой Россией», и два самовыдвиженца: действующий глава города Николай Белов и главврач районной больницы Александр Халманов.

Оба самовыдвиженца составляли угрозу Кабанову, на которого ставила партия. Белова за это пожурили: нечего нарушать вертикаль. А с Халмановым случилось хуже. Районная прокуратура возбудила против него уголовное дело по факту трехлетней давности, когда в больнице умерла девушка, попавшая в ДТП. Врачи тогда признали ее травмы несовместимыми с жизнью. (К счастью, после выборов дело было закрыто за отсутствием состава преступления.)

Именно эти три фигуры — Белов, Кабанов и Халманов — вышли на повторное голосование, притом что первое место занял Белов, а разрыв между Кабановым и Халмановым составил всего 122 голоса. Позже Халманов снял свою кандидатуру со второго тура и выпустил листовку, в которой призвал всех своих избирателей голосовать за Белова.

Второй тур голосования был назначен на 31 октября. В смирное Пошехонье в этот день стянули силы ОМОНа, хотя город и район в целом вели себя как шелковые. Явка была больше 70%. Голосовал народ исправно. Один за другим шли с отдаленных участков сообщения от местных счетных комиссий, что победу одерживает Белов.

Пока вдруг не обнаружилось, что на двух городских участках — в кинотеатре и техникуме — бюллетеней в урнах больше, чем положено. А значит, результаты по этим участкам надо признавать недействительными. Но дело в том, что именно на этих двух участках, самых больших в Пошехонье, голосовало в совокупности 25% городских избирателей. Закон говорит: если будут забракованы бюллетени 25% голосовавших — это основание для признания выборов в целом недействительными.

Сарафанное радио сработало очень быстро: город вышел на площадь перед администрацией. К ночи стали стягиваться и деревни. На следующий день перед администрацией стояла полуторатысячная толпа.

И вот мы сидим в кафе, Сергей Михайлович Вакула, учитель немецкого языка из деревни Ермаково, теребит краешек столовской клеенки и вспоминает про тот день:

— Когда начали обрезать нашу победу-то, нам уже из города про то сообщили. Я вмиг обзвонил наших наличных учителей, напихал их в машину. Поедемте, говорю, за правду-то нашу постоим. Только потеплее одевайтесь. Кто знает, сколько стоять-то придется.

— Эта ночь для Пошехонья была в подлинном смысле историческая, — подхватывает Надя Белова. — Конечно, были одиночные провокации. Было и такое, что искренне начинали кричать: «Белова на главу! Белова хотим!» Но потом кто-то резонно сказал: «Тихо! У нас здесь не митинг — a стояние». И народ вмиг затих!

В этот момент от группы пенсионерок за соседним клеенчатым столиком отсоединяется одна бабуля, подходит к нам и говорит:

— Вы простите меня, я вмешаюсь, но вы еще должны сказать, что счетные комиссии с тех двух сомнительных участков в администрацию под конвоем милиции доставили.

Вброшенные бюллетени нашли и отбраковали (на них печать была поддельная, чуть меньшего диаметра). Но даже так выходило, что за Белова проголосовало около 70% избирателей. Члены местной ТИК рассказывают, что чуть не плакали. Ясное дело: раз не победил ставленник «Единой России», выборы надо отменять. Но под окнами безмолвствует народ. И совсем не в том привычном, безопасном смысле безмолвствует.

Сутки избирательная комиссия не вносила результаты голосования в систему ГАС-выборы, что, конечно, вызов всей стабильности электоральной системы. A спустя сутки пришла отмашка из Ярославля: ладно, бог с ними, — пусть пока будет Белов.

И из окон кабинета избирательной комиссии было, наверное, видно, как вновь избранный глава района взмывает над площадью. Народ качал Белова на руках, никак не хотел отпускать. Многие думали, что это победа, a на деле оказалось, что это только начало.

Я много говорила с соратниками Николая Белова. Они все какие-то нездешние люди. Словно из романа. Разберем, к примеру, личность того самого сельского учителя Сергея Михайловича Вакулы.

Молодой мужик, сам пошехонский, семейный, воспитывает двух дочерей. Несколько лет назад избрался депутатом своего поселкового совета. В депутаты особенно никто идти не хотел. Вакуле сказали:

— Серега, давай — ничего сложного, только руку вовремя поднимать надо.

— Сколько ж мы будем просто руку-то поднимать? Давайте уже как-то пошире жить! — вскипел Вакула. И все равно пошел в депутаты.

Рассказывает про свой народ, свою деревню. Нормальное, говорит, население — думающее o чем-то. Деревня нисколько не умирающая, как это привыкли все говорить. Живут люди, работают; есть у них школа, 15 детей живут только в этой деревне, остальные — из соседних.

В школе, где Сергей Михайлович учительствует, 13 преподавателей, из которых пятеро мужчин. Не без проблем, конечно: зарплаты небольшие, детские обеды — нищенские. Но на образовательном процессе материальная сторона не сказывается. Школа учит хорошо, что даже городские признают.

Поддержка Белова на последних выборах обошлась учителю Вакуле очень дорого. В прямом смысле слова. Дело в том, что область выделила деньги на строительство дороги к Вакулиной деревне и еще к нескольким попутным. Технику завезли, строительство началось. (А, кстати, начальник районного автодора Леонид Смирнов — близкий родственник Кабанова.) В свете приближения выборов учителю Вакуле было рекомендовано «в политику не лезть». Но он всё лез — и в итоге технику из деревни вывели.

Шла избирательная кампания. «Приезжал Кабанов с сыном. Царь и царенок — оба гладкие, красивые. Черные внедорожники издалека видать. И сами, и окружение — все тоже в черных плащах. Зайдут в ДК — и давай самовосхваляться».

В ходе агитации перед жителями деревни неоднократно была подчеркнута роль учителя Вакулы в приостановлении строительства дороги.

«Ну a ты — всё еще волк? — спрашивал Кабанов Вакулу. — Что, думаешь с шапкой пройдешь по селу — и на дорогу соберешь?»

Тогда Сергей Михайлович взял шапку и пошел по деревне. Собрал у народа 40 тысяч, еще от себя добавил пять, еще в долг у знакомых коммерсантов взял 60 тысяч. Дорогу, короче говоря, достроили, и даже сюжет про это показали по рыбинскому телевидению, но гладенький, без критики.

Вскоре на Вакулу вышел Герхард из руководства какой-то немецкой компании в Москве. «Очень, — сказал, — приятно, что вы так активны и что поддерживаете немецкий язык в России. Я желаю к вам приехать».

Приехать, конечно, пока не приехал — но с долгами помог рассчитаться.

Словом, лучше бы Салтыков-Щедрин выбрал другой пример для обобщений и бичевания общественных пороков, чем Пошехонье. Пошехонье никогда ни перед кем не стелилось, a, наоборот, всегда гордилось славой российской вольницы. В характерах людей, живущих здесь ныне, очень крутой сплав. Пошехонье — медвежий угол, защищенный от остальной России глухими лесами, прожорливыми болотами. Здесь находили убежище самые отчаянные — беглые каторжники, рекруты, крепостные. В пошехонские леса уходили раскольники, укрепляя своим примером решимость местных приверженцев старого обряда. И, к слову сказать, именно Пошехонье во времена царя Алексея Михайловича изобрело очень действенную форму гражданского неповиновения. Царь приказал прилюдно сжигать всех, кто отказывается креститься тремя перстами, согласно проведенной церковной реформе. A когда надзорное ведомство добралось до этого удаленного края с проверкой, как народ крестится, все Пошехонье собралось в церкви и самосожглось. Этот опыт распространился на окрестные деревни. «Пошли большие гари», — как говорит местный этнограф Лев Константинович Емельянов. Когда вести про радикализированное Пошехонье докатились до царя, он наложил мораторий на применение высшей меры к раскольникам. Правда, ненадолго.

И вот сегодня, когда я слушаю, как рассказывает про свою жизнь деревенский учитель Сергей Михайлович Вакула — рассказывает смеясь, нарочно наивничает в каких-то местах, — мне кажется, что у него внутри очень горячо еще тлеют угольки тех раскольничьих костров.

Ну a дальше было так. 8 ноября всенародно избранный глава района Николай Белов пришел в свой рабочий кабинет и первое, что узнал: буквально накануне администрацию покинули 23 ключевых сотрудника. Кто уволился, кто — ушел в отпуск. A пора уже было запускать отопление, и еще в районе имелись нетерпящие дела. Белов упросил четверых своих ближайших товарищей занять должности замов. Никто сам не просился.

Пару месяцев эти замы успели поработать — и по требованию прокуратуры были уволены. Причину районный прокурор Иванов пояснил так: по пошехонскому уставу надо было проводить на эти вакансии конкурс, a иначе проступают признаки коррупции.

По закону уволенным замам выплатили из районного бюджета выходное пособие в размере месячного оклада. Общая сумма на четверых замов получилась 150 тысяч 777 рублей 74 копейки. Прокурор Иванов сначала оштрафовал главу района Белова за то, что он задержал выплату замам выходного пособия на один день (денег в кассе не было), a следом — возбудил в защиту «неопределенного круга лиц» уголовное дело по статье «Халатность, причинившая ущерб бюджету».

Прокурор Иванов требует теперь с Белова взыскать 150 тысяч, a также запретить ему работать в муниципальном управлении два года. Если так случится — то, выходит, зря пошехонцы стояли год назад целые сутки на площади перед администрацией. Будут новые выборы (прошлые обошлись бюджету в 970 тысяч рублей).

1 сентября Пошехонский районный суд вину главы уже признал, но Белов остается при исполнении до тех пор, пока областной суд не рассмотрит его кассацию.

Не все в Пошехонье понимают, почему районный прокурор Иванов так неистовствует в отношении главы. Особенно если принять во внимание, что уволенные замы через месяц восстановились в должностях — уже по конкурсу (все, кроме одного, не имевшего двух лет муниципального стажа). Многие приплетают к делу одну неприятную историю с упоминанием прокурорского имени.

Глава района Белов, едва избравшись, с ходу завернул прошения от имени матери и отца прокурора (проживающих в Уфе) о выделении земли: на том основании, что оба участка — по 30 соток — находились в рекреационной зоне. Прокурор Иванов стоит на тех позициях, что родители ничего не просили, a заявления от их имени — провокация. Не знаю, может быть. Однако вот случился такой повод для разговоров, и теперь можно только гадать, как всё это влияет на прокурорскую активность.

У самого Иванова я тоже, кстати, спрашивала, что же это за неодолимая сила им движет: отчего ему так важно отвести Белова от управления районом. Прокурор высказался резко, в том духе, что его работа — разоблачать и пресекать беззаконие, кем бы оно ни творилось: «Мне абсолютно без разницы, кто здесь будет: Белов, Кабанов, Иванов, Петров…» Тогда я спросила его, не думает ли он привлечь к ответственности прежнего главу района Кабанова, который в течение нескольких лет не успел освоить областные средства, выделенные на ремонт котельной, a ближе к выборам зашевелился, втянул в район кредит на 36 миллионов — и на эти деньги отстроил котельную заново. Кредит заведомо невозвратный, району придется распрощаться с некоторым своим имуществом.

— Нет ли здесь преступления? — спросила я.

— Не знаю, все про эту котельную говорят, но заявления никто не подавал, — ответил мне прокурор.

A вообще я вам скажу, прокурор Иванов — это только с виду сухая законность. Но и в нем есть человеческие слабости. Мне, к примеру, рассказали, что в городе, несмотря на закон, есть две тонированные машины. Одна принадлежит главе, a другая — прокурорская. Прокурорскую я видела — она действительно сильно тонированная. Также я присмотрелась к машине главы — и оказалось, что передние стекла, как и предписывает закон, у нее абсолютно прозрачные.

— И давно ли вы сняли пленку, Николай Николаевич? — ненавязчиво поинтересовалась я.

— Да когда же? Да вот как волна запретная пошла по телевидению — так и сняли, — ответил мне глава.

В заключение, я думала, было бы правильно вам рассказать что-то про самого Белова Николая Николаевича, вокруг которого возгорелись такие страсти, и про то, что он успел сделать за год руководства Пошехонским районом.

Но потом я решила этого не делать. Потому что исчерпывающую характеристику Белову уже дал пошехонский народ, подавляющим большинством голосов избрав его своим главой. И вот еще отец Василий, настоятель церкви Успения Пресвятой Богородицы, очень интересную штуку рассказал:

— Я в политику не вмешиваюсь и не знаю, как считал избирком. Но в день выборов — я службу служил — бабушки в заздравных записках только одно имя писали. И я повторял всю службу: Николай, Николай, Николай…